Ностальгия по футболу Проскурина

Когда он выходил на поле играть (и позже — когда работал в областной федерации футбола), обманчиво представлялось, что Владимир Проскурин — вечный, что о судьбе его, параллельной футбольной, о свойствах человеческих и глубже того — потаенно-душевных узнать никогда не поздно. От него непосредственно, через ближнее окружение… А краткий очерк «Ностальгия по забитому мячу», вошедший в серию о выдающихся воронежских спортсменах, можно будет по-новому истолковать: дополнить, углубить, ничего принципиально не меняя, усовершенствовать, впечатления из 90-х годов плавно перенести в XXI век…

Так и случилось. В прошедшем январе отметили 80-летие самого яркого воронежского футболиста. Уже без него.

Зимой 1998 года Владимир Григорьевич осторожно и неторопливо шагал на искривленных от игровых перегрузок и суставной болезни ногах, опираясь на жесткую палочку, к месту своей службы. Воронежская областная федерация футбола помещалась под восточной трибуной Центрального стадиона. На прикрытом снегом и наледью асфальте прилегающей территории — пестрота киосков, лотков, палаток.

— Глянь, Проскурин с бадиком, — привстала со складного стульчика в угасающих летах румяная бабенка. Глаза ее вспыхнули под макияжем.

— Ты это про кого? — спросила ее молодуха-напарница, неспешно отвинчивая крышку термоса.

— Вова Проскурин, футболист. На Чижовке раньше жил.

Та фыркнула недоуменно. Откуда напарнице знать футболиста, который двадцать лет назад последний раз ударил по мячу при всем собравшемся проводить его в околоспортивную жизнь честном народе? Она тогда еще пешком под стол прогуливалась. Другое дело — старшая торговка: для нее он мог быть и одноклассником, и соседом по облепленному времянками послевоенному Чижовскому склону, да и в качестве неопытной зрительницы на том прощальном матче двадцатилетней давности она могла присутствовать, откуда вынесла общее впечатление шумных трибун — Футболист. Именно так — с большой буквы. Много чем он потом занимался: тренировал, преподавал, но превзойти в себе игрока-форварда никакой другой деятельностью не сумел. Может, так и лучше. Остаться в народной памяти фигурой первой величины, не заслоненной никакими другими успехами, наверное, даже важнее.

Неширокая и длинная комната федерации находилась на цокольном этаже стадиона. Видеть отсюда поле, пусть даже через стекло, значило испытывать ощущение неразрывности с делом всей, без преувеличения, жизни. Исполнительный директор федерации занимался составлением регламентов, положений, календарей игр областных соревнований, в ходе сезона вносил в таблицы результаты матчей каждого тура, участвовал в назначении судейских бригад, рассмотрении поступающих жалоб и протестов. Канцелярская, в общем-то, работа, и никогда бы он не увлекся ничем подобным, если бы это касалось любого рода деятельности, кроме футбола. А тут даже беглый взгляд на поле с манящими к себе воротами и легко представлявшимся запахом стриженого газона ворошил в нем одно за другим емкие воспоминания, каких за 15 лет игровой практики в командах мастеров накопилось впечатляющее множество. А любительский футбол областного масштаба, который теперь он сопровождал и непрерывно отслеживал, был ему тоже глубоко небезразличен. Несмотря на гнетущую экономическую ситуацию в те годы, в первой группе регионального чемпионата оспаривали первенство 16 команд от областного центра и из нескольких районов, да еще во второй группе насчитывалось 20 футбольных команд (на их содержание каким-то непостижимым способом средства все же находились).

С Владимиром Григорьевичем мы познакомились, так случилось, именно в конце 90-х, когда настоящее невольно приводило в уныние, будущее не внушало оптимизма из-за полной его неопределенности, но прошлое, в котором осталась молодость нашего поколения, давало пищу для позитивных размышлений по части многообразия спор­та, охватившего все слои населения под надежной опекой государства. Футбол в этом многоликом перечне неизменно держал верх популярности, не уходил с первой строчки.

Статистикам, собирателям футбольных перлов выдающийся воронежский футболист приготовил обильную пищу для умозрительного анализа. 215 голов за годы игровой карьеры, куда впрессовались первенства СССР в составе воронежского «Труда», ростовского СКА, московского «Спартака», воронежского «Факела», кубковые и международные матчи. Какой удачливый форвард сумел поднять «планку» выше? Есть такие? Есть, двое: Олег Блохин из киевского «Динамо» и Виталий Раздаев из кемеровского «Кузбасса». Имена! Быть третьим после них весьма почетно. Тем более, что среди двух сотен проскуринских угодивших в ворота мячей есть завидные и для Блохина, и для Раздаева: загадочные, просто красивые и невероятно сложные для повторного исполнения.

