Гуляет по июню тишина

ПЕРЕД ВЗГЛЯДОМ

 

Я давно убит на той великой,

На своей единственной войне.

Ф. Сухов

 

Никогда не буду я убитым

на своей единственной войне.

С именами мраморные плиты,

вечные огни — не обо мне.

 

Не терял я дорогих и близких,

никого не вынес из огня.

В том невероятно длинном списке —

в двадцать миллионов —

нет меня.

 

Я без них —

ни слова и ни шагу,

проверяю ими суть свою.

Я ведь тоже

в землю нашу лягу,

хоть ни разу не бывал в бою.

 

Мать-Отчизна,

если будет надо,

как они, пойду я на беду…

Потому, и умирая, взгляда

пред твоим

и я не отведу.

 

22 ИЮНЯ

 

Гуляет по июню тишина,

и хочется в ней тихо раствориться.

Спугнуть ее боятся даже птицы,

она у сердца самого слышна.

 

Приятно все:

и беззаботный смех,

и цветника пчелиного гуденье,

и леса непонятное волненье,

и облаков неторопливый бег.

 

Вот и опять встречать

придется мне

еще один неумолимый вечер.

Он — миг всего,

он, как и мы, — не вечен,

но потому и дорог мне вдвойне.

 

Погасший день, отмеченный трудом,

вольется в год,

который не окончен.

И этот год короче все, короче,

но главное, поверьте мне, —

не в том.

 

Гуляет по июню тишина.

О, только б нескончаемо

ей длиться!..

Мне вспомнились испуганные лица

и мамин крик,

не крик, а стон:

«Вой-на-а-а…»

 

ФРОНТОВИКИ

 

1

 

Превратна ты,

судьба фронтовиков.

Одни в своем преуспевают деле,

других, бывает,

держишь в черном теле —

без орденов,

без званий,

без чинов.

 

А может быть, за давностью годов

забыта кровь,

забыты мертвых лица?!

Иль, может, перестал уже

Нам сниться

горячий пепел сел и городов?!

 

Кто без руки,

кто без ноги,

без глаз

живут средь нас

бывалые солдаты,

что до конца исполнили приказ

и в первый год войны,

и в сорок пятом.

Все меньше, меньше их

день ото дня,

но ничего от Родины не просят…

Все так же из беды,

как из огня,

они друзей-фронтовиков выносят.

 

2

 

Он тридцать лет

в атаку не ходил

и за собою роты не водил.

Такой заметной стала седина,

а сам он стал

роднее и дороже.

«Фронтовики, наденьте ордена…» —

он без волненья

их надеть не может.

Отец дорог военных не забыл,

хоть тридцать лет

по ним не проходил.

Был каждый миг

на фронте ощутим,

где пораженье —

за удачей следом…

Известно им,

известно только им,

какой ценой

досталась нам Победа.

 

НА ЗАДОНСКОМ ШОССЕ

 

У братских у могил

тревожней сердца стуки,

и никаких нет сил

забыть здесь о разлуке

со всеми, кто полег

за Землю в землю эту,

чтоб я спокойно мог

ходить по белу свету.

 

Здесь тишина слышней,

становятся здесь чище,

здесь прошлое видней,

здесь выгод мы не ищем.

Здесь на закате дня

заря приспустит знамя…

 

У нас и у Огня

негаснущая память.

 

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ПЛАКАЛЬЩИЦЫ

 

Она зашлась,

как будто горе

ей не чужое, а свое.

И вот уже другая вторит,

и вот уже ведут вдвоем:

 

«Отходили резвы ноженьки,

отмахали белы рученьки,

отсмотрели очи ясные,

отсмеялись уста сахарны.

Глубока твоя могилушка,

без окошек домовинушка…»

 

А он лежал, лицом спокоен,

под темнотой закрытых век,

известный пахарь, бывший воин —

ну, в общем, русский человек.

 

Рыдали бабка и солдатка

средь незнакомых и родных…

Как нужно жить самим несладко,

чтоб так вот

плакать за других!

 

---

Станислав Николаевич Никулин (1937–2011). Родился в селе Михайловка Шпикуловского района Воронежской области. Окончил филологический факультет Воронежского государственного университета. Работал ответственным секретарем областной газеты «Молодой коммунар», заведующим отделом поэзии и ответственным секретарем журнала «Подъ­ём». Автор восьми сборников стихотворений, среди которых «Сентябри», «Земные голоса», «На расстоянии сердца», «Соловьиная молитва». Лауреат премии воронеж­ского комсомола им. В. Кубанёва, всероссийской литературной премии «Про­хоровское поле».