Кочевье

***

…А позовешь, уже отчаливая,

Во тьме пытаясь оглядеться, —

Не отзывается. Молчанием

Наваливается на сердце.

 

И только плеск воды под веслами

И невесомый скрип уключин…

Господь! Когда мы станем взрослыми

И азбуку Твою изучим,

 

И, судьбы словно буквы складывая,

Прочесть осмелимся без муки

Все эти горькие, негаданные,

Необъяснимые разлуки?..

 

ВЕЧЕРНИЙ КРУГ

1

Я выбираю заново ту судьбу:

Закат империи, столица ее, весна.

Тверской бульвар с проталинами в снегу,

Читалка Литинститута, где я одна

 

Перевожу поэтические суры

О предстоянии человека перед Творцом…

Март потихоньку подтапливает дворы,

И над разомкнутым бульварным кольцом

 

Молчаливые птицы закладывают вираж,

Соединяя собою разъятый круг.

Бумагу жестко царапает карандаш,

Выписывая ряды угловатых букв,

 

И воздух гудит отпущенною струной,

Тугой тетивой, пославшей стрелу в полет…

Ты входишь тихо. Садишься рядом со мной.

Ты говоришь: не плачь, ничего, пройдет.

 

Конечно, прошло. И мы пятнадцать лет уже врозь,

По разные, кажется, стороны той струны —

Еще тогда мое сердце оборвалось

Любовью, тоской и смертельным чувством вины.

 

Но почему они возвратились ко мне сейчас,

В две тысячи одиннадцатом, зимой?

Так почтальон приходит и, не стучась,

В дверную щель подсовывает письмо,

 

Белым ослепительным уголком

Срезающее неосторожный взгляд…

Дверь отворяю — пусто. Под потолком

Лампочки вывернутые горят.

 

Урал. Челябинск. Общага под Новый год.

Кругом бутылки из-под пива, и в них бычки.

Страна умирать не хочет. Она живет

В бессрочной коме. Открой теперь и прочти,

 

Что было написано в тысяча девятьсот

Восемьдесят четвертом, с каких высот

Летела в стаю пущенная стрела

И круг ее вечерний разорвала…

2

Все на продажу или навыворот.

Фьючерсы, курсы валют, тоска.

Жизнь в супермаркете молча выберет

Смерть. Почему-то еще пока

 

Чудится воздух — весенний, солнечный,

Птичий — опора для хрупких крыл,

Детская радость до самой полночи…

Утром проснешься — и все забыл.

3

Ужас возвращения в средневековье.

Будни пахнут пивом, пылью и кровью.

Бесчисленные гадания и камланья,

Сожженья заживо, побиванья камнями…

 

Мир рационален ровно настолько,

Чтобы снова затеять вавилонскую стройку,

Добраться, спросить у Бога: Ты еще там?

Пора платить по счетам!

4

Разве я знала, что нашей любви мне хватит на долгую-долгую жизнь потом?

Одной растить и учить детей, ремонтировать ветхий дом,

Смотреть по ТV репортажи с пляжей Египта, из пламени Ливии,

с японских АЭС?

Моя любовь навсегда останется здесь,

На этой горькой земле, вымирающей каждый день, чтобы просто жить.

В потоках липкой, политой синтетическим шоколадом лжи.

В рекламных слоганах, мерзких наклейках с чужими буквами, ливнях, снах…

Моя любовь принимает все, даже детский нелепый страх,

Что однажды и эта жизнь рассыплется в прах.

5

Вечером после ливня стрижи встают на крыло.

Небо к сырому закату краешком прилегло,

Темным неровным краешком, неряшливой бахромой…

Тучи идут домой.

 

Так проходят грозы — дай Бог, чтоб наша прошла…

Капельку дождевую стрижонок смахнул с крыла,

Рванулся куда-то в сторону — не бойся, малыш, держись!

Иногда непогода длится целую жизнь.

Это ведь как получится, что выпадет на роду…

Только останься в небе, у Господа на виду.

 

От января до июля — видишь, крылом подать.

Кто были вечерние птицы — надо ли нам гадать?

Новые народились, и город уже другой.

От ливня до снегопада — только взмахнуть рукой.

 

Поэтому неподвижно у распахнутого окна

Стою одна.

6

Несбывшегося больше. И оно,

По счастью, никому не суждено.

 

Оно в прохладном воздухе разлито,

Засыпано опавшею листвой,

Оно приходит молча, как молитва,

И тайно обретает голос твой.

 

И кажется, оно дано тебе лишь:

Взлетай, как тот неловкий юный стриж!

Ты говоришь — и сам себе не веришь,

Ты веришь лишь тому, что говоришь.

 

Никто не обещал тебе покоя,

Но вот они — воздушные пути!

А сбудется — лети! — совсем другое.

Совсем другое сбудется. Лети.

 

***

Спины, надломленной в поклоне,

Не выпрямить, сколь ни моли,

И неба не увидишь, кроме

Сырой земли!

 

Какой бы ни был рай завещан —

Теперь он наглухо закрыт,

И позвоночник сетью трещин,

Как провод сорванный, искрит.

 

Теперь, воспомнив о высоком,

Клонись главой до грязных плит:

Оно придет холодным током,

Придет, настигнет и спалит!

 

И так же метко царский посох

Лицом бросает в ту же грязь

Того, кто самовольный послух

Несет по жизни, не клонясь.

 

Но сладко падать на колени

В моленье, жажде, удивленье

И припадать к земле сырой,

Навылет сбитому стрелой

Стремительного света…

 

***

Сквозная память, тайная беда,

Извечное кочевье в никуда…

 

Бессонницы зеленая звезда

Бессмысленно горит в пустых осинах,

И низко-низко виснут провода

Под тяжестью вестей невыразимых:

 

И острый скрип несмазанных колес,

И полуптичьи окрики возничих,

И сладковатый вкус кровавых слез,

Из ниоткуда памяти возникших,

 

И слабый крик младенца, и плащи,

Трепещущие рваными краями,

Безмолвно раздувающие пламя

Нощи…

 

Ты знаешь все. Раскрыты небеса,

Как том стихов, и смятые страницы

Сияют так, что прочитать нельзя,

И силятся вздохнуть и распрямиться.

 

———————————————

Нина Александровна Ягодинцева родилась в городе Магнитогорске. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Кандидат культурологии, доцент Челябинской государственной академии культуры и искусств. Автор многих книг, а также более 500 публикаций в литературной и научной периодике. Лауреат литературных премий им. П. Бажова, К. Нефедьева, Д. Мамина-Сибиряка. Секретарь Союза писателей России. Живет в Челябинске.