Город Выдрин и его обитатели

В марте 2016 года в Московском издательстве сестричества во имя святителя Игнатия Ставропольского издан сборник прозы протоиерея Алексия Лисняка «Через речку быструю». Книга включает в себя рассказы и повесть «Город Выдрин, и все, кто с ним связан», ранее опубликованную в журнале «Москва» (№ 2 за 2015 год).

«Среди бескрайних цветущих лугов и тучнеющих хлебных полей пригрелся под солнцем крохотный захолустный городок Выдрин. Три столетия дремлет он на берегу тихой серо-зеленой реки и видит прекрасные сказочные сны…» Так тихо-тихо зарождается эта повесть, но быстро набирает динамику, и события увлекают читателя в неспокойное, трагическое время.

В «Городе Выдрине…» множество действующих лиц, героев. Из них крайне трудно выделить одного, главного. Кажется, что здесь попросту нет второстепенных ролей: каждый из множества персонажей несет определенную смысловую нагрузку, занимает свое важное место в сюжете повести. Яркими характеристиками обладают настоятель городского храма отец Исаак, бывший директор оперного театра, заслуженный артист РСФСР Беркович, у которого «власти театр отобрали», ищущий, как прокормиться. Время действия в повести — девяностые годы, неразделимо переплетенные с нашей современностью. Через весь сюжет, сквозь все описываемые события бредут еще два замечательных персонажа — ученые, бывшие преподаватели вуза, никому не нужные, скитающиеся по миру неунывающие находчивые интеллигентные люди, а попросту бичи, как они сами себя шутливо называют. Эти бичи видят себя так: «…мы больше похожи не на изгоев, а, так сказать, на тех древних евреев — будто мы сами вырвались из египетского рабства и бродим кругами по пустыне, до чего-то, так сказать, дозреваем. Кто-то нас куда-то ведет, кормит, и где-то, так сказать, неясно за горизонтом какая-то Обетованная земля».

Вначале кажется, что в Выдрине — ленивая вечная провинциальная тишина, которая никогда не заканчивается, предсмертная какая-то. Даже достопримечательностей нет, если не напиться, конечно. Но первое впечатление оказывается обманчивым, «глубинка» хранит в себе, бережет росток новой жизни. Девяностые годы и рядом наше время… Общая человеческая потерянность: выдринский супермаркет «Денежка» на месте оперного театра — это все образ России? А может и всего мира? «…И на всей планете, коллега, так же. И возле Акрополя, и у Колизея. Всюду цыгане с китай­скими сувенирами…» Что это? Человечество духовно деградирует, и нет уже никакой надежды? Есть. Возрождение начинается незаметно, но неотвратимо, для каждого героя повести по-своему. Для Берковича оно начинается с любви к искусству, когда он буквально от отчаяния будто бы случайно зашел в собор «поглазеть» и, не вынеся жуткого хорового пения, как бы случайно становится там регентом. Но этот факт абсолютно не устраивает одну из тамошних певиц, с говорящим именем — Любовь Козлову. Собственно, на ее бессмысленном протесте-бунте и строится интрига повести.

Автору хорошо удалось описание этого типа людей, ослепленных своей гордыней. Часто встречаются они в храме, где обязательно обругают кого-то за неподобающее поведение, а то и священника невзлюбят. Теории заговора, различные мании вкупе со «звездной болезнью» кружат им голову. И логический конец всего этого (Козлова в итоге занимает место городской дурочки) часто похож на тот, что в повести:

«— Дай копеечку! — это Люба.

…Сколько Любочке лет? Сорок? Может, и сорок. Шестьдесят? Может, и шестьдесят. Любочка сама забыла, сколько ей лет. Все в городке знают Любочку. Ей подают. Она спасала епархию, сигнализировала тогдашнему патриарху. Уже заклеила конверт, принялась списывать с календаря адрес, увидала его фамилию и — ах! — «Просочились! Окопались!» Любочка писала в ООН, спасала страну — а оттуда ответили: «Вы не замужем? Мужика бы вам надо, Любовь Козлова», — подонки. …Ох, что-то ни один мужик все никак Бога настолько не прогневает… Любочка писала в Гаагский трибунал — а там, оказалось, одни алкаши. Теперь Люба пишет премьер-министру всея Большой Медведицы, докладывает, что ее ценит сам отец Макарий, а они все — гады. Марки межзвездной почты подорожали. Ох-ох! Любочка печалится…

Но Любочка не отчаивается:

— Дай копеечку!

