Река и речь

БЛИНЫ

 

Масленица, масленица!

Девкой к сердцу ластится…

Напеки-ка, теща,

Сто блинов потолще!

 

Здесь блинов не печется румяных —

Отбродили в эмалях кастрюль.

Никого… Свищут ветры в бурьянах,

Будто тысячи вражеских пуль.

 

Жил тут Прошка — с Гражданской без глаза,

Глеб — с Отечественной без руки…

Жизнь опарой бежала, зараза,

С пылу с жару — и в бой мужики.

 

Бабка Доня пекла из пшеничной,

А сноха — из овсяной муки…

Ноздреватым блином горемычный

Век уплел их за обе щеки.

 

А потом и отцов с матерями,

С пятистенками с кровлею в жесть…

На картошке вприкуску с блинами

Мы росли, а чего еще есть!

 

В перестроечном хмеле блудливый

Век на модных заморских дрожжах

Склек, как блин у жены нерадивой,

Аж дыханье в зобу пережал…

 

Похожу по двору. Из сарая

Щели прошлым лицо обожгут…

— Замеси-ка блинов, дорогая:

Скуден что-то цивильный фас-фут!

 

Масленица, масленица!

Больно сердце казнится…

На закваске старой

Не встает опара.

 

* * *

 

Коснешься в раздумье щекою коры

Шершавой от древности дедовой груши,

И память солдатом пойдет на прорыв,

И сроки, и ритмы, и лица обрушив.

 

Бог с ними, что янки грозятся войной,

Что где-то в бегах всех мастей нувориши…

До неба над ширью и далью степной

Возносится груша от дедушки Гриши.

 

Стекаются к сердцу без пафосных слов

По колким щетинкам все токи земные.

Окрестные ветры, не тронув плодов,

Проносятся мимо, как силы чужие.

 

Спасибо, дедуля! Не жалко сжечь щек

В шершавости той без огня и картечи…

Ты грушей мне сызмальства душу берег

И в вере крепил, как монах, перед сечей.

 

* * *

 

Дал слово себе не соваться в политику,

В толпе затеряться, как с неба пришелец,

Мгновенья крутить — год за годом — по винтику,

Чтоб светлые чувства в душе не замшели.

 

В субботу на дачу — с утра и до вечера;

Там сам себе царь, президент и присяжный.

У краткого лета в долгу, как у вечного,

Живу с неразгаданной правдой сермяжной.

 

Неспешная мудрость не сблизится с юностью —

Пути у них разные к душам и целям.

Кому-то разлуку, как птицам, на юг нести,

Кому-то свиданье — на север, к метелям…

 

* * *

 

Пройди точку роста дневного сна

С четырнадцати до пятнадцати сорокї,

И тогда поймешь, какова она

Жизнь, где сороки накликивают срокї.

 

Не в провинциальной убогой мгле

От миллионника в двух сотнях звериных верст,

А здесь, у крана с бадьей на стреле,

С кучами мусора в ней вразброс и внахлест.

 

Тут же — крест-накрест и запросто сквозь

Среди рубероида с щебнем — душа в тросах,

Чтоб не болталась от прочего врозь

И не срывалась, прогуливаясь в небесах.

 

Ей бы жить ниже, поближе к земле,

К собакам, кошкам, кузнечикам, даже червям,

Она ж рвется вверх, чтоб пропасть во мгле

Космической агонии на радость чертям.

 

Раньше роща была — теперь вот дом

В двадцать три этажа, котелкой, как колбаса,

Двадцать четвертый — безумцами неба слом

В мозгу с сорочьей песней на все голоса.

 

* * *

 

Белым днем у всего на виду

В тщетных поисках сытного времени

Ходят дикие утки по льду,

По прозрачному,

скользкому,

первому…

 

На мосту легковушек затор,

В любопытстве сердца сочленяются.

Чьи-то губы рождают восторг,

Чьи со страха ледками ломаются.

 

Полдень гадким утенком с тоски

Поспешает на выручку с берега —

Тенью зыбкою лечь у реки

Через лед

молодой,

неуверенный…

 

Я от зрелища прочь не уйду,

Совершая, как птицы, скольжение…

Чудо чудное — утки на льду

Щиплют собственное отражение.

