На вздохе
- 05.11.2024
«К ТОМУ, КТО МОЛЧИТ…»
Если верить инетному ВК, более активно, что называется, выезжать в отечественный литературный свет врач Екатерина Полянская стала не так уж давно. Весной вот на калининградском «Русском Гофмане», в июне — на иркутском «Шаман-камне» побывала. Может, с работы стало полегче отпрашиваться. Но, скорее, достойная этого поэта известность наконец-то перешагнула определенную черту
Известности такой Екатерина явно не добивалась. По ее собственным словам, она и в детстве, и в юности студенческой ни в какие лито не ходила, знакомые и друзья литературой не интересовались. И муж, отнеся ее стихи в редакцию журнала «Нева», надеялся на отрицательный отзыв — тогда-то, мол, неизбывная охота к писанию и пропадет. Но сотворилось по-другому — вышли публикация в «Неве» и первая книжка «Бубенцы». А со временем — и еще несколько сборников.
Последним из них — для суеверных крайним — является пока что «Метроном», изданный в 2019 году. Для тех, кто вместе с автором, как минимум в третьем поколении — петербурженкой, помнит про ленинградскую блокаду, заглавие вполне узнаваемо. Узнаются в ее стихах и многие другие традиционные признаки петербургского текста — в частности, противостояние тепла и стужи-влаги, жизни и камня-металла.
Такие признаки нередко используют для обособления, ими подчеркивают инаковость этого текста. Однако, естественным образом отдавая им должное, Полянская не скрывает своего следования русской поэтической традиции, где автор не считает себя пупом земли, а многими нитями связан со своими народом и Родиной. В конце концов, и сам петровский град таков, да и вырос он отнюдь не на пустом месте. А жесткость, которую можно усмотреть и услышать в стихах Екатерины, — она, скорее, от особенностей нашей жизни. Тоже, кстати, вполне традиционных.
Андрей РАСТОРГУЕВ
* * *
Я люблю гостиницы. Их уют —
Просто к нам, бродягам, скупая жалость.
Стол и кров на время тебе дают,
И ты знаешь, сколько его осталось.
Я люблю гостиничный крепкий чай
И случайно купленное печенье,
Я люблю гостиничную печаль,
За окном чужие огни и тени,
Ты один. Все честно и без прикрас,
Даже без почти что родных предметов…
Так легко собраться в расчетный час,
Потому что лишнего вовсе нету.
Никаких прощаний. Один сквозняк
Занавеской пыльной махнет вполсилы.
Дверь закрыта. Все оставлено так,
Как до меня здесь было.
СТАРАЯ ЛОШАДЬ
Ей повезло: спина седло забыла,
И шпора не тревожит потный бок.
Спокойно дремлет старая кобыла —
К ней милосерден лошадиный бог.
Есть у нее теперь покой и воля,
И теплый кров, и чистая вода…
Что снится ей? — Ковыльное раздолье,
Неудержимый бег невесть куда?
Что снится ей в неверном лунном свете,
Когда все грани призрачно-тонки? —
Мерцание теней и ветер… ветер,
Летящий рядом наперегонки,
Мелькнувшей ветки смутная тревога,
Далекий зов непаханых полей?..
Все легче бег. И лунная дорога
Все ближе, все просторней и светлей.
* * *
И хотела бы сподличать, но она говорит: «Умру!».
«Умру, — говорит, — а до этого прокляну.
Горькое горе, немую свою вину
Будешь ты мыкать на ледяном ветру.
Умру, — говорит, — и вновь прорасту, звеня,
Да хоть бы и в дуре, слабой на передок,
Или в пропойце, в бомже, отсидевшем срок,
Но не предавшем ни себя, ни меня».
А я все гляжу, все пытаюсь увидеть лик,
Неуловимо-изменчивый, словно жизнь.
И так пронзительно в небе кричат стрижи,
С вечностью время сшивая в единый миг.
* * *
…и крест свой бережно несу…
Александр Блок
От войны не желай себе славы,
Скороспелым стихом не греши,
Не бренчи, не витийствуй лукаво,
Громозвучных словес не пиши.
Не спеши на парнасскую горку,
На чужой не красуйся крови.
Помолчи о земле своей горькой
И дыханье ее улови.
Помолчи. Стань спокойным и зрячим,
Чтоб достойно свой крест пронести,
И в молчании этом горячем
Дай зерну, умерев, прорасти.
Что там слава? Тебя ли, другого
Будут ею сегодня венчать —
Перед Богом за каждое слово
Полной мерой тебе отвечать.
«АТАКА МЕРТВЕЦОВ»
Памяти защитников Осовца
Мертвые, встать! С Богом! Примкнуть штыки!
…Не шевельнуться, не приподнять руки.
Горечью, солью, болью наполнен рот…
Но офицер, пошатываясь, встает.
