Последний маяк

Дарья Князева

 

* * *

Так медом недозрелый чернослив

в вечернем полумраке поливая,

болеть воспоминанием трамвая,

какого след десятки лет простыл.

И разобрали рельсы. И раздали

не по размеру платья, свитера…

Я вырастаю из себя и исчезаю,

заглядывая в дальнее вчера,

в медвяные такие вечера.

Там счастье — меж высоких фонарей,

где синее разбавлено пунцовым,

а «папа» не звучит еще отцово

и «мама» — обреченно, как теперь.

Или цедить сквозь грушевую крону

текущее по небу молоко,

в нем бусинки мерцают и не тонут

разбросанных в прорехах огоньков.

Нетленно лето и компот фруктов.

И я смотрю внимательно туда —

в замшелое бессрочное тогда,

что ныне, присно и вовеки будет.

В меня оттуда смотрит человек,

наивный незнакомый человек,

что верил в наилучшую из судеб.

Ему ложились в ноги чудеса,

хотелось изучать и осязать,

худое таяло, а лучшее сияло.

Но где-то состоялся перелом,

и смутное бесцветное «потом»

разбухло в непроглядную усталость.

Так павшим в Лету имя легион:

прозрачноглазым, вечным, золотым,

густы их чащи, реки глубоки,

и солнце светит с четырех сторон.

То были окончательно не мы,

но ясные стремительные сны

о том, как дети в мир вовлечены,

стихийно влюблены.

В осипший ветер, в сломанный забор,

в осенний неприкаянный простор…

И присно, и вовеки, до сих пор.

г. Воронеж

 

Савелий Кострикин

 

НАД МОГИЛАМИ УШЕДШИХ

 

Пора бы вспомнить мне о тех

Кто раньше нас ушел,

Покинув грешный мир утех,

Оставив в сердце шов,

 

Соединить небес мотив

Со стонами земли,

Грядущий год опередив

И строками залив.

 

Прольется горькая слеза,

Не оставляя след.

Им Богом выбрана стезя

Покинуть белый свет,

 

Когда все спят, забыв на миг,

Как коротка строка.

Они — сквозь нас глядят на мир,

И правда их строга.

 

Их взгляд, напоенный огнем,

Не охладит зима.

Он — правды луч с небес, а в нем —

Могильная земля,

 

Куда отправимся и мы,

Когда в конце пути

Предел нащупают умы,

Невидимый пунктир.

 

ПОСВЯЩЕНИЕ ЮРИЮ КУЗНЕЦОВУ

 

Имеющий слово в себе

Врастает корнями в эпоху,

Стремясь обеспечить в судьбе

Присутствие веры и Бога.

 

Имеющий слово во тьму

Приносит осколками света

Желание жизни, воткнув

Нож истины в зеркало смерти.

 

Имеющий слово — растет

Над явью, над смыслом, над волей,

Перстами святыми растерт

До дрожи, до хруста, до боли.

г. Воронеж

 

Владимир Сергачев

 

* * *

В эти сутки завершался век.

Столько бед осталось за плечами.

Падал новогодний снег.

Поздравления с пышными речами.

Веселился весь честной народ,

В каждом доме зажигались елки,

А в Чечне работал пулемет,

Вечность разрывая на осколки.

Черными глазницами домов

Их встречала смерть среди развалин.

Забирая русских пацанов —

Той войны исход, увы, печален.

Главная задача в эту ночь — не остаться в придорожной яме.

Чтоб отца смогла увидеть дочь.

Чтобы сын домой вернулся к маме.

Разгорелся пламенем Кавказ.

На седых вершинах капли крови.

Вряд ли кто-то вспомнит кроме нас

Подвиг безымянного героя.

Парня, что — как ты еще вчера —

Отгулял последний школьный вечер,

А сегодня смотрит трассера вместо новогодней встречи.

Что среди немых чужих вершин,

Прикрывал отход разбитой роты.

Комом в горле ненависть першит.

Захлебнулся вместе с пулеметом.

Сколько их таких простых ребят,

В тех краях непризнанно забыты.

Их могилы ивами шумят,

Тихо шепчут: мы же не убиты.

Мы остались охранять покой.

Под свинцовым непрерывным звоном.

Мы сквозь ветер говорим листвой,

У подножия встретим вас поклоном.

Передайте нашим матерям

С предрассветным дымом нотку грусти.

Пусть они не лгут календарям.

Нас вершины эти не отпустят.