Так, встречаясь в Харькове с местным «Металлистом», нападающий «Труда» поразил ворота соперника прямо с центра поля (справочник указывает: с 55 метров). Володя мягким жестом руки в отдельном по этому поводу разговоре как бы округляет ладонью разлет цифры — не стоит преувеличивать, с центра поля. Ладно, даже если строго с центра, 50 метров — все равно это запредельное расстояние для поражающего прицельного удара.

А болельщики в нефутбольные дни возле стадиона «Труд» по поводу забитого с центра поля мяча спорили неоднократно. Случайный гол или «фирменный» удар? Какая нужна начальная скорость, с каким усилием надо влупить, чтобы полсотни метров, да еще при встречном сдерживающем ветре, мяч вертелся и гудел, как из пушки? А линия движения: прямая, низом, а уже на излете зигзаг — и мимо стража ворот в сетку. Траекторию футбольные «спецы» старательно выводили на кирпичной стене мелом. Стирали, размазывали, подправляли… Творчески работали, на совесть. Имя Вовы, Володи, Вовчика Проскурина повторялось сотни раз. Неизвестно, кто придумал сокращение «Проскура». Его подхватили, высоко разнесли по стадиону в день ближайшего домашнего матча. Так вызрела звучная кликуха, а без нее немыслим на поле ни один оригинальный и уж тем паче большой футболист.

Двадцатилетний юниор играл в основном составе «Труда» всего второй год. И с первых своих матчей забивал. Уверенный игровой почерк сформировался у него не по годам рано. Таких, готовых вести борьбу, невзирая на авторитеты, с любым соперником, непременно берут на тренерский карандаш наставники именитых клубов. Мощный игрок, ударный (хотя при росте метр восемьдесят весил, при своей поджарости, меньше семидесяти килограмм). Любил единоборства, умело исполнял штрафные. Маловата стартовая скорость, этого природа не дала (в душе завидовал Володя своему предшественнику по команде «Труд» Серафиму Андронникову — его рывки, убегания от соперников определяли мастерский почерк нападающего левого края). Но его удар — прекрасно поставленный удар с обеих ног, точно направленный из любых положений, издали, в упор, с игры, с одиннадцатиметрового… Такой форвард бывает нужен ведущим клубам всегда.

Дождется своего часа и Володя Проскурин. Но прежде вволю назабивается, играя за первую воронежскую команду, заколотит в своем городе в ворота кишиневской «Молдовы» метров с десяти-одиннадцати, в падении, через себя красавец-гол, ставший опять же победным. А первый его гол состоялся в Одессе, в кубковой встрече против СКА. Игра тогда закончилась при счете 1:0. Победу праздновал Воронеж.

Проскура, Лупач… Да, кроме Проскуры, было еще двусмысленное прозвище Лупач. Многие связывают с ним чисто внешнее впечатление: слегка навыкате большие, темные цыганистые глаза… нет, прозвище имело, конечно же, более футбольную основу.

…В душноватом спортивном зале завода имени Сталина занималась группа 12-летних мальчишек. Он уже тогда начинал по-своему выделяться. Нельзя сказать, чтобы Вова держался особняком, а все же выглядел обособленно — все время с мячом. Мяч был его первым другом. Даже когда тренировка заканчивалась, зал проветривался после ребячьего шума, он оставался в зале, деловито переворачивал гимнастические длинные скамейки и лупил мячом по ним низом — прицельно с обеих ног. Отсюда и Лупач. Так он тренировал удар не на силу — на точность. Касался мяча внутренней стороной стопы, наружной, намечал точку, куда должен попасть, направлял удар, не глядя себе под ноги. Ему нравилось универсально бить.

Детские и юношеские годы напролет — время самоотдачи, стремительных усилий занять достойное место в футболе. Переход из одной команды в другую как этапы роста и накопления игрового опыта. В 1960-м после трех лет в подготовительной команде завода имени Сталина его, 15-летнего, принимают в группу резерва (пока еще отдаленного) при «Труде». Это и почетно, и обнадеживающе перспективно. Годы, следуя один за другим, приблизили желанную перспективу. Гордый до невозможности, участвовал в первенстве СССР среди юношей, где воронежцы сумели занять первое место в подгруппе, переиграв сверстников из московского «Торпедо», липецкого «Металлурга», новомосковского «Химика».

В полуфинале юношеского первенства Лупач уже не выходил на игровой простор вместе с 17-18-летними друзьями. Взяли в основной состав вновь созданной воронежской команды «Энергия» класса «Б», где он в условиях более серьезной конкуренции опять же выделился ударом. Заколотил, кроме прочих, памятный гол с угловой отметки: высокая подкрутка, поверх голов — по дуге, под перекладину. Результативный сезон в «Энергии» вплотную приблизил к главной воронежской команде «Труд», с которой судьба объединила на долгие годы.