Люба накопит на марку — спасет планету, отправит свой доклад».

Но и для нее есть надежда, и для других, и для всех в принципе: ведь молится за всех отец Исаак. И, скорее всего, именно его молитва привела Берковича в храм, его молитва не дала сбиться с пути странникам-бичам — умнейшим, образованнейшим людям, его молитва хранила их от всякого зла. А значит, возрождение начинается с веры? Возможно. Во всяком случае, в Выдрине дела обстоят именно так. Через 20 лет там сходятся дороги всех героев повести: странники находят себе приют, преподают в мест­ной гимназии, и все в Выдрине (а кажется, что — в мире) начинает налаживаться.

Так что же нужно для спасения России, а, может, и мира? Вера и честный труд… Впрочем, автор этого не заявляет, а просто рассказывает историю своим простым, мягким и легким слогом. Обо всем догадываемся мы сами, и на душе становится тепло. И виден свет, и, кажется, понятно, как жить дальше.

Рассказы, которые вошли в книгу, объ­единяет одно — сострадание и любовь. Даже о самых, казалось бы, лютых грешниках отец Алексий рассказывает, не обличая, а предлагая читателю просто посмотреть и понять — не осуждая, а рассуждая.

Нежность к этому миру присутствует во всех произведениях автора. Вот, к примеру, рассказ «Через речку быструю»:

«Сентябрь в победном сорок пятом вышел мокрым, холодным. Ботва в огородах почернела. Стежка, что сбегает от хутора к реке, поросла за лето бурьяном — не пройти».

Вспомнилось стихотворение Анатолия Жигулина:

Утиные Дворики — это деревня.

Одиннадцать мокрых соломенных крыш.

Утиные Дворики — это деревья,

Полынная горечь и желтый камыш…

Хочется эти строки поставить эпиграфом к рассказу о вдовьей беде, переживаемой главной героиней, где начало беды в грехе, которого Авдотья не осознает. А грех подкапывался под прекрасную довоенную жизнь свиньей. «Авдотье припомнилось, как Петр в тот предвоенный год ходил на село смотреть расстрел тамошнего попа. Надо было против попа что-то подписать — сулили помощь. Муки, что ли, три фунта, совсем не густо и похлебали-то». А теперь над всем огромным Авдотьиным горем «черным когтем» висит крюк для детской люльки. Ребенок умер, умерла живая душа. И становится страшно за Авдотью, не сделала бы последнего ужасного шага. Автор оставляет ей выбор, оставляет возможность осознать все и прийти к Богу. Оставляет, тихо плача и над бедою, и над душой человеческой.

А теперь напьемся чистой воды из ручья на Урале. Ведь «Какое на Урале небо! А воздух! Нигде больше такого нет! Хорошо здесь жить! Просто родиться и просто жить и жить!.. И дышать». Именно на Урале происходят события в рассказе «Рождение великого чувства», и читатель будет причастен к этому рождению, к свету и чистоте, к любви, к той, настоящей, которая не ищет своего и дарует бессмертие. И вспомнились строчки Юрия Кузнецова: «Все живут, никто не умирает».

Рассказ «Мангал» — одно из самых лучших произведений Алексия Лисняка. Все просто. Живут две старушки — мать и дочь — одной 100 лет, другой 80. Горбатятся на огороде, долю свою не проклинают. Но читателя эта их жизнь пронимает до слез. Читатель неравнодушен, чего нельзя сказать о чиновниках, о тех, кто должен был бы помочь, когда старшая бабка Фрося сломала ногу и ей понадобилась пенсия, которую она так и не получила. О том, что живет такая баба Фрося, в общем-то и узнал глава района по этому случаю. И, когда на праздник он приезжает к старушкам — появляется радость: вот, наконец им помогут. Не тут-то было… Мерзостью отдает здесь слово «мангал», есть в нем что-то от ада. Именно мангалом чиновники старушкам и помогли. Кинутый во дворе, словно невысказанные районным главой слова «когда ж вы передохнете», мангал сделал свое черное дело.

Но есть в Русской земле добрые богатыри, такие как в рассказе «Коля из деревни Зуево». Живописный образ Коли напоминает Илью Муромца и праведников Лескова.

В книге «Через речку быструю» читатель найдет и пищу для раздумий. Проза протоиерея Алексия Лисняка восходит к русской классике, продолжает ее традиции, не теряя при этом своей оригинальности и неповторимой интонации.