Жанна Гладченко

 

ТАМ, ГДЕ ВОДЯТ ХОРОВОДЫ

 

В изумрудных разнотравьях луга —

Только ты себе вообрази, —

Крепко взявши за руки друг друга,

Хоровод водили на Руси.

 

Позади оставив все заботы,

Песней завершали трудный день.

Пчелы наполняли медом соты,

И закат ложился на плетень.

 

Там земля дышала из-под плуга,

Бирюзой светили облака,

Угощала детвора друг друга

Кринкою парного молока.

 

Чистая рубашечка льняная —

Самый главный праздничный наряд.

Нет глазам милей родного края,

И они надеждою горят.

 

Там, где предки водят хороводы,

До сих пор не разнимая рук,

Их венки с собой уносят воды,

И рождает Солнце новый круг.

 

Мы сильны единством наших предков.

Душу русскую да разве кто поймет?

Взявши за руки друг друга крепко,

На Руси водили хоровод.

 

* * *

Рожь сверкнула золотом над нивой.

Я в своей любви не удержусь:

Кто зовет Россию несчастливой,

Тот не знает, что такое — Русь.

Дом мой святый, Господом хранимый.

От тебя вовек не отрекусь!

Кто зовет Россию нелюбимой,

Тот не знает, что такое — Русь.

Блещет луг, росою наполнный.

Не солгу я, коли поклянусь:

Кто мечтает видеть покоренной,

Тот не знает, что такое — Русь.

Брошен вызов всем «друзьям» заклятым.

Я от лжи их сердцем содрогнусь.

Кто зовет Россию виноватой,

Тот не знает, что такое — Русь.

Край, колоколами пробужденный,

Я твоим величием горжусь!

Кто сочтет Россию побежденной,

Тот узнает, что такое — Русь!

г. Курск

 

Дарья Иванова

 

ЛЕНИНГРАД

 

Это время прощаться, прощать, заметать следы,

Вспоминать с благодарностью и не считать потерь.

Я к тебе возвращалась из каждой своей беды

Заговаривать боль и тоску. Но теперь… Теперь

 

Не зови. Ты же знаешь, что эта любовь не в счет.

Я сильнее любви и сумею с ней совладать.

Пусть по венам моим тихо горечь твоя течет —

Сердце примет ее точно высшую благодать.

 

Но когда эпилог ты допишешь в моей судьбе,

Поцелуем на лбу ставя смерти моей печать,

Обрати меня в камень — я стану служить тебе.

Обрати меня в камень — мне будет о чем молчать.

 

ХРАНИТЕЛЬ ЯНТАРЯ

 

Я живу в темноте, словно жду, что взойдет заря.

Я живу в тишине, словно вновь языку учусь.

Я усталый хранитель волшебного янтаря —

Лучезарного сгустка эмоций, надежд и чувств.

 

Я ночами не сплю, я ночами молчу с тобой,

Увожу тебя в мир, что был дорог и важен был.

Но, всему вопреки, причиняю тебе лишь боль,

И священный янтарь покрывает земная пыль.

 

Мне нельзя отыскать тебя в ворохе одеял,

Настежь окна открыть, распустить темноты конвой.

Но, представь же себе, как янтарь бы мой засиял,

Если б солнце когда-нибудь дом озарило твой.

 

Не беги от себя, не гони меня на чердак.

Эти страхи, сомнения, в сущности, так малы.

Посмотри на меня: я не враг тебе, я не враг.

Я храню твое прошлое в каплях густой смолы.

 

АНДРЕЙ

 

Нет, жизнь не кончена в 31 год…

Л.Н. Толстой

 

Шелестели страницы, и дом оживал в ночи.

На пороге стоял мной утраченный человек.

Он вернулся домой. Словно просто забыл ключи.

Словно вот он возьмет их и снова уйдет навек.

 

Тишина дребезжала натянутой тетивой.

И трещали в камине дрова, и сверчки — в траве.

Он не помнил меня. Только небо над головой.

Только старое дерево в сочной, густой листве.

 

Он еще не познал ни измены, ни жажды мстить,

И не знал, что судьба быстротечна его, как ртуть.

Он вернулся домой. Точно вынужден погостить.

Точно день отлежится и снова сорвется в путь.

 

Но недели летели, дождями в стекло звеня.

И мерцали глаза в полумраке горящих свеч.

Я шептала ему неустанно: «Прости меня.

Я не знаю зачем, но мне нужно тебя сберечь».

 

И когда вновь немыслимый страх охватил мой дом,

Ночь сулила беду и была холодна, длинна,

Он опять угасал, я сжигала четвертый том.

Ибо что ему мир, если в мире идет война?

 

Здесь деревья усыпаны зелени бахромой,

Здесь такое же небо — высокое, в облаках.

Он останется здесь. Он вернулся к себе домой.

И уже никогда не умрет на моих руках.

г. Чебоксары

 

Инна Подзорова

 

* * *

— Заплаканная улица как хрустнет подо льдом —

и прошлое разрушится, и все, что было в нем.

Бумажные кораблики размокнут от воды,

плохое станет маленьким, хорошее — пустым.

Растает день, впитается расплавленной смолой,

и ласточка-проказница покажется с весной.

А мысли — проходящие, в них все, что не сбылось…

— Я верю в настоящее до кончиков волос,

 

хотела переждать, да как? Мне некуда идти.

Почует сердце нужный знак, но стихнет взаперти.

Теперь смотрю сквозь призму слез на каменную глушь.

Опять не сбудется прогноз — все не дождаться луж.

…А ты мне про кораблики, ребенок стылых дней,

в побитой молью сталинке, прилипший, как репей.

К чему твои напутствия, поросшие быльем?!

— Прости, хотел почувствовать

дыхание твое.

 

* * *

Полюби пустоту

за возможность услышать дыхание

сквозь прозрачную кожицу листьев, их мелкую дрожь.

Перешедший черту,

ты баланс не удержишь на грани

и опять упадешь. Но теперь навсегда упадешь.

 

Полюби тишину,

чтоб до звона в ушах оставалась,

оседая по капле на землю вечерней росой.

Я, посеяв, пожну —

ты попробуешь самую малость

научиться цвести даже самой холодной весной.

 

Полюби одиночество —

с терпким каштановым медом,

с ароматом осенних цветов в одичалом саду.

Все когда-то закончится,

с ветром пройдет непогода.

Мне останется ждать.

Даже если бессмысленно жду.

 

Я ведь тоже люблю —

лепестками садовой герани,

опрометчивой правдой, застывшей в ушах —

да, на счастье, глухих.

Я тебя оживлю,

если только услышу дыхание.

А пока ты не знаешь всего, я дышу за двоих.

 

* * *

А жизнь идет — неидеальная

сквозь хаос времени-песка

ростками правды на развалинах,

надеждой, сшитой по кускам,

шипящим ворохом усталости,

полуулыбкой добрых глаз —

но что-то важное сломалось в ней,

чего язык не передаст.

Реальность кажется обманчивой,

как сон, пришедший наяву,

и слово, данное играючи,

не остается на плаву.

Потом поймем причины, следствия —

сейчас сберечь бы то, что есть,

пока главенствует телесное

и лживых слов не перечесть.

Но жизнь идет — и пусть продолжится

незатухающим огнем.

Пока мы живы — есть возможности.

Пока жив мир — мы живы в нем.

г. Липецк