Если прожита жизнь в неволе

* * *

 Я буду резок, буду краток,

Поскольку времени в обрез.

Один у смертного порядок:

Родился — мучился — исчез.

 

Сыграл, как говорится, в ящик,

Пополнил бездыханный строй,

Неважно, член руководящий,

Бродяга-нищий иль герой.

 

Немногим Бог дает отсрочку,

Хоть Пушкин будь ты, хоть дурак,

Один схлопочет в бок заточку,

Других сожрет проклятый рак.

 

Все станем рано или поздно

Добычей пасти земляной:

Палач и жертва, деспот Грозный…

Всему там имя — перегной.

 

Я жил в преодоленье страха.

Эпоха жуткая была.

Но жизнь, встающая из праха,

Среди расстрельных ям цвела.

 

* * *

 Протуберанцами зари

Роняя перья, пух и кровь,

В жестоких схватках глухари

Платили жизнью за любовь.

 

А в десяти шагах от них

Глухарок женский коллектив

Из чащи сонно наблюдал,

Как глухаря глухарь клевал.

 

Самцы сражаются за самок —

Красоток первых среди птиц.

Как жаль, что их, прекрасных самых,

Ждут когти волка и лисиц.

 

Грызня за самок — это мы,

Питомцы первобытной тьмы.

По сути, те же глухари.

Уйми нас, Бог, и примири.

 

* * *

 Тмутаракань, не видно лиц.

Ни изб, ни мазанок, ни юрты.

Сквозь дыры мертвые глазниц

Ныряют в череп каракурты.

 

Вот вылез некто пучеглаз —

Геккон, убийца таракашек.

Я прогонял его не раз.

Глядишь, а рядом новый пляшет.

 

Нет, не всегда тут был пустырь.

Цвел сад, качались коромысла…

Плывут пески полупустынь

И кара-кумы мертвых смыслов.

 

Их властный ход невыносим.

Над ними — стрекот инженерный,

Как винтокрылый серафим

Воздухоплавательной эры.

 

Запас провизии иссяк,

А винтокрылый не садится.

Шакалья сука на сносях

Пугает брехом хищну птицу.

 

Текут века над целиной,

И саксаул в степи хромает;

Преображается с весной,

Но с каждым летом умирает.

 

Пески засыпали арык,

И жизни нет, а так — поминки.

Киргиз и друг степей калмык

Ишачат на московском рынке.

 

* * *

 Если прожита жизнь в неволе,

Значит, здесь не в чести любовь.

Я бы стиснул зубы от боли,

Только нет у меня зубов.

 

И утратил зренье к тому же,

Уходя от беды без дорог.

Все оставил сибирской стуже.

Оттого и скорбен итог.

 

От того и печальны строки,

Что глазами их не прочту.

И всплывут то братские стройки,

То конвой в ледяном порту.

 

А вчера хоронил я друга,

С кем сплавлялись по Чусовой.

И пропела Сибирская вьюга

Нам обоим «за упокой»…

 

* * *

 Тоска приходит без причины.

Чем подслащу свою кончину?

В затылок дышит мне кирдык,

Поскольку вынесен вердикт.

 

Души усталой новоселье —

Не лучший повод для веселья.

Что ждет ее на ПМЖ

На поднебесном этаже?

 

А плоть — б/у с большим пробегом —

Кормежкой станет короедам.

Душа займется скучным делом —

С небес присматривать за телом.

 

И будут чертыхаться черти:

Неймется ей и после смерти!

 

* * *

 Здесь не бывает гид, но в изобилье гад,

Оводы, пауты…

А вездесущий гнус

Вкруг головы сгущается в зыбкий чад,

Пробует, какова кровь у тебя на вкус.

 

Пьяный от комарья, ты замечаешь всех:

Эту вот, что свилась на бугорке кольцом,

Или того, кто жалом пронзил доспех,

Или вот этих, пляшущих над лицом.

 

Змеи боятся нас, любят нейтралитет,

В пику опасным нам предпочитают глушь,

Воспринимают нас как несусветный бред,

Даже если змея — и не змея, а уж.

 

Прет сквозь зеленый шум всякое естество.

Жалко, не взяли семечек — в них плевать.

Как им сказать, назойливым, чтоб дошло?

Только змею не трогает злая рать.

 

Полоз скользнет во мху — и исчезает мышь.

Жабке либо птенцу тоже несдобровать.

Лопают все друг друга, и ты грешишь.

Только вот нам Природу не прожевать…

 

---

Юрий Николаевич Могутин родился в 1937 году в городе Москве. Окончил историко-филологический факультет Волгоградского педагогического института, Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Работал учителем, журналистом. Автор многих книг стихов и прозы, публикаций в центральной и региональной печати. Лауреат Горьковской литературной премии. Член Союза писателей России. Живет в Москве.