МАЛОМЕТРАЖНЫЙ МИР

 

Врастая в грунт кредитов и квартир,

Ложась на дно районов многоспальных,

Мы создаем малометражный мир

Настольных пятен, надписей наскальных.

 

Насыщенный досуг, насущный хлеб.

В конце тоннеля — свет настольной лампы.

Теряясь в вышине, опоры ЛЭП

Несут равнину неба, как атланты.

 

Не жалко дни, как серые листки,

Срывать с дешевой календарной кроны.

Не страшно плыть в течении реки

В тоске провинциального перрона.

 

Но вынырнешь — а ночь так молода!

Висит звезда — холодный света сгусток.

Высоковольтный ветер в проводах.

И пусто, и светло.

Светло и пусто.

 

* * *

 

Солнца осеннего дали на сдачу —

День в одни руки. Шуршали монетки.

Мир в октябре бесконечно прозрачен,

Воздух нанизан на голые ветки.

 

Шаг — это шелест. Подденешь ботинком —

Сыплются рыжие тонкие тени.

Время растянуто, как паутинка

На волосах иссушенных растений.

 

Шаг — это шепот: скучаю — ну что ты…

Тихий салют над ступенями сада.

Над твоим домом летят самолеты.

Низко.

Наверное, к снегопаду.

 

РО-ЖД-ЕСТВО

 

И часть дороги в частный сектор

Лежит сквозь рельсы-провода,

Где мерзнет в темноте прожектор,

Как Вифлеемская звезда,

 

Лежат сугробы, сгорбив спины,

Дома до крыши проглотив,

И криком слышится ослиным

Издалека локомотив.

 

И вот он — свет, и крест оконный,

Вокзал, всеобщий и ничей,

Барак, поселок Станционный

И тополь с гнездами грачей.

 

Снаружи холодно и ясно.

Вокзал, гостей в себя впусти!

Тепло Младенцу, словно в яслях,

Лежать у города в горсти.

 

Грохочет скорый — мимо, мимо,

Но все слетаются, кто знал,

И семафоры серафимам

Дают посадочный сигнал.

 

МНЕ ПЯТЬ ЛЕТ

 

Мне пять лет, я сквозь звезды плыву на своей постели.

Наяву очень много того, что не в самом деле.

Почему я живу в этом странном неловком теле?

Почему я смотрю на свет из его глазниц?

Для чего оно мне? Я не помню, и думать жутко:

Если тело — вещь, то прочее тоже хрупко.

Небо может хрустнуть, как тоненькая скорлупка,

И безбрежный холодный космос польется вниз.

 

Я обычный ребенок, похожий лицом на папу,

Но со мной говорят скрипом двери и стуком — шкапы,

Я боюсь отвечать, чтоб не попасть к ним в лапы.

Я боюсь смотреть в зеркала, где не видно глаз.

Я ребенок, не верящий взрослым ориентирам.

Я приемник еще неведомых мне эфиров.

Я никак пока не могу примириться с миром,

Даже зная, что я живу в нем не в первый раз.

 

ТОНКОЛУНИЕ

 

Тонколуние. Ветка сжимает в руке цветок.

На ладони цветка спит зеленый блестящий жук.

Среди трав колыхается медленный тихий звук:

Юный папоротник раскручивает виток.

 

Сочный воздух дрожит зеленым сырым теплом.

Плавно сук качнется, пригнется слегка трава —

Словно серая шаль, бесшумно взлетит сова

И заденет месяц мягким большим крылом.

 

Тонколуние. Ночь отступает, лежит роса.

Сладковатая капля целует цветок в глаза.

 

* * *

 

Слова летят вперед, их так легко сказать,

Поскольку наш язык напоминает птичий.

По небу — вертолет, навстречу — стрекоза,

И общего у них чуть больше, чем различий.

 

Протяжный след баржи разрежет реку вдоль,

Но зарастет водой — покажется виденьем.

Так мы стремимся жить, переступая боль,

И учимся летать, преодолев паденье.

 

Слова летят на свет, закат на волоске,

На золотом виске, как в лампочке, горящий.

И прожитого нет, как следа на песке,

И будущего нет.

Мы дышим настоящим.

 


Надежда Александровна Князева родилась в городе Лукьянове Горьковской области. Окончила Арзамасский государственный педагогический институт. Работает учителем английского языка. Автор двух поэтических сборников. Член Союза писателей России. Живет в городе Арзамасе Нижегородской области.