 

Пыль с холмов на версту. Ни снежка.

И морозов напасть несезонная.

Но сквозь лед диким уткам река

Отдает голоса колокольные.

 

* * *

 

Сенокос на авиазаводе…

По краям бетонной полосы

Рой бензокосилок хороводит

Под жалейки шмеля и осы.

 

Лайнером из мотыльковых крыльев —

Без пилотов, стюардесс, ремней —

Запах трав бежит все торопливей

За пунктир посадочных огней.

 

Над тоннелем, улицей, киоском,

Над толпой из любопытных глаз

Он взмывает в небо по-геройски

Для миров посланником от нас.

 

В настроенье слаженно-куражном

В утренние майские часы

Небу, видно, тоже очень важно

Окропиться капелькой росы.

 

Ничего в том сенокосе вроде…

Отчего же всякий раз потом

Вопреки погоде и природе

Сердце в выси рвется мотыльком?

 

РЕКА И РЕЧЬ

 

                  Александру Нестругину

 

Река разбудит плеском зори.

И, эху утреннему в тон

Перекликаясь, осокори

Рыбачить позовут на Дон.

 

Не одного, не с кем придется,

Не в разобщенности пустой,

А вместе с далью, синью, солнцем

И с петушиной хрипотцой.

 

И в этой страсти пустяковой,

Когда полвека будто с плеч,

Взыграет рябью сквозняковой

Реки живительная речь.

 

Ее чуть слышно над волною

Стремнин гортанный говорок

Подхватит с лодкой надувною

И отнесет за поворот.

 

Под легкий шепот краснотала,

Под журавлиный трубный зов

Не смолкнет речь: в ней нет начала

И нет конца средь голосов.

 

* * *

 

Как тонко, как нежно и чуточку нервно

На сером, что свитер, клочке тротуара

Пиликают скрипками около сквера

Кленовые ветки — влюбленные пары.

 

Еще до цветенья недели, недели.

Утрами трава серебрится рогожей.

Но клены предчувственно не утерпели —

Играют, играют до дрожи на коже.

 

Народ поспешает не к речке, не к плесу —

К вокзалу ж/д и Петровскому саду.

И вслед ненавязчиво льется и льется

Кленовая музыка вечного лада.

 

СВЕТЛОГОРСК.

ВПЕЧАТЛЕНИЕ

 

Ходит по берегу чайка.

Плещутся волны у ног.

Чайка одна здесь хозяйка

Радостей всех и тревог.

 

В солнечный лик Светлогорска

Август вдыхает любовь

С рыжей песчаной полоской

В линии береговой…

 

В парке, под сенью вуальной

Сосен, кафе, фонарей,

Блеска пурпур виртуальный

Брызжет в сто глаз и бровей.

 

За санаторной оградой

Оздоровляемый люд…

Черное море — отрада,

Балтика — сердцу приют.

 

Голос услышав, неспешно

Чайка взлетает с песка.

Вечер курортником грешным

Движется вглубь городка.

 

* * *

 

Минута слабости — как вечность,

Минута силы — яркий миг.

Я эти дни сомкну в колечко

Счастливых разностей моих.

 

И будет в них февраль-проказник,

Смешав оттенки и тона,

Готовить масленицы праздник

С округлой щедростью блина.

 

И будут тонко петь капели,

Не заглушая птичий гам,

Чтоб мы быть сильными умели

И светлым верили слезам…

 

Минута слабости — что гостья,

Минута радости — жена.

Наверно, жить всегда непросто,

Но жизнь и в слабости сильна.

 

---

Иван Александрович Щёлоков родился в 1956 го­ду в селе Красный Лог Воронежской области. Окончил филологический факультет Воронежского государственного университета. Многие годы отдал журналистике и государственной службе в сфере печати. Автор одиннадцати поэтических книг и многочисленных публикаций в литературных журналах. Лауреат премии ЦФО в области культуры и искусства, а также ряда международных и всероссийских литературных премий, заслуженный работник культуры РФ. Председатель Воронежского отделения Союза писателей России. Живет в Воронеже.