* * *

 

Луну найти на небе просто,

Она одна.

А задавался кто вопросом,

К чему она?

Чтоб наблюдать, как кофе глушит

Больной поэт?

Или ведет себя по лужам

Живой скелет?

Луна давно необитаема,

С тех пор, как ты

Сказала мне, что наша тайна

Для темноты,

Что ты при свете сможешь лучше

Найти свой дом.

Я Зевс, я собираю тучи

И сею гром.

Когда гроза, луна рыдает

Как психбольной.

И от Алтая до Валдая

Гуляет вой.

Его с трудом выносят люди,

Свой слух губя.

А я учусь играть на лютне,

Так, для себя.

Я скоро дам лютнистам фору

Из многих фор.

Как же пользителен для формы

В конце повтор.

Луну найти на небе просто,

Не спишь еще?

Но сколько мне хрипеть вопросом:

«А я прощен?»

 

* * *

 

Хочется в Италию. Почему?

Потому что русские любят петь,

Мне в Пьемонте нравится, а ему

Лучше на Сицилии жить и млеть.

Уплыву по Тибру я в Древний Рим,

Ты меня попробуй-ка отлови.

А когда окажется, что горим,

Спрячусь в виноградниках от любви.

Хочется в Италию, в тот Милан,

Где в кафе кричала ты: — Кофе мне.

Несмотря на санкции и обман,

Если есть где истина, то в вине.

Блок любил Италию, я люблю.

Бродский хочет праздновать что-нибудь,

Пусть большое плаванье кораблю,

У гондолы маленькой узкий путь.

Пусть кричат, что выскочка я и хлюст,

Только в этих окриках слышу фальшь.

Зимы там бесснежные — это плюс.

Кто-то бросил яблоко на асфальт.

 

* * *

 

Мы все когда-нибудь умрем.

И даже я.

Личину нужную сопрем

У бытия.

Уткнется мордой в черный пух

Созвездье Пса.

Мне будет жаль бессмертный дух,

Эх, смерть-коса…

Зачем же косишь всех подряд

Ты «от» и «до»?

Тебя ведь нет, ты звукоряд

Без ноты «до».

Ты сон пустой, металлолом,

Ты ерунда.

Мы все когда-нибудь умрем

Не навсегда.

С утра кричит ку-ка-ре-ку

Чудак-петух.

И мелят мельницы муку,

И дышит дух,

Где хочет дышит — не указ

Ему молва.

Все будут живы — это раз,

Здоровы — два…

 

* * *

 

Я в ярости, я в старости

Стою одной ногой.

И нет конца той ярости,

Мой каждый день — изгой.

Тверская, прежде Горького,

И мексиканский бар.

Я пью текилу горькую…

Я стар, я стар, я стар.

В виски стучится прошлое,

А там и ты мелькнешь,

Красивая и рослая,

Не верящая в ложь.

Меня сменяв на призраки,

Ты растворилась в них.

Берлинами, парижами

Запнулся русский стих.

А дальше стал я гением

И вынянчил успех.

И даже индульгенцию

Я получил за всех.

Грызутся мысли ярые,

От них лишь пар извне.

Долги тревожат старые

И тени на стене.

Жаль, рюмки стали плаксами,

Дожить бы до хулы….

А в баре шум и клацанье

Тарелок о столы.

 

* * *

 

Из окон поезда в метро

Прощальных слов не прочитаешь,

А ты спешишь в бутик «Этро»,

Ты этот бренд предпочитаешь.

А я катаюсь по «кольцу»,

Меня пинают, проклинают,

Не увидать лицом к лицу

Лица, и ты об этом знаешь.

Рифмуй, глагол, меня с другим,

Тебя ни с чем уж не срифмую.

Я завязал себя тугим

Узлом, и так перезимую.

Зачем цветок искать в пыльце?

Достаточно переиначить.

Конечных станций на «кольце»

Не догадались обозначить.

Я вижу в этом тайный смысл.

Вдохни прозрачность узнаваний,

Пока подлунный мир не смыл

Поток моих воспоминаний.

 

* * *

 

Так много писали о Крыме,

Что если бы строчки гуляли,

Они бы заполнили все от Джанкоя до Ялты.

Почтовая стонет открытка,

Влюбленная в маленький ялик,

Пора уж исполнить последнее долгое сальто…

Ведь цирк навсегда уезжает,

И море глотает веревки,

Которыми что-то к чему-то крепилось недавно.

Трепещет вечерняя жалость,

А сердцу не хватит сноровки

Смириться с глухими ударами Божьего дара.

Так много ходили по Крыму

Серьезные люди, что ночью

Их тени ползут через тернии к звездам холодным,

И падают утром на крышу

Одежды бесцветные клочья.

А ялик столкнулся с огромной подводною лодкой.

И стал вместе с нею одной засекреченной сводкой…

 

* * *

 

Музыка во мне сжалась,

Что ни говори — жалко,

Музыка во мне стонет,

Что ни говори — тонет.

Школьники идут в школу,

Судьбы их идут рядом,

Очи опустив долу,

Мы весне почти рады.

Правильность твоих линий

Растревожит снов лаву.

Где мне взять час лишний,

Что способен стать главным.

Почему земли мало

На чужой уже карте.

Оттого что жизнь стала

Временной, как снег в марте.

 

——————————————-

Максим Адольфович Замшев родился в 1972 году в Москве. Окончил музыкальное училище им. Гнесиных, Литературный институт им. А.М. Горького. Публиковался в журналах «Мос­ква», «Молодая гвардия», «Юность», «Немига литературная» и др. Автор нескольких книг поэзии, публицистики и литературной критики. Лауреат литературных премий им. Н. Рубцова, им. Н. Гумилева, им. Дм. Кедрина, им. А. Гри­боедова и других наград. Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств. Заместитель главного редактора «Литературной газеты». Живет в Москве.