Незаметно приблизилось еще одно важное и памятное событие: на полях Судана в составе сборной РСФСР Владимир удостоился участия в товарищеских матчах. Турне и его результаты оценили в Москве. Домой 22-летний центральный нападающий вернулся мастером спорта.

Все это, разумеется, — до высшей лиги, которая ну никак не могла миновать Проскурина в силу его созревшего таланта. А в футболе все качества на виду, их не утаишь, все равно заметят, чуть раньше или чуть позже.

Впервые приглянувшегося забивальщика поманили из родных краев в 1967 году. Телеграмма из Куйбышева известила о приезде представителя «Крылышек». Смуглый красивый парень с прокуренными зубами, почему-то уверенный в успехе своего визита, как-то заученно живописал преимущества перехода, делая неоднократный упор на высшей лиге… Его черные как смоль волосы напомнили Володе о прошлогоднем посещении околожигулевского города на Волге. Приехал в белой рубашке. Жара, пыль. Очень скоро воротничок поменял цвет. Проскурин смотрел сейчас на густую шевелюру посланца расхваливаемой им команды и с улыбкой вспоминал свою бедную рубашку… Нет, освоиться в высшей лиге, он надеялся, успеет еще (только получил квартиру в Воронеже — и сразу менять команду?!). Ответил, что не готов пока принять предложение «Крыльев Советов», боится не оправдать надежды, хотя за приглашение премного благодарен.

В том же году Володю призвали в Смольный. В Ленинграде, как и в Куйбышеве, он заявил о себе на поле: заметно сыграл в составе сборной России — тогда не главной команде страны, но, тем не менее, составленной по традиции из ярких футбольных личностей. Секретарь обкома был приветлив, лаконичен и щедр. Предложил хорошую зарплату, однокомнатную квартиру. Проскурин негромко заметил, что у него жена и годовалый сын.

— Ну что ж, получите двухкомнатную, на Суворовском проспекте.

— Я должен посоветоваться с женой, — осмелился возразить, чувствуя себя как-то неловко, игрок сборной России.

— Вот и хорошо. Вы приезжайте вдвоем и на месте осмотритесь, — посоветовал партийный начальник, уверенный в неотразимой притягательности северной столицы.

Через неделю авиарейсом Владимир и Галина прибыли на берега Невы. Оставили дорожные вещи в забронированном номере — и сразу на стадион: посмотреть игру «Зенита» с «Кайратом». За два часа бледная сентябрьская погода успела грянуть порывистым косым дождиком, улыбнуться солнцем и даже тряхнуть снежком. «Куда же в такой климат нашего малыша?» — услышал Володя настороженный голос жены. Разочарование проступало и на его озабоченном лице, хотя объяснялось не погодой и климатом: команда откровенно не нравилась — хаотичная беготня разрозненной ватаги. Среди десяти полевых игроков он не разглядел ни одного партнера, подобного Владимиру Янишевскому, в связке с которым они творили победы «Труда». Низкорослый юркий Янишевский умело выводил Проскурина и в штрафной площадке, и за ее пределами на неприкрытую ударную позицию. А с кем из «Зенита» он бы мог атаковать в паре?

Вечером зашли с Галей поужинать в ресторан. Накурено — до умопомрачения. А он плохо переносил табачный дым. На широкой тарелке еда непривычно разложена тонким слоем, а дома и в столовой команды — гораздо аппетитней возвышалась горкой. Ленинградский ресторан только добавлял негатива. А тут какая-то расфуфыренная девица подошла, покачивая узкими бедрами, и пригласила танцевать. Этого еще не хватало!

Наскоро перекусив, пара Проскуриных вернулась в гостиницу. Ночью не до сна: час за часом время проходило в обсуждении упрямых «за» и «против». А утром были решительно куплены обратные билеты. А «Зенит», в 1967 году провалившийся на последнее 19-е место в чемпионате, в высшей лиге все равно остался (!): решением на самом-самом верху дивизион расширили до 20 команд.

Еще год Проскурин играл в Воронеже. Был объявлен «Лучшим футболистом “Труда”» — прежде чем ростовское СКА обеспечило ему службу по призыву под своим армейским знаменем. Окончив пединститут, 23-летний выпускник должен был на год облачиться в погоны и сапоги. Ростовская команда давала возможность отслужить в бутсах и майке, причем играя в высшем дивизионе советского футбола. Игроку трудно вообразить более блистательный вариант армии, пусть даже в отдалении от семьи, на полуказарменном положении. Но самое ценное: в Ростове-на-Дону Володя попал в окружение, близкое ему по игровому духу. В форме с эмблемой СКА он забивал не менее успешно, чем под восьмым номером «Труда» (за этот переход никто в Воронеже не мог его упрекнуть).

