КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

 

Наша с тобой революция — очень культурна,

мы говорим «извини»

перед тем, как выстрелить в спину.

Гильзы — выбрасываем в урны,

разорванные сердца сравниваем

с гроздью рябины.

 

Мы с тобой перед боем разливаем виски,

не какой-нибудь пошлый спирт.

Ты — переодетая медсестрой —

должна тащить

раненого меня, чтобы это напоминало флирт.

 

Наши танки выкрашены в бело-синий,

пускай детям на детской площадке

они покажутся облаком.

Мы бросаем друг в друга

не разрывной гранатой,

но спелым разрывным яблоком.

 

Безусловно, мы не деремся 24 часа в сутки:

я прерываюсь на футбол, ты на сериал,

мы на five-o’clock.

И в перемирие я притащу ромашки там,

незабудки;

в бинокль — можно увидеть

сплетение рук и ног.

 

Да, наша революция очень культурна,

за слово «ниже пояса» — бегом под трибунал или к маме с плачем.

Хотя если это «слово» сказано в контексте умной беседы,

можно сгонять за коньяком и шоколадкой на сдачу.

 

А после, сбросив бронежилеты, мы

серьезно и исключительно культурно

пересчитаем все гильзы, не брошенные тобой (мной)

в расставленные — по краям окопа — урны.

 

ОБ УХОДЯЩЕЙ НАТУРЕ

 

Жизнь с бригадой «понаехавших тут»

проводит евроремонт в своей камере пыток.

Головой понимаешь, откуда ноги растут,

но уже не красив, не здоров, не прыток.

 

Когда-то был молод, как серп луны,

Спартак, Жюль Верн и слова на заборе.

Юный узник подгузников и той страны,

от которой остались лишь слова на заборе…

 

Осень под шум листвы катает некрологи,

без нас на Марсе будут яблони цвести,

ухожу от тебя навсегда в безумном монологе —

возвращаюсь, выбросив мусор, вспомнив слово «прости».

 

Неугомонные феи стареющим золушкам

превращают тыквы в кареты, но уже скорой помощи;

их принцы с артритом и протоколами — в принципе,

после полуночи без всякой магии — такие же овощи.

 

А жизнь — это просто, как ядерный тостер.

Она смертью грозила, намекала, пугала.

Вот умрешь от взгляда продавца в Доме Быта

и задумаешься, какая там после Валгалла…

 

НАТУРАЛИСТИЧНЫЙ

 

говорят, если дать обезьянам ручку и бумагу,

они напишут «Войну и мир» через тысячу лет,

но если дать то же самое человеку — убавится ведь отваги:

это все уже было — дела, расплата за газ и за свет!

 

там же сколько? четыре тома!

рука отвалится от авантюризма.

лучше с пятницы алкогольно-готовым

переживать выходных катаклизмы.

 

желтые листья развеваются в парках,

как волосы Дональда Трампа.

улетают птицы, оставляя родные кварки,

наполняются бары — пустеют дворовые рампы.

 

а что я вычитал в журнале «Королевский Queen»!

лежа рядом с прикроватной лампой,

актриса N. в 80-е бросила навсегда кокаин,

узнав, что им торгует бывший офицер гестапо.

 

обезьяны думают: ручка, бумага —

что нам с ними делать, братцы?

один шимпанзе — набравшись отваги —

выдал: гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться

 


Алексей Николаевич Болдырев родился в 1981 году в городе Павловске Воронежской области. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Публиковался в антологии «Русская поэзия. XXI век», «Литературной газете», журналах и альманахах «День поэзии», «Песни Ленского», «Новый Енисейский Литератор», в коллективном сборнике «Траектория». Живет в Павловске.