Доля земная
- 18.08.2025
* * *
Вот и вновь я дожил до весны,
до березовой ласки дожил…
А на южных дорогах войны
день за днем наши рвутся из жил.
Терпко дышит шальная весна,
под окном распустился каштан…
А на юге гуляет война,
горькой гарью пропитан туман.
К нам вернулись скворцы и дрозды,
скоро ласточки к нам прилетят…
И на крыльях усталой беды
возвращаются души солдат.
Остро чувствую этой весной
запах листьев и влажной земли…
И летят, и летят надо мной,
словно души солдат, журавли…
ВРЕМЯ ЧУДА
И опять расцветает сирень,
и опять приближается лето…
Что ж в глазах моих прячется тень
от весеннего яркого света?..
Этим дням просиять суждено
так сиренево, так белопенно!..
Время чуда… Но что же оно
так до слез невозможно-мгновенно?!
Лишь успеть бы вдохнуть благодать
непостижной любви дуновенья…
Да, конечно же, стоило ждать
целый год этих дней упоенья.
И останется лишь — заглушить
все в глазах неминучие тени,
лето, осень и зиму прожить,
чтоб увидеть цветенье сирени…
МЛАДШИЙ БРАТ
Уходят годы без возврата,
порой бесцветно семеня…
Но вот уже не стало брата.
Не стало брата у меня…
Мой младший брат…
Картины детства
бегут, роятся предо мной…
Как сердца милое наследство,
как звон весенний за спиной…
Мы без отца росли… Остудно
душа несла судьбы печать…
Крутясь, как белка, бедно, трудно
двоих нас поднимала мать.
Но были в нашем детстве светлом,
как дар желанный, каждый год —
деревня, летние рассветы,
цветущий, бабушкин, приветный
клубнично-сладкий огород…
И рос мой брат в том детстве славном
по праву слабости мальца…
В делах по дому был я главным,
и был ему я за отца.
Учил в футбол играть и плавать,
с собой в лесную глушь водил.
И по-боксерски крюком справа
при драке в челюсть бить учил.
Забылись те мои «науки»,
он стал и сам — отец и дед.
Так быстро повзрослели внуки!..
И только брата больше нет.
Как скоротечно все на свете!
Лишь звезды вечны в полумгле.
И жизнь течет, и солнце светит…
А мать и брат лежат в земле…
* * *
Мы останемся в августе этого лета,
не уйдем никуда мы с тобой из него.
В нем одни ото всех затеряемся где-то
и не встретим уже из других никого.
Пусть другие уходят осенней дорогой,
безвозвратной дорогой в сентябрьскую муть.
Мы останемся здесь, у реки неглубокой,
где наш старенький дом покосился чуть-чуть.
В нашем августе липы цветут голубые,
еле слышно шуршит красно-синий кипрей…
…Что-то громко крича, мы с тобой, молодые,
нам на встречу бежим из росистых полей…
Взявшись за руки, в ярких огнях иван-чая
мы бежим и кричим… Но для нынешних нас
август, в сонной реке предзакатно играя,
наши чувства собой до конца заполняя,
стал реальным, единственным светом сейчас.
Будут сны нам нашептывать травы густые,
утишая на сердце тревогу и страх…
Будут листья над нами лететь золотые,
и дожди, и снега — мимо нас в небесах…
* * *
Кем-то, наверно, нам было попущено
зло в нераскаянном зле…
Как-то Россия сумела без Пушкина
выжить на этой земле…
Кто-то пытался бессудно-расстрелянно
русское все сокрушить…
Как-то Россия смогла без Есенина
все эти годы прожить…
Кто окруженную гибельным холодом
все ж от отчаянья спас?..
Как в этом мире бездушно-расколотом
ей сохраниться без нас?..
СВЕТ ЛИЦА
Неизбежен жизни край,
безнадежен бег ее —
раздавай, не раздавай
сердце смертное свое.
Всех живущих ждет свой час.
Всем рожденным дан свой век.
Мы уйдем, но после нас
не иссякнут дождь и снег.
Не исчезнет запах трав,
шелест листьев, песнь скворца…
И бессмертно, мрак поправ,
сохранится свет лица —
в снимке на стене твоей,
в долгой памяти людской…
На кругах Вселенной всей
этот свет один такой…
Жизнь бушует в лоне дня.
Лес щебечет по весне…
Если вспомните меня,
помолитесь обо мне.
ДОЧЬ ДАНТЕСА
Он к себе у французов не имел интереса.
Но Леони-Шарлотта, третья дочка Дантеса…
Словно пламя и тени от трепещущей свечки,
словно Божий Дантесу бумеранг с Черной речки…
Все слова о России он в семье запрещает.
А Леони-Шарлотта наш язык изучает.
Чутким сердцем вдыхает голос русской стихии
и читает, читает сына дальней России.
Вдаль она бы хотела улететь вольной птицей…
И отца каждым утром называет убийцей.
И во сне к ней приходит этот солнечный Пушкин…
Но Леони-Шарлотту в стены мрачной психушки
отправляет папаша до конца ее жизни,
чтоб не знать и не слышать страшных слов укоризны.
Он почета достигнет, он сенатором станет.
Боль Леони-Шарлотты впредь в безмолвие канет.
И за восемь десятков жизнь Дантеса продлится.
Но Леони-Шарлотта перед смертью приснится…
ДОЛЯ ЗЕМНАЯ
Души оставшихся в двадцать четвертом
наших погибших солдат
с райским, трубящим, высоким эскортом
к Божьим пределам летят.
Черная сила их души не тронет.
(Божий всесилен предел.)
Там, в этих райских высотах, — догонят
тех, кто до них улетел.
Будут они ожиданье отмщенья
в нервах у нас бередить…
Или с высокой печалью прощенья
будут за нами следить…
Нам же, полету их трубному внемля,
свету их глаз и лица, —
доля земная — за русскую землю
дальше идти, до конца.
Павшие — в этой земле обретают
высшую степень наград:
в ней, как деревья, сердца прорастают
наших бессмертных солдат.
* * *
Эта весна мне как высшая милость —
к большей уже не взойду…
Мартовским солнцем душа обновилась.
Первая радость в году.
Мартовским светом глаза оживились,
воздухом влажным дышу.
В парке стволы у берез осветились…
И об одном лишь прошу:
Боже, оставь мне на дальние дали
свет белоствольных берез…
Чтобы в бессмертной душе без печали
я бы с собою унес
в первых лучах ознобительно-синих
ранней весны окоем,
утренний шум голосов воробьиных
в голых кустах под окном…
Валерий Васильевич Хатюшин родился в 1948 году в городе Ногинске (Богородске) Московской области. Служил в ракетных войсках в Сибири. Работал на строительстве КамАЗа и газопровода «Север—Центр». Окончил Высшие литературные курсы при Литинституте им. А.М. Горького. Автор более пятидесяти книг поэзии, прозы, критики и публицистики. Лауреат отечественных и международных литературных премий. Секретарь Союза писателей России. Главный редактор журнала «Молодая гвардия». Живет в Москве.
