Памяти мамы,

Стрельниковой Ирины Александровны

 

* * *

Тихо. Стреляют не здесь.

Расплескался коршун

Криком, слегка удивленным, по лесо-полю.

Небо в своих охватах — как будто больше,

Чем ему будет вволю.

 

Мягко играют птицы, волной летая,

Ныркая под лучи заходящих солнц.

Лужная колея, в красноте сгорая,

Прыгает до оконц.

 

Чаша небес от Воронежа полна морем,

Полна, как темно-ледная полынья.

Чаша небес плывет, покрывая горем

Тоненькие края.

 

Холод идет от сумрака, предгрозово

Скалясь, как звуки странного пво.

Чаша небесная просит еще улова,

Сытая все равно.

 

* * *

китом уставшим выбросись в кровать.

настала ночь о чем-то горевать.

луна желтеет дынной полурепкой.

она идет навстречу — колобок,

который непрестанно одинок,

сбежавший в никуда от бабки с дедкой.

 

смурная темень в угольный карат

повяжет глаз, как будто ты пират,

как будто ты плывешь за абордажем.

а это просто дырка от корыт,

в которой ты искомканно лежит

листовкой от недавней распродажи.

 

голодный ветер выдохнул затем,

чтоб опрокинуть в горло хризантем

ободранные головы соцветий.

мне страшно, что осина упадет.

пускай она, пожалуйста, живет.

хоть что-нибудь — живи на этом свете.

 

молочный путь не бел, не молочист,

не очень ярок, даже и не чист —

веревка от чужого чемодана,

который завязали — и несут

в охапке, надрываясь, там и тут

цепляя ноги зубьями бурьяна.

 

* * *

я сплю двое суток, когда мне дают возможность,

и линии штор опадают, как вечный ливень,

и сон зашуршит, как тропики, и их ложность

свивается белой трубкой в слоновий бивень.

 

заверчен и пульс, и сознание вьется вязом,

и нечем дышать, и слетаются города

в меня посмотреть и сказать: прилетай хоть глазом,

хоть мутным глазком погуляешь туда-сюда.

 

я не выхожу под солнце, мне все постыло,

нигде не тепло, лишь закованно и не вольно.

я лягу и буду будто бы я застыла,

как будто бы мне хорошо и почти не больно.

 

опасность атаки каких-то там аппаратов,

в которых язык сломаешь и скажешь «тля»,

ничтожнее сна, где мерещится ароматов

безумная мощь — цветастее, чем Земля.

 

* * *

Аленушка на бережку плакала

по братце свойском, куда пропавшем.

и в речку, как ключик студеный, капала

кручинка лютая о дне вчерашнем.

 

о братцах, с войсками истлевших в кости,

о мамке, смотрящей с ветвей березы,

болит, загибаясь, подвздох, и злостью

подчас выдыхает в хрипые слезы.

 

нечестно, Аленка, несправедливо,

что век обескровленный рядом бродит.

на свадьбу твою да с Ванюшей милым

маманя уже никогда не сходит.

 

чужие вон мамки покличут девок,

а дочкам замужним болтают сказы —

и злит, это злит, так, как зол обсевок,

когда он сиротством пустым наказан.

 

за эту неправедность ты, Алена,

себя ненавидь полютей, построже,

и волны завьются цветком пиона —

и очень приманят — со злостью тоже.

 

туда ли ушло пятьсот тысяч братцев?

и там ли — раз небо в реке живое —

еще раз нам всем суждено собраться —

и опочить в покое.

 

* * *

осталось остаться свободной хотя бы в одном —

в этой строке из хрустящей волны переломов.

так многое — все остальное — гуляет сном,

чужим лихолетьем, рычанием гончих-громов.

беги, раз преследуют, прячься у дома в вороте —

или иди, соверши, наконец, ошибку —

этого хочется: в дыме, золе и смороде —

в пламя — бежать, как зайчонок, легко и шибко.

хуже горящих деревьев нет ничего.

хуже пустой земли — полнота таможен.

здесь не растет картофель. кусту его

тоже налог на бездетность тогда положен.

как и кого нам, бабоньки, в мир рожать,

в русло земли, что пыль, опускать росточком.

общее наше горе — всегда бежать,

не ощущая точки.

 

* * *

1

соловьи говорят под дождем,

тонковетно сидят в темноте.

«мы тебя до утра подождем

на высокой своей частоте.

 

чи-чего ты задумался, мрак

поедая сквозь заспанный глаз.

из окна не летают, дурак,

ни под утро, ни в поздний час.

мы кричим языками поэм

и поем про осколки оков.

вот тебе и шипы диадем,

и манящие груди голгоф.

растекается лава времен,

умирают любимые все,

только так же у тонких окон

вы готовы страдать по весне.

освистав голубую луну,

приходи в непроявленный край.

видно звездочку только одну

сквозь гортанный вороний грай.

это чье-то окошко не спит,

это чьи-то ресницы мутны.

это твой ослепительный скит,

где ладони давно холодны».

2

из окна не летают, мой Бог,

и к тебе не допрыгнуть пятой.

колосится полуденный смог

над покатой и рыжей горой.

я приду к тебе с веткой цветка,

подрублю твой высокий крест.

тихим стадом бредут облака

в головах у твоих невест.

говори не со мной, говори.

я познала смиренность в том,

что высокие речи твои

говорятся не самым ртом.

потому мне не нужен ответ —

наконец-то и ни от кого.

расступайтесь. идет Назарет

умирать за себя самого.

 

* * *

я хожу и тихо плачу,

от угла — в тугую мгу.

«почему все не иначе?

я так больше не могу».

 

кто-то с тоненькой улыбкой —

грустно-легкой от джоконд —

невменяемой пылинкой

тихо по небу плывет.

«ты не плачь, родная Катя,

и, хоть слов не подобрать,

приходи в мои объятья

мокрым глазом засыпать.

попроси — я все сумею,

но тебе не расскажу:

безответно я белею,

как и нужно миражу.

так закон, таков порядок.

ты не видишь — знаю я.

умывайся без оглядок

свежей кровью бытия.

приходи. земля босая

будет в гости. будет чай.

что тебя я не спасаю —

ты уж, детка, не серчай».

 

У МОГИЛЫ

Маме

 

уходит время матерей,

их ладанок на теле.

косится холмик все мертвей

и дышит еле-еле.

уходит время теплоты,

приходит эра знаний.

как это страшно — быть на ты

с волной воспоминаний.

приходит время для боев,

но я никчемный воин.

я прошуршу изнанкой слов

в волне заупокоен.

никак от боли красных глаз

я не найду молитву.

так как же я в рассветный час

пойду в любую битву.

 

тут не моя опора — крест,

и я сама — чужая.

тут коршун плавает окрест,

стыдясь и угрожая.

 

и невесомо злит закат,

и губы, искривляясь,

ползут по полю — и кричат,

зубами обнажаясь.

 

сбегает ветер с пустырей —

гулять меж образами.

 

приходит время дочерей

с покрытыми глазами.

 


Екатерина Сергеевна Стрельникова родилась в п.г.т. Анна Воронежской области. Поэт, литературовед, литературный критик. Кандидат филологических наук. Старший преподаватель Воронежского государственного университета, заместитель декана по довузовской работе. Лауреат Исаевской премии для молодых литераторов Воронежской области (2023). Автор монографии «Неомифологизм раннего Маяковского» (2022). Стихи и критические статьи публиковались в журналах «Москва», «Подъём», «Prosodia», в «Литературной газете», региональных изданиях. Живет в Воронеже.