Сезон 1969 года заметно укрепил авторитет СКА, середнячка в турнирной таблице чемпионата, за счет показательно успешного выступления в розыгрыше Кубка СССР. Выход в финал. Игра в Москве с львовскими «Карпатами», преимущество Ростова в первом тайме — 1:0, но пропущенные два гола во втором. Непродолжительное разочарование сменилось осознанием достигнутого подъема команды.

А по завершении футбольного сезона, когда пришла пора выявить лучшего бомбардира высшей лиги, подсчет результатов показал: сразу три футболиста сумели забить по 16 голов. Первым в списке оказался Владимир Проскурин, его результат достигнут в 26 матчах, следующий — Николай Осянин из московского «Спартака», сыгравший в сезоне 30 матчей, и замкнул тройку Джемал Херхадзе («Торпедо» Кутаиси) — 31 сыгранный матч. Когда стало известно, что бомбардирский кубок будет вручен Осянину как игроку команды, ставшей чемпионом страны, неравнодушные ростовчане немедленно изготовили точно такой красавец-кубок и вручили дубликат Проскурину, ставшему их любимцем.

Кубок вручили, а обещанную квартиру в Ростове он получить не успел — в 1970 году понадобился «Спартаку», ведомому в ту пору острейшей конкуренции среди пятерки московских команд Никитой Симоняном. «Спартак» изыскивал новые резервы атаки, включал в игру молодые силы. Отличившийся в прошлом сезоне центральный нападающий ростовского СКА по предварительным прикидкам вписывался в спартаковский ансамбль. Были в стане красно-белых игроки, способные стремительным рывком уйти от преследователей. Проскурин, как известно, по стартовой скорости не мог с ними сравниться. Были умельцы обойти хитроумной обводкой сразу несколько защитников. И здесь Проскурин не мог конкурировать с лучшими. Но удар! Как тут не повториться: удар с обеих ног, из любых положений, да еще в высоком прыжке головой — тут мало кто мог с ним соперничать. И никакие материальные блага не могли удержать в армейском клубе на Дону. Элитный футбол был сосредоточен в Москве, туда и стремился в последние годы парень из Воронежа — это стало понятно всем и каждому. Зная о своем переходе, «один из лучших бомбардиров», играя еще за Ростов, в матче первого круга со «Спартаком» забил москвичам два гола не задумываясь, чего больше принесет ему такой результат: пользы или вреда (окончательный счет в той игре стал 3:1 в пользу донской команды). Как бы там ни было, в СКА он доигрывал, чемодан с пожитками был уже застегнут на молнию и пряжки. «Спартак» даже поторапливал с оформлением перевода, поскольку с аналогичным предложением к игроку корректно обращался Валентин Иванов — от себя лично и от имени московского «Торпедо». У паренька с Чижовки был просто-таки фантастический шанс сменить на поле великого Эдуарда Стрельцова. Дважды такая удача не приходит, Володя хорошо это понимал, но уже дал согласие «Спартаку» и своему слову изменить не мог.

Переменчивая судьба была в семидесятом году не столь улыбчива и благосклонна к нему, как прежде. Роковой неудачей стала поездка в Швейцарию на ответную встречу розыгрыша Кубка европейских чемпионов с командой «Базель». А начались проблемы, приведшие к сбоям в игре и испорченным отношениям в коллективе, чуть раньше. Играя уже за «Спартак» и принуждая соперников начинать в ходе встреч с центра поля, Проскурин согласованно использовал небольшой перерыв в чемпионате и уехал на пару дней к семье в Воронеж. Поводом для мини-отпуска была также московская победа над «Базелем» в первой игре еврокубка. В период явного успеха, эмоционального подъема, когда перспективы открываются необъятные, а за спиной всего 25 прожитых лет, прикосновение к малой родине, встреча с близкими особенно головокружительны и приятны, как несколько глотков воды из колодца под горой в местах своего детства. Володя с удовольствием потренировался на привычном вытоптанном поле. Пошел попариться в столь же знакомую баню — за углом дома с магазином «Тысяча мелочей». Тут, на осклизлой полке парилки, одна нога поехала, он вытянулся, как в подкате, и пальцами натолкнулся на железный штырь водяного крана. Кто-то снял зачем-то круглую ручку-вертушку и, как часто бывает, не поставил на место. Поранил сухожилия. Двухдневный отпуск был безобразно испорчен.

В златоглавую вернулся — страшно сказать — хромоногим. Рассказал все без утайки. Старший тренер выслушал. Поверил, не поверил? Истинная правда часто имеет неправдоподобное обличье. Вскоре Володе передали по секрету резюме старшего: такие травмы на трезвую голову не случаются. А то, что возлияния футболистов всей страны тогда были частью их бытия, дополнительных комментариев не требовало. Доказывать обратное не стал — что тут докажешь? Понимал: не разубеждать сейчас надо, а лечиться поскорее и отрабатывать вынужденный перерыв.