И, поднимаясь, рота идет в штыки,
Выжженных легких выхаркивая куски.
Яростью побеждая последний страх,
В прах обращаясь и попирая прах.
И, тяжело ступая, за взводом — взвод
Неодолимо двигается вперед,
Кашляя и захлебываясь в крови…
Их невозможно смертью остановить.
Небо — живым, а мертвые — на земле:
Это горит в удушливо-едкой мгле,
Это ведет, заставляя упавших встать,
Ярость, преображенная в благодать.
* * *
Они рассуждали:
хитрый — о честности,
трусливый — о мужестве,
бездарный — о вдохновении.
А равнодушный так говорил о любви,
что аж заходилось сердце.
Они призывали:
благополучный — к терпению,
злой — к милосердию,
к щедрости — жадный.
Ну а бездельник так пел славу труду,
что прямо руки чесались.
Они упрекали:
лжецы — в недоверии,
любопытные — в сдержанности,
эгоист — в неготовности к жертве.
А безбожник — тот просто разил наповал
цитатами из Писания.
И вот, постарев,
поседев в безнадежной борьбе с энтропией,
устав от привычной сансары,
я вспомнила вдруг, что в учебнике —
обычном учебнике
военно-
полевой хирургии,
сказано четко:
«спеши не к тому, кто кричит, —
к тому, кто молчит».
* * *
Ах ты птичка, красногрудый снегирек!
Что-то в жизни все не вдоль, а поперек:
То ли зябнет неприкрытая спина,
То ли ноет неизбытая вина.
То ли ветер завывает слишком зло,
То ли все пути-дороги развезло.
Развезло да подморозило слегка,
А вокруг-то — ни души, ни огонька.
Словно те, кому помочь еще могла,
Только вот не помогла — дождем прошла,
Закружилась в круговерти суеты, —
На меня теперь глядят из темноты.
Ах ты птичка, стойкий маленький флейтист,
Согревающий собою снежный лист,
Чтобы вновь я удержалась на краю,
Просвисти простую песенку свою.
* * *
Да кто я такая, Господи, чтоб говорить с Тобою?
С Тобою, Господи! Но Ты видишь: горит земля.
Твоя земля. И становятся полем боя
Древние степи — нынешние поля.
И луна так похожа на пристальный глаз дракона
И, словно щит кочевника, так тверда и кругла.
Все от того, что нет над войной закона,
И над распаханной степью снова сгустилась мгла.
И я говорю: смотри — это дети Твои, это дети
Гибнут. И от имеющих силу спасения нет.
Ненависть вырвалась, и весь мир ею бредит.
Ты всемогущ. Так останови этот бред.
Да святится имя Твое, мое да исчезнет имя!
Но пока что я есть, буду молить до конца:
Смилуйся над людьми — над детьми Твоими.
Возьми мою жизнь. Но не отвращай лица.
* * *
Еще сереет наст несвежею газетой,
Дома, как баржи, спят на ледяной мели,
Но полный воробьев и тающего света
Мерцает влажный куст на каждый вздох земли
Мерцает и звенит — ему вполне довольно
Того, что день длинней и тоньше жесткий наст,
Беспечным воробьям уютно в мире дольнем,
Где их не выдаст Бог и небо не предаст.
И кажется, весь мир, несложным ритмам вторя,
Не зная за собой ни страха, ни вины,
Свободный от людских забот, страстей и горя,
Мерцает и звенит на вздохе от войны.
* * *
От трескучей фразы на злобу дня,
Виршей холопских, бешеных тиражей,
Ангел Благое Молчанье, храни меня —
Губы мои суровой нитью зашей.
Лучше мне, измаявшись в немоте,
Без вести сгинуть, в землю уйти ручьем,
Чем, локтями работая в тесноте,
Вырвать себе признанье — не важно чье.
Лучше исчезнуть, попросту — помереть,
Быть стихами взорванной изнутри.
Только бы — перед ликом твоим гореть,
Только бы слушать, только б Ты говорил!
Только бы слушать, вслушиваться в шаги,
Свет Твой угадывать из-под прикрытых век…
Вечность во мне, прошу Тебя, сбереги,
Ибо я всего-то лишь — человек.
В час, когда сердце захлестывает суета,
Требуя покориться и ей служить,
Ангел Благое Молчанье, замкни мне уста,
Чтобы мне перед Словом не согрешить.
Екатерина Владимировна Полянская родилась в Ленинграде. Поэт, переводчик. Окончила Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. И.П. Павлова. Автор семи стихотворных сборников, многих поэтических публикаций в российских и зарубежных журналах. Лауреат ряда российских и зарубежных литературных премий и конкурсов. Стихи переведены на 8 иностранных языков. Член Союза писателей России. Живет в Санкт-Петербурге.