Серебряный вечер

* * *

 Принаряжены в иней деревья.

Тишина и покой как в лесу.

Поспешает к колодцу деревня,

Коромысло держа на весу.

Поспешает, торопится к встрече,

Даже окна румянцем горят:

У колодца серебряный вечер

Разливает по ведрам закат!

Мы с тобою целуемся нежно.

Льется в ведра поток алых струй.

Даже счастье бывает безбрежным —

Ну, хотя бы в один поцелуй!

И дрожат под ладонями плечи,

И улыбчив, и нежен твой взгляд…

У колодца серебряный вечер

Разливает по ведрам закат…

Онемели мы, что ли, в разлуке,

От которой всего полчаса?

Только крепче сжимаются руки,

Только ярче сияют глаза.

Ни к чему оправданья и речи,

И слова, что звучат невпопад…

У колодца серебряный вечер

Разливает по ведрам закат…

 

* * *

 Живу в деревне. Крышу крою.

Строгаю доски. Делаю навес.

Питаюсь баклажанною икрою.

Она и здесь в ходу — деликатес!

 

А земляки, здороваясь степенно,

Бросают мне с усмешкою в лицо:

— Ну что, москвич, потеешь? Непременно,

Глядишь, за отпуск растрясешь пузцо.

 

И шуток рой дымится и клубится.

И вдруг, как на засыпочку, вопрос:

— Скажи-ка, брат, когда же так случится,

Что б лучше нам хоть на щепоть жилось?

 

Я вглядываюсь в ликов их обноски,

Не зная, чем обрадовать людей.

Краснею. Злюсь. Вколачиваю в доски

Шеренгу подзаржавленных гвоздей…

 

ТОПОЛЬ

 

Я, мальчишка, посадил тебя

В каменистую землю

под окнами

родимого дома.

Ты рос трудно,

открытый всем ветрам.

Но ты тянул свои ветви —

к солнцу!

Рос и я — тоже трудно,

без родительской подстраховки

карабкаясь по крутым

уступам жизни —

тоже к солнцу:

к знаниям, к культуре,

которые соединились для меня

в одном понятии —

город.

Давно

Мы с тобой в разлуке.

Жалеть вроде бы

не о чем.

Но столичный асфальт

и министерские коридоры

почему-то

мало

греют душу.

А ты сторожишь,

будто для меня,

родимый дом, в котором

давно живут

чужие люди.

И каждый раз, когда

еду на побывку,

из узенького окна автобуса

издали узнаю,

тебя, зеленокудрого.

И непонятно —

то ли ты

встаешь на цыпочки,

чтобы раньше всех

поприветствовать меня.

То ли я

встаю на цыпочки,

чтобы убедиться,

что твоя

хлопотливая листва

еще трепещет на ветру

жизни.

И каждый раз,

когда уезжаю в столицу,

долго вижу

твое

благородное чело,

постепенно скрывающееся

за горизонтом.

И непонятно:

то ли ты

встаешь на цыпочки,

все машешь и машешь

мне

прощально

и укоризненно.

То ли я

встаю на цыпочки,

чтобы хоть на минуту

продлить

расставание с тобой.

 

* * *

 Шел майский дождь. Игривая гроза,

Встречаясь с летом, ворковала тихо.

Усталый день шагал по лужам лихо,

Надвинув шляпу-тучу на глаза.

 

Ручьи вразброс… Свистков гаишных трели…

Машин нетерпеливая река…

От пляшущей вприсядочку капели

Лоснились их покатые бока.

 

И среди этой пестрой кутерьмы,

Среди потоков майского разлива

Стояли мы и целовались мы,

Прикрыв седины зонтиком стыдливо.

 

И слышал я прохожих голоса:

«Во, старичье, во, одурели, черти!».

Но ворковали тихо небеса…

Нам ворковали — вы уж мне поверьте!

 

---

Алексей Васильевич Манаев родился в 1949 году в Уколовском районе Воронежской области (ныне Красненский район Белгородской области). Окончил отделение журналистики Казанского государственного университета и Академию общественных наук при ЦК КПСС. Кандидат исторических наук. Работал в СМИ и на различных ответственных должностях в федеральных государственных органах. Государственный советник Российской Федерации I класса. Автор и составитель нескольких книг. Удостоен высоких государственных и общественных наград. Живет в Москве.