В швейцарский «Базель» на ответный матч ехал исполненный затаенного желания бороться, забивать. Обезболивающий укол, простенькая процедура — и готов был выйти на поле. В самый день игры, ближе к полудню, выпало немного свободного времени. Вчетвером — Кавазашвили, Вадим Иванов, Салагадзе, Проскурин — вырвались из гостиницы в город. Сопровождал их местный гид-переводчик, закрепленный за командой. Куда за бугром стремились первым делом попасть советские люди? Конечно, в супермаркеты. Отовариться. Спартаковцы купили по видеомагнитофону, мельком окинули взглядами чистые фасады зданий, подивились опрятности улиц, неторопливой степенности прохожих, организованной стремительности транспорта, вдохнули городского воздуха цивилизованной Европы — и скорей возвращаться. На обратном пути попали в тугую автомобильную пробку, о коих дома в те времена понятия еще не имели, и мучительно выдирались из нее, опаздывая, неоправданно сжигая нервы. К началу обеда не успели. При входе в зал ресторана их ощутимо царапнул взгляд затаившего досаду тренера.

В тот раз «Спартак» проиграл 1:2, из турнира выбыл. Проскурин на поле не выходил, просидел полтора часа, ерзая на скамейке запасных и прикусывая губы. По возвращении при разборе игры в прохладной раздевалке подмосковной базы в Тарасовке бледный, получивший нагоняй в спорткомитете Симонян мрачно упрекнул Кавазашвили, пропустившего два мяча: думал не об игре, а о «видике». «Откуда вы знаете, кто вам сказал?» — вспыхнул Анзор. Тренер кивнул на Володю, но в глаза не посмотрел. Почему он так поступил, остается лишь догадываться. Трудно проникнуть в мысли другого человека, легче понять его состояние. Тренеру предстоял еще тяжелый разнос в ЦК партии. Мог ли он считаться с новобранцем при раздаче «всем сестрам по серьгам»? Решил, вероятно, что тот должен сидеть, слушать и смиренно помалкивать. Но нет же, перед лицом всей команды не смолчал молодой: «Никита Павлович, — одернул он наставника, — вы ошибаетесь: разве я такое говорил?» И руководство команды получило от футболиста заявление об уходе.

Этот обоюдно нежелательный уход получился растянутым. Володя сыграл еще в Одессе, затем в Астрахани, напуганной в то лето эпидемией холеры, съездил на турнир ведущих европейских команд в Испанию. Проиграв в финале «Реалу» 1:2, «Спартак» стал почетно вторым. В полуфинале с итальянской «Севильей» окончательный счет 3:1 оформился в пользу советских футболистов (два гола на счету Владимира Проскурина). Еще 31 августа сыграл в Москве против столичного «Торпедо», спортивная газета поместила выразительный снимок, где футболист, даже без взгляда на подпись узнаваемый большинством болельщиков страны, показан в борьбе за мяч.

В общей сложности воронежский парень провел в футболке «Спартака» семь матчей, забил четыре мяча (результативность приличная). Времени прошло достаточно, чтобы остыть. Однако честолюбие помешало склонить покорно голову и объясниться покаянно. Обратись он даже не к Никите Павловичу Симоняну, а к начальнику команды — авторитетнейшему в советском футболе Николаю Петровичу Старостину (тот всегда брал новичков «Спартака» под свою опеку), — конфликт, думается, мог бы все же уладиться. Игру новобранец показывал безусловно хорошую. Да не стал, по натуре своей не готов был Проскурин отрекаться от написанного сгоряча заявления. А уговаривать и разубеждать его, брать на себя инициативу урегулирования частных разногласий было не в спартаковских правилах. В газете «Труд» появилась реплика, смысл которой выражался в нескольких словах: отчислен за неспортивное поведение.

Да, «Спартак» для Владимира Проскурина остался на всю жизнь потаенной кровоточащей раной. Кто-то может сказать: с Проскурой обошлись жестоко. Есть и другое мнение: причина печального исхода — в лояльном отношении Симоняна к игрокам. Одного отпустил перед ответственной поездкой в Швейцарию в Воронеж, четверо в день игры с «Базелем» отлучились в город — будто видеомагнитофоны для них не мог купить массажист или, скажем, тренер по физподготовке. Ни того, ни другого в интересах игроков и команды старший тренер (по-современному: главный тренер) не должен был делать.

Проскурин Владимир Григорьевич годы спустя, будучи уже главным тренером команды, поступал намного жестче. Один простой пример: куда-то команда уезжала. Подкатил автобус, все сели по местам, а одного нет. «Ждем пять минут», — сказал главный, поправил галстук и глянул на часы. Ровно через пять минут подошел к водителю и велел: «Поехали». Опоздавшему футболисту пришлось догонять команду на такси. И это была не крайняя строгость Проскурина-тренера.

