* * *

На стене Богородица

плачет в киоте над полкой,

Ниже — Спас и Святые,

узор из мишурной лозы.

Помолился в окно —

потекли-посползали иголки

На студеном стекле

отражением теплой слезы.

 

Стало видно околицу,

черный забор из-под снега,

Колокольни свечу

над усталым увечным селом,

Чью-то старую «Ниву»

с почти миллионным пробегом,

Что попутными ветрами

в наши края занесло.

 

Стало видно звезду,

Вифлеемскую ли или нашу, родную, —

Свет от света,

Ты даже и так озаряешь нам путь!

Ты прости мне долги,

все равно ведь уже не верну я.

Только дай мне знакомую Русь

на мновенье вернуть:

 

Чтобы добрые всходы

купались в предутренних росах,

И дубовый наличник

резнее резного приковывал взгляд,

И молитвенным жезлом звучал по дороге немолкнущий посох.

Дай мне Русь — оглянуться вперед ли, назад…

Я хочу тебя видеть рожденной, воскресшей, восставшей из плена и праха,

Чтобы дома слыхать лишь одну только русскую речь.

Я с тобою на крест… и с тобой, если надо, на плаху,

Только чтобы мгновение это потомкам на память сберечь.

 

НАКАНУНЕ

 

Я опоздал немного —

Раньше бы мне ума.

Собрана сумка к Богу —

Или же это сума?

С жизнью своей не сладил.

Оставшихся дней число

Мне посчитают складень

И старый молитвослов.

Холод забил уста мне.

Снег то колюч, то рыхл —

Небо открыло ставни

В палату на пятерых.

 

Складень раскрою дорожный —

Сон обернется в явь.

Господу все возможно —

Сердце мое исправь!

Скорбью, молитвой, делом,

Верой на много лет

С утренним снегом белым

В сердце ворвется Свет.

 

* * *

Бог устами пророка сказал «не роди», и умолкли уста.

И настала великая сушь, и была запустения мерзость.

И молись, не молись — безответна, глуха и пуста

Оказалась земля, что до самого ада разверзлась.

И молва разнеслась в многословном и дерзком роду,

Что пророк — не пророк, а исчадие мстительных бесов,

Что теперь вместо манны — по гроб собирать лебеду,

Вместо меда — до смерти хулой утолять распаленную несыть.

И метали каменья в пророка, что некогда был знаменит,

И валили долгов жернова на поникшие плечи.

И крушили, кололи на новые камни каленый гранит —

Для того, чтобы строить дворцы и пророков увечить.

— Ты прости нас, Владыка, за тяжкие наши грехи.

Слава в вышних! — безгласые камни исполнились речью.

— Возродится земля, напитается русло реки.

…И воскреснут былые пророки в грядущем Предтече.

 

* * *

Августовский вечер. Молоко в разлив.

На руки парное — по два — по три литра.

Ближняя округа, сени заселив,

Расставляет банки разного калибра.

 

Не беда, что снова пролилось чуть-чуть.

Через марлю пряной белоснежной пеной

Хлынул завечерний теплый млечный путь

Из ведра с эмалью — из ядра вселенной.

 

* * *

Било солнце немило и ярко

В золоченые купола —

Заискрила небесная сварка,

Темнота пеленой проплыла.

 

Снег погас в придорожных сугробах,

Чтобы вновь ослепить прихожан.

Заклейменное солнечной пробой,

Реет небо, над нами кружа.

 

Щурюсь. В блеске навершие храма.

На Крещение, в холода,

Освятилась уже до грамма

Подо льдом и под снегом вода.

 

Проморгался от слез на ресницах:

Мир то светел, то темно-суров.

А в глазах продолжает двоиться

От земных и от горних миров.

 

* * *

Чернозем укатан, как стекло,

Вымело дорогу суховеем.

С левой стороны — подсолнухов поклон,

Нам с велосипедами — правее.

 

Мчимся в детство — в рамах пересвист,

Лопухи педалями срезаем,

Вот еще один шальной попутный лист

Закручинился зелеными слезами.

 

Остановка. Гулко пастухи

Матюкают утреннее стадо.

Встанем, переждем, пока пройдут быки.

В километре. Ближе нам не надо.

 

На педали! И с разбега — в путь.

Нам до седел высоко, как прежде.

До реки чуть-чуть. Доехать как-нибудь

И репьи пообирать с одежды.

 

Воля вольная, и слышно за версту —

Как стрекозы воздух режут люто,

Как хлыстом за речкой щелкает пастух

И степную жизнь ругает почему-то.

 

* * *

В теплом поезде пахнет чаем.

Уголь в тамбуре на полу.

Остановка — никто не встречает.

И никто не бежит по селу.

 

Время гложет кирпич вокзала,

Где когда-то, держа рюкзак,

Не расслышал, что ты сказала.

И не знал, что в ответ сказать.

 

Белый полог. Виски белее.

Как уехал — с тех пор в пути.

Рвутся звезды с небесных шлеек,

Прогоняя локомотив.

 

Покачнулась изба из бруса —

Свой ли дом не узнал во мгле?

Покатил тепловоз среднерусской

Полосой по укрытой земле.

 

В теплом поезде пахнет дымом.

Не жара, но никто не замерз.

Только сердце чуть-чуть остыло

По дороге в тысячу верст.

 


Игорь Анатольевич Белкин-Ханадеев родился в 1972 году в Москве. Окончил факультет истории искусства Российского государственного гуманитарного университета. В 1990-е годы после службы в армии работал импорт-менеджером, продавцом книг, внештатным корреспондентом в газетах. Публиковался в журналах «Подъём», «МолОко», «Клаузура», «Новая литература», «Парус», «Север» и др. Живет в городе Серпухове Московской области.