Путешествие в образах

* * *

Жизнь устаканилась,

и понемногу

определилось ее существо:

я направляю послания Богу

и получаю ответы его.

Если идти по течению Леты,

то получается, как ни крути,

что доставляются эти ответы

через людей, незнакомых почти.

Вон рыбачок у причала шаманит,

я подойду, за спиной постою;

он обернется и запросто глянет

с облака

в самую душу мою.

 

* * *

У Дон Кихота копье, а у Гамлета шпага

для укрощения зла и заклятия бед.

А у меня вообще —

карандаш да бумага:

по существу,

ничего подходящего нет.

Но если я начинаю в себе сомневаться,

переходя времена по сожженным мостам,

рядом со мной оживают

Шекспир и Сервантес,

Пушкин и Бунин,

Ахматова и Мандельштам.

Зло на планете заводится с пол-оборота —

это случалось, наверное, тысячу раз.

Но от него защищают

копье Дон Кихота,

Гамлета шпага

и слово любого из нас.

 

МАРИЯ

 

Выше города — небо весны —

надо всеми домами, дымами…

Но какие заветные сны

пролегли между небом и нами!

Накануне живого тепла

по традиции патриархальной

просыпаются колокола

на ликующей ноте пасхальной.

Возле храма толпится народ:

кто венчается, кто поминает,

а Мария сидит у ворот

и младенца в тряпье пеленает.

 

* * *

Когда я в небо долго не смотрю,

то знаю, сколько прожил на земле;

а погляжу — и сразу воспарю,

как Птица Счастья

об одном крыле.

На небе есть такие уголки,

такие территории, куда

во сне летят больные старики,

по счастью,

молодея навсегда.

 

* * *

…и перестанешь бояться смерти.

И.Р.

 

Дырявая память не вдруг умерла,

не сразу погасла звезда;

душа, как забывшая улей пчела,

летит неизвестно куда.

По черному вышита бисером тьма,

но светится воздух ночной,

залетные ангелы сходят с ума

на ближней орбите земной.

Немного терпения, и на роду

запишется дата, когда

я брошу в текучее время звезду,

чтоб снова

вернуться

сюда.

 

* * *

Весна по Заречью пошла ходуном

и крутится-вертится, как заводная;

веселая птица поет за окном,

а как называется птица — не знаю.

Лежу на диванчике возле окна

и, кажется, не понимаю спросонок:

откуда Заречье, какая весна

и разве я, Господи, снова ребенок?

 

Пока не растрачен весенний запал

и легкие трели за окнами льются,

какое великое счастье — проснуться,

не помня, как тягостно ты засыпал.

 

* * *

По соседству с огородами,

в третьем доме от угла,

за тесовыми воротами

эта девочка жила.

Не забуду, как украдкою

мы гуляли налегке

там, где вымощен брусчаткою

склон от улицы к реке.

 

Покатило время под гору

по булыжной мостовой,

разделило годы поровну

линией береговой.

За какими поворотами

та, которая жила

за тесовыми воротами

в третьем доме от угла?

 

* * *

Не черемуха и не сирень,

а душа расцвела к Первомаю.

Я гуляю — берет набекрень —

и судьбу,

словно ветки, ломаю.

Потому что деньгами сорю,

не считайте меня сумасбродом:

я Вам эти цветы подарю

мимоходом,

почти мимоходом.

Вы поставите их у окна,

чтобы с улицы видели сразу,

что на сердце и в доме весна

и черемуха —

как по заказу!

 

* * *

По закоулкам Бринкманского сада,

где ветер ворожил из темноты,

где майская вечерняя прохлада

окутывала звезды и цветы,

черемухи красиво осыпались,

высвечивая бринкманский портал,

а в космосе, когда мы целовались,

черемуховый ангел пролетал.

 

Который век природа торжествует

и соловьи поют по вечерам,

но рая на Земле не существует,

и нет покоя душам и ветрам.

 

ПРЕЛЮДИЯ

 

Четвертый ряд, пятнадцатое место —

и память вышивает по кайме

недолгую прелюдию оркестра

и женщину, поющую во тьме.

Не говорю о таинствах и тайнах,

но жили в измерениях иных

сошедшие с небес обетованных

солистки филармоний областных.

А я — студент, влюбленный, как попало

бегущий на концерты всякий раз,

не зная, с кем жила, кому трепала

нервишки и прически напоказ.

И целый год, шалея от восторга,

стипендию пуская на распыл,

конфеты я таскал из военторга

той женщине, которую любил.

 

Четвертый ряд, пятнадцатое место —

почти двенадцать месяцев подряд…

Но как-то раз, по недосмотру, вместо

четвертого — я сел на третий ряд.

И жизнь моя вошла в иное русло

по мере ускоряющихся дней.

Но женщина дарила мне искусство —

и я снимаю шляпу перед ней.

 

* * *

Не в какой-то преисподней,

а буквально за углом

плакал Ангел в подворотне,

укрываючись крылом.

Два нетрезвых гражданина,

незадолго до того,

дали Ангелу по нимбу,

дабы выключить его.

Что бывает в мире хуже

человеческого зла? —

и лежали прямо в луже

перья с белого крыла.

Напоследок я сегодня

пожалею тех двоих,

ибо Ангел в подворотне

был Хранителем для них.

 

ЗЕРКАЛЬНОЕ

 

За повседневными делами,

перемогая немоту,

поэты спорят с зеркалами

и заклинают пустоту.

Короткой будет или длинной

земная жизнь — одна беда:

завесят зеркало в гостиной

и разойдутся, кто куда.

Но сохраняется веками,

боль и надежду затая,

поэзия на амальгаме

зеркального небытия.

 


Валентин Михайлович Нервин родился в 1955 году в Воронеже. Окончил экономический факультет Воронежского инженерно-строительного института. Автор двенадцати книг стихотворений. Лауреат литературной премии им. Н. Лескова, Международного Чеховского конкурса в Германии, специальной премии Союза российских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» в рамках Международной Волошинской премии, премии «Кольцовский край». Член Союза российских писателей. Живет в Воронеже.