Приехав из Москвы, Владимир Проскурин произнес со вздохом: «Все, из Воронежа я больше никуда!»

И тут же предложил ему свое игровое пространство одесский «Черноморец», да в придачу — «жигули» вне очереди (машина по госцене без многолетнего ожидания считалась в начале семидесятых подарком). Но футболист, набравшись соленого опыта в Ростове и горького в Москве, сомнений не испытывал. Родной город к тому же задался целью собрать, объединить своих игроков, позатерявшихся в других футбольных весях, и «Труд» сделать родной, не наемной командой. Поэтому для удержания «вось­мого номера» областные власти тоже приложили усилия. Нашелся желанный «Москвич», выдано на руки гарантийное письмо на выделение трехкомнатной квартиры в почти готовом к сдаче элитном доме.

На большое Володя никогда не замахивался, помнил свое детство и то, как трудности объединяли их многодетную семью, как пример старших убеждал, что только упорным повседневным трудом можно победить нужду и послевоенную разруху. И дальше, в более стабильные годы, — что все зависит только от тебя самого. Помощи ждать больше неоткуда. Отец, Григорий Иванович, вернулся в освобожденный Воронеж с фронта за год до окончания войны. Одна рука жутко искалечена, а все же радость какая — живой! Еще большую радость испытала мать, Александра Ивановна, встретив его с четырехлетним сыном, старшим братом Володи. А Володя родился в 1945-м, за ним еще, еще… Когда его обязанностью стало бежать по утрам с бидончиком и сумкой в обитый крашеной шелевкой ларек: купить молока и булок, — детей было уже пятеро: четверо братьев и совсем маленькая сестренка. Молоко из бидона разливали по алюминиевым кружкам, завтракали — и айда под горку на луг до вечера. Там, в пойме извилистой полноводной реки, и проходило ребячье лето. Да не только рекой и озерами притягивал луг: вся пойма — от Чижовки до Отроженских мостов — была уставлена разнокалиберными (кто во что горазд) футбольными воротами. Примером для всех был Вячеслав Елисеев, играл на протезе. Игра объединяла поколения. Когда взрослых в команде не хватало, брали мальцов. Амплуа раздавали по принципу: плохо играешь — стой на воротах, лучше — в обороне, еще лучше — в нападении. Вова Проскурин проводил в атаке по две-три игры подряд. С той ранней детской поры и зародилась в нем спортивная страсть.

Много интересного рассказывал Владимир Григорьевич. В теплую погоду мы выходили с ним медленным шагом из полуподвала федерации (он тогда уже припадал на одну ногу), садились на длинную лавку Восточной трибуны тихого безлюдного стадиона и… Футболисты прошлого, его предшественники, представлялись вдруг с новой неожиданной стороны. Юрий Коротков (конец 50-х) запомнился любителям футбола как отличный боец и признанный вожак с универсальным амплуа: действуя по обстановке, он перебегал назад, к своим воротам, а в нужный момент стремительно появлялся в штрафной соперника или центре поля. Позже его действия оценили как опережающие свое время — они очень напоминали голландскую модель игры, ставшую открытием в 70-е годы. Борис Чернышов, коренастый стойкий защитник, получил самую высокую оценку Проскурина не за игру, а за более поздний поступок, когда возглавлял уже городскую федерацию футбола. Александр Бородюк был тогда еще подростком. Узнав, в каких материально невыносимых условиях жил вдвоем с матерью будущий олимпийский чемпион Сеула, Чернышов, пойдя на нарушение КЗоТа, выделил несовершеннолетнему ставку детского тренера. Для Саши Бородюка эти небольшие деньги стали огромной поддержкой, о чем он вспоминал уже взрослым при каждом удобном случае… Я не раз пожалел, что не расспросил Владимира Григорьевича о других приметных личностях только еще поднимавшего голову воронежского «Труда».

Здесь же, на скамье стадиона, я узнал, что восьмой номер всегда выбегал на поле в гетрах, но без щитков. Предлагал соперникам элегантный футбол? Да, грубить при такой экипировке неразумно, и не в его натуре. Предохраняя ноги от ушибов (а их пришлось принять неисчислимое множество, действуя обводкой и по молодости зачастую бросаясь напролом), щитки мешали бы чувствовать мяч. А его футбол целиком выстраивался на чувствах: чувстве мяча, чувстве позиции, чувстве партнера, чувстве гола. Две сотни забитых мячей — это две сотни осмысленных решений игровых ситуаций, завершенные умелым, годами отработанным или, как говорят, поставленным ударом. Но только пропущенные через душу точные попадания могли поражать воображение наблюдателей. Поражать чаще всего неразгаданной тайной, интригой движений, наделяющими игру футбол глубоким смыслом и радостью общения с ним.

