Cудьбы касаясь
- 14.02.2022
* * *
Долго ли ждать нам до времени гроз?
Поздно наступит тепло или рано?
Ты выдаешь свой погодный прогноз,
Просто читая погоду с экрана.
Мой же прогноз от науки далек,
Но и с таким мне надежно живется.
Как заиграл у купальни малек —
Значит, и лето вот-вот отзовется.
Это не блажь ли (и сам не скажу) —
Жизни течение метить мальками?
…Долго стою на мостках, все гляжу:
Может, мелькнут? Ведь вчера же мелькали…
АВГУСТ
Заката спеет волчье лыко,
И зорок тьмы вороний глаз…
Летит над кручей метелика,
Летит над плесом метелика —
Наверное, в последний раз.
Перехитрив судьбу скупую,
У плена выскользнув из рук,
Играет жизнь она — вслепую,
Свою играет жизнь вслепую
Сутулым сумеркам излук.
Ни слов, ни наших нот не знает,
Ни озарений, ни потерь,
Но ведь и наше все играет…
Все, подобрав на слух, играет —
И листопады, и метель!
И так понятна эта речь нам
Своей мелодией простой,
Как юность в платье подвенечном…
Как юность в платье подвенечном —
С летящей по ветру фатой!
Метла, метлица, метелица,
Теченья мотыльковый тальк…
Наверно, это плесу снится,
И мне, наверно, это снится —
Но так светло и хрупко снится,
Так больно, милосердно так…
* * *
Бабка Мартиниха, бабка Домаха…
Справа к нательным шнурку и кресту —
Плюшка, фуфайка да на смерть рубаха,
Рядышком хаты, где сверток к мосту.
Вдовьих времен невеселая доля
Помнит одно только слово: «Одна…».
…Зазеленел огород — и ладони
Тоже зеленые от бурьяна.
Крепок корнями паслен переспевший,
Сыплет осот семена на ветру…
Разом вместили размеры их пенсий
Право на отдых и право на труд.
Мышь под загнеткой да кот на лежанке —
Все богатейство… А жизнь — как в раю:
— Хлеба распаришь — ды с чаем, ды с жамкой…
— Жамка — как глудка, а смочишь в чаю…
Мелочь в карман, а карман — на булавку
(«Рублики считаны, кажуть — не лезь!»).
Бабка Мартиниха явится в лавку
И перекрестится: хлебушек есть.
По две буханки — и в сумку, и в сетку.
Прежде-то ноша полегче была,
Но не доходит до лавки соседка…
В праздник — и жамок «два полкила»…
Жизнь — не в ромашковой пене лужайка.
Ну а когда — в целом свете одни?
…Сам уже старый, а вспомню их — жалко,
Бабок чужих по-мальчишески жалко,
Мне по России — кровной родни.
* * *
…Писать не перестал,
Выходят книжки даже,
Но есть ли где места,
Где есть они в продаже?
Ты знаешь — как не знать! —
Понты в литературе:
Есть лохи (мы) — и «знать»,
Из тех: «Ты че, в натуре?!»
И говорить — о чем? —
Когда их всех пытали
Совком… Сплошным «тычем»
Забиты амитали.
Крутых обложек лоск,
Цитат липучка лестных.
…Но где-то ж есть киоск —
Для нас, для лохов местных!
Там тесно, но меня
В круг примет, право слово,
Чуть выдохнув, родня —
Праправнуки Кольцова…
* * *
Я — красный! Ну а вы, ребята смелые,
«Комса» былая, — записались в белые,
И вот — мои ровесники, «годки» —
Гурьбой меня берете за грудки.
Мол, отвечай, красняк, за время мерзкое —
За наши клятвы, песни пионерские…
Вы нам за все ответите, «совки»:
За Зимний, за Сиваш, за Соловки!
— Ответим, — говорю, — зачем кричать?
Назвали все, за что мне отвечать?
Но почему же вы, ребята скромные,
Забыли про «Вставай, страна огромная»?
Вам даже над рейхстагом алый стяг —
Как деревенский родственник в гостях.
А вынь ты скрепу эту лишь одну —
Господь не поручится за страну,
Где смерть пила — из Волги, из Невы,
Из Дона, из Москвы-реки… Но вы
С неистовством мятущихся натур
Сыграть решились в сто клавиатур
Историю — с чужих, фальшивых нот…
Но песни не забыл свои народ!
Из незабытых тех всего одной
Он вас смахнет — «Священною войной»!
А я… Да, признаю свою вину:
Мой дед — кулак, отец мой был в плену…
Меня же в плен никто не брал, я сам
Под ельцинскую дудочку плясал:
«Борис, борись!» — шаманил, как в бреду…
Я сам себя за то предам суду.
За ту страну, за ту войну, за ту
Не смытую со строчек красноту,
Что не по чину мне, не по летам,
Казалось бы… Но я — остался там,
Где жизни всей основа из основ —
Матросов, а не Власов и Краснов.
И знаю я, как вы ни правь скрижали,
Что я — остался, вы — перебежали…
РАВНИННОЕ
Родник иссох? Не береди
Слепую жажду гневной лирой.
Нет родника — в себе найди;
Не смог — в себе колодец вырой!
Берись немедля за дела!
И — за венцом венец — до края…
И ты поймешь, как тяжела —
В тебе самом — земля сырая…
* * *
Пора, когда вода светлеет,
Кувшинки, выстилая дно,
Тоской зеленою болеют
По лету; но ушло оно.
Никто не рад его уходу,
Вот разве только мысль одна:
Что это высветило воду —
И ту, утекшую, — до дна…
ЛАВОЧКА
Нет, мужние-то есть
В притихшем нашем доме,
Но взять хоть наш подъезд —
Все больше вдовы, вдовы…
Их на тепло скупы
Апрели все, июли.
И некому супы
Варить в большой кастрюле.
То старость, то тоска
Знобят, судьбы касаясь.
Их лавочка пока
Вечерняя спасает.
Нет счастья на земле —
Да, говорят, и выше…
Но — угольки в золе:
— А Витя мой…
— А Миша…
Знакомые уже,
Длинны рассказы эти…
Ведь дома нет мужей,
Что к старости — как дети.
А у тебя вот — есть,
Давно обузой ставший.
И некогда присесть
С товарками, уставшей
От жизни-маеты,
Заботы ли, досады.
…Вот я уйду — и ты
На лавочку присядешь
И — угольки сберешь…
…И те реченья ваши
Подхватит листьев дрожь:
— А Миша мой…
— А Саша…
МИСТРАЛЬ
Их, крутящихся пылью под бурею,
Размело на двунадесять стран…
Но мистраль, в окна бившийся к Бунину,
Был полынью воронежской пьян.
И палило ли сердце, сквозило ли —
Строки слепо светлели лицом
Рядом с теми худыми лозинами,
Что остались в снегах под Ельцом.
Александр Гаврилович Нестругин родился в 1954 году в селе Скрипниково Калачеевского района Воронежской области. Окончил юридический факультет ВГУ. Публиковался в журналах «Подъём», «Наш современник», «Молодая гвардия», «Роман-журнал ХХI век», «На любителя. Русский литературный журнал в Атланте» и других. Автор девяти книг поэзии и прозы. Лауреат премии «Имперская культура» им. Э. Володина, международного литературного конкурса им. А. Платонова «Умное сердце», конкурса им. С. Есенина, премии «Родная речь» журнала «Подъём». Награжден медалью В.М. Шукшина. Живет в райцентре Петропавловка Воронежской области.