г. Павловск,

Воронежская область

 

Елена Соловьева

 

* * *

Серебрится туман над городом…

Фонарей акварель размытая…

Эта осень не жалит холодом

И не ищет пустую выгоду.

 

Эта осень с кофейным привкусом,

Словно сказка давно забытая,

Из старинных листов папируса

В книгу жизни небрежно сшитая…

 

Эта осень на счастье щедрая,

Под ногами рассыпав золото,

С тишиной не спеша беседуя,

Не боится чужого холода…

 

В этой осени, чуть задумчивой,

Разливается запах ладана.

Эта осень с душой созвучная,

Вновь останется неразгаданной…

 

* * *

Щемящим одиночеством дыша,

Запутавшись в обманчивых сетях,

Замерзла чья-то светлая душа

В холодных одиноких февралях…

 

Ища на что-то важное ответ,

Спасаясь от удушливой тоски,

Откроет по привычке интернет,

Где души однобоки и узки…

 

Иллюзии придуманной мирок

С картинками чужими вместо лиц,

Где мысли утекают мимо строк,

Где пустота листаемых страниц…

 

Теряя драгоценные часы,

Теряясь в безразличии имен,

Здесь души вдруг становятся черствы,

Пролистывая судьбы, как альбом…

 

Но стоит посмотреть по сторонам,

Увидеть краски жизни наяву,

И словно пробудившись ото сна,

Почувствовать: ведь я еще живу!..

г. Воронеж

 

Надежда Третьякова

 

* * *

Смотреть в окно, прикинувшись невестой,

Фата и тюль — единое начало.

В душе темно, в груди бездушно-тесно,

Как мало света, мало, мало, мало…

 

И тень кольца белесою полоской

По теплой замше загорелой кожи —

Воспоминанием, осколком, отголоском,

Напоминанием о том, как мы похожи,

 

Напоминанием о том, что счастье было,

Казалось стойким, вечным непреложным.

И я была. Была, была, любила!

И счастье это делала возможным…

 

Теперь осталось тут, за занавеской,

Под легкий тюль забравшись с головою,

Смотреть в окно, прикинувшись невестой,

И тихо жить, прикинувшись вдовою.

 

* * *

                   Вечно молодым, вечно пьяным…

 

У Шелли сегодня в последний раз

Заклинили тормоза.

Бар наполняется. Пробил час,

От дыма болят глаза.

 

Эти глаза — что горчичный мед…

А в голове сквозняк.

И Шелли танцует, она поет

И пьет дорогой коньяк.

 

У бармена стойка натерта, как ствол

Начищенного ружья.

И падает Шелли за пьяный стол.

И вермут берет в мужья.

 

Нынче сочится густой тоской

Распахнутая душа.

И пьет с еле трезвой Вдовой Клико

Шелли на брудершафт.

 

И там, где в раздрайвленном кураже

Пора бы замедлить шаг,

Шелли срывается на вираже

И не тормозит никак…

 

Бармен хорош! — молчаливый врач

Душ, отыскавших дно.

И Шелли пирует, несется вскачь,

Наполнив бокал вином…

 

Под утро слетает с души труха…

Ставши совсем больной,

Не утопив своего греха,

Шелли бредет домой,

 

Где без причины на то убит

На исцеленье шанс.

Зеркало морщится и рябит,

Но это в последний раз.

 

Шелли молчит…

Распахнув окно,

Шагает в рассвет звездой,

Числясь навечно ушедшей, но

 

Пьяной

и

Молодой…

 

* * *

Из печали, из печали

Будет выкована вечность,

Там, где сосны раскачали

Синеву и бесконечность.

Опрокинутые тучи

Разольют на мир чернила,

Мир искомкан, мир измучен,

Ночь перчатку уронила

И озябшею ладонью

Рассыпает тьму и холод,

Мир в своей печали тонет,

Мир изорван и исколот.

Там, где сосны, там, где сосны

Разволнованы закатом,

Ничего уже не поздно,

И как будто бы не надо.

 

* * *

Так пахнут липы! Детством безвозвратным…

Во мне листва шумит, не умолкает.

Все кажется, как день, простым, понятным,

И папа меня к солнцу поднимает.

 

Взметнутся косы, пыльные сандальи

Дугу прочертят в воздухе отважно.

У папы руки сильные, из стали!

Я с высоты смотрю, и мне не страшно!

 

Земля и небо золотом облиты.

И что-то странно ухает под сердцем.

И голову дурманом кружат липы,

 

И пахнут детством.