Ценил ли он Божий дар? Уместнее, пожалуй, другой вопрос: понимал ли, откуда такое умение? Пока играл — задумываться было недосуг. И все-таки порой он даже эксплуатировал свою одаренность. И если в молодости брал количеством движений, энергией поиска, то в поздний период отдельные игры целиком строил на выжидании решающего момента: я здесь; если мяч придет ко мне, я его пробью.

Однажды в год нашего знакомства я напросился посмотреть совместно матч, сверить впечатления, проследить реакцию знатока на меняющиеся на поляне события. На афишах крупным тиснением: «Факел» и калининградская «Балтика». Центральный стадион набит, на трибунах, оборудованных пластиковыми креслами, и в проходах тоже уплотненно поместились тысяч тридцать (даже с лишком) зрителей. Я знал, что восприятие происходящего у нас с Владимиром будет разное. Но чтобы настолько! Когда, по моим соображениям, могло произойти что-то решающее, мой консультант абсолютно инертным тоном заключал: нет, тут ничего не будет. А на пустом, казалось бы, месте — вдруг оповещал таким же размеренным голосом: сейчас может быть гол. И в следующий миг посланный от одного нападающего к другому мяч незамедлительно потряс штангу — и отскочил, не достигнув цели, в ноги защитникам. Как охнул и застонал стадион, я уже не прислушивался. Мне интересно было проследить взлет души много испытавшего в «полевых» условиях человека. На спокойном лице ничего не проявилось, ни одна жилка, как говорится, не дрогнула. И это была типичная реакция невозмутимого футбольного инспектора, много лет исполняющего эту функцию, прошедшего в этом деле все стадии: от оценки игр регионального уровня до высококлассных сражений премьер-лиги. В инспекторскую когорту отбирают хорошо отличившихся судей. Владимир Проскурин футбольные матчи никогда не судил («Не судите, да не судимы будете», — отшучивался), но его взяли, и действовал на этом поприще он до предельного возраста, а значит, не было нареканий на его требующую грамотной объективности работу.

В перерыве между таймами зашумела популярная на рубеже веков «Мальчик хочет в Тамбов, зай-чики-чики-чики-там…» Песня облетела заполненные трибуны, обезлюдевшее поле, запись смолкла и снова назойливо повторилась. Кому-то, видно, хотелось слушать «зайчиков» еще и еще. И как часто бывает: одна мелодия будит в памяти другую. В ближайшем от Верхнего Мамона селе Гороховка услышали тихим летним вечером словно принесенную течением любимую родную песню: «По Дону гуляет казак молодой…» Подумали: кто-то из отдыхающих на берегу реки включил транзистор. Отдыхающими были Владимир Григорьевич с женой и детьми, его друзья, старший брат, тоже с семьями. Они расположились на берегу с палатками, хлопотали в ранних сумерках уху с дымком. И запел народную казачью песню — да-да, футболист — чистым глубоким голосом. Земляки из глубинки в своей невольной ошибке уловили и почувствовали то, что будет передано и проявится в следующем поколении Проскуриных.

Когда Владимир Григорьевич занимался уже тренерской работой, его дочь, Лена, училась в Саратовской консерватории по классу сольное пение. После выпуска работала в Воронежском оперном (как его называли раньше — музыкальном театре), исполняла ведущие партии в голосовом диапазоне сопрано. Как знать, если бы юного Володю прослушал кто-нибудь понимающий толк в пении… суждено ли ему тогда было войти в тройку лучших бомбардиров страны? Или прими вместе с женой-студенткой предложение питерского «Зенита» — не исключено, что их дочери довелось бы совершенствовать голосовые данные в Петербургской консерватории. А переберись он в Одессу… Но все это отступающее от жизненных реалий сослагательное наклонение, и не больше.

