Баю-баю, качается колыбелька

УЛЫБАЙСЯ

 

То не блудный сын воротится бумерангом,

не Угрюм-река утечет, обернувшись Гангом,

не роман сгорит во сто глав

и с одной ремаркой,

то — дворец-ларец

и плац с триумфальной аркой.

 

Не гранит, не мрамор — всего лишь молдинг,

за окном — консалтинг, за дверью — холдинг,

за рекой малина. Мои три сына

не дают мне повод, но есть причина

проявлять извечную человечность —

пирожковость, водковость, чебуречность.

Заходи, прохожий, но — будешь букой,

мы сгрызем тебя между сном и скукой.

 

То не утлый челн влеком

по волнам плебейства,

не колючий терн, но — поэт и глава семейства,

то — пророк диванный,

философ толчка и ванной,

мониторной моторной жизни,

сиречь — экранной;

без руля и ветрил, под парами,

укрыт ветрами,

он не здесь, не с нами,

он мысленно за горами,

в башмаке дыра. «Вселенная, разверзайся!»

 

Улыбайся, Господи, улыбайся…

 

ПРЕДЧУВСТВИЕ ЗИМЫ

 

Зубровка, осень, легкая рука;

Сползая в холод, думаешь о печке,

Прозрачным утром думаешь о печке

И о тепле живого огонька.

Когда-то мысль летела в небеса,

Но, отражаясь от небесной тверди,

Не возвращалась мыслию о смерти,

А воплощалась в виде колеса,

Коловорота, лазера, резца —

Всего, что славит чудо этой тверди.

Гранит и мрамор, золото и медь…

А мне милее глина и водица;

И если сможем что-нибудь успеть,

Так это обозреть родные лица,

Напиться горечи и радости напиться,

Иль что-нибудь о вечности пропеть.

 

Вдохнуть еще хоть несколько минут

Спокойствия, блаженства и отрады,

Певца запечного звенящие рулады

Услышав, упоительно вздремнуть.

Трещат поленья, пахнет чабрецом,

Стучит калитка выбитым кольцом…

 

…а ночью выпал снег.

 

ЗИМНЕЕ

 

Ничего не случилось. Бредит апрелем май.

Столько елок в лесу! Выбирай для себя осину.

Я тащу, тащу

сосну в деревянный рай,

а звезда-макушка светит куда-то в спину.

Для зеленых лап, для вечнозеленых ламп,

для озерных глубин с ресницами точно пики,

для таких, как мы — встревоженных с/нежных баб, —

золотая звезда рассыплет косые блики.

Человек не меняется. Смотрит слепым зрачком,

просыпается утром, ищет свечу и тапки,

ищет истину, прячется в «точке ком»,

в декабре, в себе, в порядке и беспорядке;

верит в чудо, по шею сидит во тьме,

тяжело бухая и подыхая

и уже совсем не в своем уме,

все лепечет: «Господи, не до края…»

А когда отболит спеленатых дней дрянца,

он шагнет вперед — влюбленный, пустой, бездонный,

поелику соль, что хрустит под ногой певца,

суть кристалл, растущий по жизни оной.

 

А еще — мороз трещит по-над-за рекой,

а еще — дворы, костры, да колючий ветер,

а еще — небесная колоколь…

Баю-бай, качается колыбелька.

 

ПРО КОТА

 

Был один старичок, даже можно сказать, что жил.

Жарил яичницу, доставал огурцы из банки,

Пылесосил палас, не хандрил, не курил, не пил,

А однажды упал и умер.

 

Я его знал, пришел, говорю: «Прощай».

Что тут еще сказать, не реветь же в голос?

Только собрался уйти — чувствую чей-то взгляд,

Обернулся и вижу — кот и его глаза.

 

Вот катавасия. Как же теперь коту?

Жизнь на помойке делает жизнь помойкой.

Так и бывает — брык — и ты сирота.

Все-таки, тварь человек, ненадежная тварь человек.

 

Шел я по улице, думая ни о чем,

Переменная облачность, ветер ужасно гадкий

Прямо в лицо, было холодно, как всегда.

Кот уткнулся в плечо и грел меня всю дорогу.

 

* * *

Ладошки, варежки… Чтоб не сойти с ума,

Смотрю в окно и думаю: «Зима».

Смотрю в окно — девчонка лет пяти,

Ладошки, варежки… Постой, не уходи!..

Бегу по лестнице, бегу куда-то вдаль,

Бегу по снегу…

…Кончился февраль.

 

У города и времени свои

Сквозные проявления любви.

Изношена история до дыр —

Империя, мистерия

И др.

Многосерийна, многослойна и

Многоголоса, черт ее дери!

Но кажется, никто не виноват,

Что мы заговорили невпопад.

 

Пусть город спит. И даже пусть не спит —

Пускай замками ржавыми скрипит,

Пускай тоскует, жмурится, и ждет,

И никогда меня не узнаёт,

Кряхтит и кашляет, и шинами шуршит,

И ворошит былое, ворошит,

Где каждый дом одушевлен и нем,

Где в каждом доме тысячи проблем…

А кто-то утром встанет у окна,

Посмотрит и подумает: «Весна».

 

* * *

О, нашествие

желтых кошек,

теплых кошек,

пушистых кошек,

кошек солнечных и лучистых,

и мурчистых,

таких мурчистых!

 

Впору мчаться и удивляться,

расставаться и вновь встречаться,

на качелях любви качаться

и уверовать в чудеса!

 

Стала круглой и важной кошка,

засияла весенним светом,

у котят, что родятся летом,

будут теплые голоса!

 

---

Татьяна Александровна Шепелева родилась в Воронеже. Окончила исторический факультет Воронежского государственного педагогического университета. Работает в областной юношеской библиотеке им. В. Кубанева. Публиковалась в журналах «Подъём», «Нева», «День и ночь», региональной печати, коллективных сборниках, альманахах. Автор трех книг стихотворений. Лауреат Международного фестиваля литературы и культуры «Славянские традиции». Член Союза российских писателей. Живет в Воронеже.