Дело чести и жажда мести

В юбилейный пушкинский год Мичуринский драматический театр отдал дань памяти гению русской и мировой культуры, представив на суд зрителей премьерный спектакль-воспоминание по мотивам знаменитой повести классика — «Выстрел».

В книжном варианте пушкинское произведение из болдинского цикла «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» занимает едва ли десяток страниц. В театральном преломлении приглашенного режиссера — постановщика Евгении Тикиджи-Хамбурьян спектакль отмечен такой же краткостью: полтора часа без антракта. Но целая жизнь поколения позапрошлого века сумела вместиться в рамки лаконичного сценического повествования.

Представьте себе некое захолустное местечко, где расквартирован армейский гарнизон, в котором уныло, постыло, однообразно протекают день за днем офицерские будни. Утром — ученье, манеж, муштра, в обед — общий стол в кругу все тех же лиц, вечерами — неизменный пунш и карты. Вот и все. Кругом одни мундиры. Изученный пейзаж. И нет в этой беспросветной круговерти для молодых сердец никаких ярких развлечений, костюмированных праздников, балов, нет красавиц — дам с шикарными прическами и переливчатыми нарядами. К чему приложить нерастраченную энергию? Дикие казарменные забавы, включая дуэли по серьезному поводу и без оного. Недаром в первом эпиграфе к своей повести Пушкин поставил стихотворную строку Евгения Боратынского из поэмы «Бал»: «Стрелялись мы». Стрелялись… Так просто, как будто бы играли в волейбол.

Мелкий конфликтный случай, в принципе, не стоивший выеденного яйца, послужил поводом для поединка на пистолетах между молодым задиристым гусаром (Графом) и странным человеком по имени Сильвио, давно оставившим военную службу, но сохранившим за собой статус отменного стрелка. По прежним меркам в свои всего лишь 35 он уже считался стариком. И вот дуэлянты сходятся на пистолетный выстрел… Но отчаянный бретер, задира и смельчак, спровоцировавший смертельный риск, вместо первого прицела стреляет в противника… косточками спелой черешни, горсть которой он, небрежно сплевывая, предлагает и своему визави.

Биографы Пушкина утверждают: в основу схватки положено описание собственной дуэли 23-летнего поэта в Кишиневе с офицером Зубовым. «На поединок с Зубовым Пушкин явился с черешнями и завтракал ими, пока тот стрелял. Зубов стрелял первым и не попал. Пушкин ушел, не стреляя, но и не примирившись с Зубовым».

Так было в реальности. А в книге и на сцене все обстоит иначе: «Старик» отказывается от выстрела, несмотря на требования секундантов продолжать дуэль, и уходит… на целые шесть лет, чтобы вернуться к ней уже в другое время и при других обстоятельствах.

Заметно изменившийся, обрюзгший и поседевший Граф в достоверном исполнении актера Виталия Мещерякова излагает дотошному летописцу Белкину (точен в эпизодах актер Владимир Новосельцев) свою не слишком-то веселую историю о прожитом и пережитом… Сильвио, оказывается, ничего не забыл: ни ту насмешку над ним с черешнями, ни издевательский выстрел самонадеянного гусара «на вершок ото лба», лишь чуть задевший головной убор «старика», ни подстрекательские реплики юнца. За расплатой он явится к бесшабашному позеру значительно позже, когда тот станет человеком семейным, степенным, умиротворенным любимой женой и всем налаженным домашним бытом.

Театр с его неограниченными возможностями позволяет калейдоскопически менять мизансцены. И вот уже на месте веселящихся братьев по оружию, шумной гусарской компании, поднимающей бокалы, выкрикивающей скабрезные шутки, а равно — добрые пожелания и здравицы, возникают то шаловливая полячка, кокетка пани Юся (с пластикой и дивной энергетикой актрисы Елены Обединой), то жена молодого графа Мария Николаевна (в ее роли артистка Ирина Лапынина), а следом выползает на коленях перед неумолимым дулом наставленного пистолета и сам «герой», кающийся в своих прегрешениях Граф.

Блистательное вживание в предложенные образы многогранного артиста Андрея Широкого (молодой Граф), сдержанная, а оттого еще более грозная манера поведения артиста Александра Бурова (Сильвио) поневоле образуют классический дуэт, в котором рождается духовная нестыковка льда и пламени — извечный спор, за развязкой которого зритель следит с неослабевающим интересом.

Метафорически переданное состояние разных житейских качеств — смелости и трусости, чести и мести, голос совести, заглушаемый шепотком самооправдания слабого, и благородство сильного — главные достоинства спектакля. Ясно проступает гуманная, философская идея Пушкина: уметь прощать.

Прощенье больше, чем отмщенье.

Прощенье — это превращенье:

Прощая близких и врагов,

Мы превращаемся в богов.

Эти строки напишет уже иной поэт — Константин Кедров-Челищев.

А возвращаясь к спектаклю, нельзя не сказать, что успех ему обеспечила и прекрасная сценография однокурсницы режиссера по театральному институту Василисы Кутузовой. Ее неожиданные решения с вовлечением в мизансцены скупых декораций (например, моменты, когда расцветает благодарными синими огоньками засыхающее, казалось бы, дерево, когда исчезают глубоко за сценой в дымке времени и пространства силуэты действующих лиц, а подмостками становятся даже проходы между кресел в зрительном зале) наш Мичуринский театр или давно, или вообще не видел.

Нет, не станет Сильвио, умеющий с десяти шагов «вмять» одной пулей в стенку комара или муху, стрелять на отложенной дуэли. Ему достаточно иной мести над поверженным противником: оставить жить и помнить о расплате честью, своим именем. И это куда сильнее, могущественнее любого, даже самого громкого прицельного выстрела.