г. Воронеж

 

Яна Цыганкова

 

* * *

Не боли у кошечки, не боли

У собачки, пташки и у тебя,

Говори мне, горюшко, говори,

Если хватит пороху и огня,

Волком вой, коль воется — ничего:

Не по злобе это, а сгоряча.

Раз не видишь линий и берегов,

Голоси мне в клетчатый порт плеча.

Я ведь тоже больше так не могу

(Но потом зачем-то могу еще).

Значит, нужно чьему-то больному лбу

И мое тоскующее плечо…

 

* * *

Снегу хочется в отпуск.

Вот он, не собрав чемоданов,

Говорит облакам

На своем водянисто-туманном:

Я поеду в Россию.

Я слышал, там очень красиво,

И опять же, июль…

Сколько можно пахать сверхурочно?

А в России — сезон:

Купола наливаются блеском,

Точно яблоки к Спасу.

Снуют, полосатятся пчелы.

Расцветают луга,

А чумазые руки мальчишек

Норовят дотянуться

До нежных девичьих ручонок.

Говорят облака, улыбаясь щербатыми ртами:

Поезжай. Отдохни.

Мы тут, знаешь, и сами с усами.

Жаль, купе раскупили.

Уж ты как-нибудь на попутках…

А в России красиво.

Не зря мы ее умываем.

Ну, бывай.

Привези нам букет земляники.

Снег летит над рекой,

Снег росой оседает на листьях,

Снег дрожит на крестах

И на панцирях синих палаток.

Удивляются дети,

Глаза протирают туристы:

Снег в июле?..

…снежинка блестит на боку земляничном.

г. Воронеж

 

Антон Шамраев

 

* * *

Это раньше стучал, успокаивая и дрожа

на неровном стекле, а теперь барабанит и глушит.

Только хвост ноября между пятиэтажек зажат,

и страдает фонарь — неуклюжий, желтушный.

 

Словно ночью глухой злые люди обходят избу,

смотрят в окна и все замышляют недоброе дело.

Но никто не войдет. У тебя и у неба во лбу

просто вновь наболело.

 

* * *

…а жизнь, она — дежурный дирижабль,

зависимый от направленья ветра.

                                                           Аман Рахметов

 

И только пепел — пепел воронья

кружит и приземляется на сосны,

и вскакивает к выцветшему солнцу,

и вслед за солнцем на круги своя

заходит, оставляя этажам

зажмуриваться на грядущий вечер.

А жизнь — она совсем не дирижабль,

а только ветер.

г. Воронеж

 

Валерия Шахова

 

ЕСЛИ Б ЗНАЛИ ПУСТОТУ ВЫ НАПЕРЕД

 

Мне — никак. И так за годом год.

Меня скоро примет в свою массу

Серо-злобный скрученный народ.

Мне никак в прекраснейшие годы!

О, порабощенные народы,

Если б знали пустоту вы наперед!

Вы боролись за глотки свободы,

Выбивали место у природы,

И друг друга убивали, чтобы —

В будущем не извлекли урок.

Сколько жизни было в песнях фронта,

Сколько чувств на черно-белых фото

И молитв под темным небосводом…

Отнимающий надежды, кто Ты?

г. Воронеж

 

Елена Шилова

 

ПОСЛЕДНИЙ МАЯК

 

От рутины суетной нет житья,

И на горле будто затянут жгут…

Мне вчера приснилось, что я маяк

На крутом, изрезанном берегу,

А вокруг — бескрайний, безлюдный мир,

Шепот моря, чаячий хриплый плач,

И представить страшно, на сколько миль

Расплескалась мгла.

 

Я смотрюсь в нее столько долгих лет,

Что померк от горя лучистый взгляд.

Мой огонь — единственный на земле,

Но никто не ведает, где земля,

И давно истлели останки тех,

Кто бы мог направить ко мне корабль.

Но я жду в зияющей темноте,

Я все жду утра.

 

Ни зажмурить век, ни шепнуть: «Спаси!» —

Жить куда сложнее, чем умирать.

Угасая, я на пределе сил

Полыхну надеждой в последний раз,

Разгорюсь, как искра в сухой листве,

Указав дорогу домой тому,

Кто несет в своих парусах рассвет

Сквозь слепую муть.

 

…Привкус соли, холод и резь в глазах.

Не реальность — выцветший гобелен.

Напоенный сыростью воздух затхл,

И простуда — меньшая из проблем.

Я коплю усталость, как яд — змея,

Обреченной рыбиной бьюсь в сети.

Только в память въелось, что я — маяк

И должна светить.

г. Воронеж