После ростовского СКА и московского «Спартака» Воронеж увидел Проскурина другим, повзрослевшим. Это проявлялось в твердости походки, более строгом, уверенном выражении лица, малословной, но свободной манере говорить. Задумчивый, углубленный в себя человек. «Труд» с его появлением заметно ободрился. Два десятка голов за сезон положил центрфорвард на алтарь успеха. Его стабильная результативность закономерно отражалась на показателях в турнирной таблице. Если в 1970-м «Труд» занял девятое место в своей группе команд, то в 1971-м с возвращением и подключением «восьмого номера» поднялся на пятое место, а в 1972-м вошел в число призеров (это хорошо запомнили те, кто выстраивал футбольную политику в Воронеже и ровно через десять лет ожидали от Володи такого же рывка, только тренерского). В начале семидесятых ощутил Владимир и полноту семейного бытия. Все рядом, в одном городе: жена, отец с матушкой, братья, сестра, и все ему рады, любят, ценят. Подрастал сын, родилась дочь. В минутах ходьбы от Центрального стадиона получена трехкомнатная просторная квартира, для поездок на тренировочную базу всегда под рукой «москвич», если по какой-то причине он не мог ехать вместе со всеми на клубном автобусе. От многих других отличала его раскованная независимость, будто футболист принадлежал иному, более свободному миру. Так оно и было. Да не всем это нравилось, вызывало свойственную людям зависть. Находящиеся рядом работники с более высокими спортивными должностями чувствовали перед ним, успешным в силу природной одаренности, некую свою ущербность. А он в отдельных случаях горазд был и правду-матку им в глаза резануть — об их полностью зависимом от вышестоящего начальства положении; кроме того, позволял в узком кругу и неполитизированные высказывания. Так не могло долго продолжаться. Не случайно бытовало емкое выражение: поставить на место. В брежневскую эпоху жестоко не наказывали, но притеснение по службе было в порядке вещей. Сигналом к грядущим неприятностям стал случай после одной совсем непримечательной игры сезона 1973 года. Умытый и причесанный вышел Проскурин из раздевалки на улицу. Дорогу преградил подвыпивший завсегдатай Восточной трибуны.

— Ты что сегодня так хреново играл? — И тут же форвард получил тычок в зубы.

Проскурин сделал шаг назад, отбросил сумку, освободил руки и надавал мужику увесистых тумаков, упредив ревностное рукоприкладство всегда провожавших его на выходе со стадиона фанатов. Милицию призывать не стали, разошлись по-тихому, смиренно. Как знать, случайным было это столкновение или подстроенным? В неудачах команды, откатившейся по итогам футбольного года на девятое место, обвинили почему-то ее лидера. И даже курьезно отчислили из «Труда» с какой-то совсем невразумительной формулировкой. С каких вершин скатилось не в меру суровое решение, Владимир смекнул окончательно, когда не мог устроиться на спортивную работу. Никуда не принимали. Такой тотальный запрет могло дать лишь партийное руководство. А убедить партийцев способны были и спортивные начальники-функционеры.

Пришлось маститому футболисту помыкаться. Действительно, от уважаемого еще вчера и знаменитого все вдруг отвернулись. Только на заводе тяжелых механических прессов начальник отдела кадров Демахидов сделал вид, что ничего не знает, и принял известного игрока, ничем не показавшегося ему подозрительным, инструктором по спорту.

На новой должности Проскурин проявился не столь ярко, как на зеленом поле, а все равно физкультурная работа предприятия при нем оживилась. Здесь среди коллег из других предприятий и районных спорткомитетов Володя тоже был своим человеком. В 1974-м, не прибавившем ему забитых мячей, познакомился на турнире по мини-футболу с Александром Пешковым, работавшим коллегой-инструктором на заводе «Воронежсельмаш». Судьба связала их в буквальном смысле до последнего вздоха. Выражаясь языком военным, Проскурин охотно делегировал обязанности командира своему будущему преемнику, оставляя за собой более удобную и подходящую роль «начальника штаба». Но все это позже.

А годовая опала как неожиданно началась, так же внезапно и прекратилась. При подготовке к сезону 1975 года его убедительно попросили вернуться в команду. Хотелось ли ему продолжить свой футбол? Ответом может служить достоверный факт: работая инструктором на заводе, он не прекращал индивидуальные тренировки, держал себя в боевой форме. Надобность в нем почувствовали, но сам бы он ни за что не сделал первый шаг. Гордости в нем не поубавилось, несмотря ни на что.

«Труд» в 1975 году окреп. В сравнении с сезоном игры без Проскурина, когда не смог удержаться даже в первом десятке, продвинулся сразу на семь позиций вперед: занятое пятое место в чемпионате для черноземной команды считалось успешным, достойным. Несмотря на перерыв, Владимир так же часто, как прежде, забивал, радуя воодушевленные трибуны. В то же время он попал в поле зрения обкома партии. В том году успешный руководитель и крепкий хозяйственник Виталий Воротников выдвинулся на повышение, на смену ему управлять Воронежской областью перевели из Ленинграда Вадима Игнатова, продвинутого футбольного болельщика. Теперь в дни домашних матчей «Волги» секретарей, завотделами обкома и других начальников подруливали к улице Студенческой, маленькие клерки тянулись к стадиону в центре города пешими рядами — все обкомовцы вдруг страстно полюбили привлекательную игру. Лучших футболистов в правительственном здании на площади Ленина знали поименно. А у Игнатова даже зять (второй зять) был футболистом. Так что Проскурин, несравненный бомбардир, оказался в фаворе, и никаких невзгод жизнь ему, казалось, больше не предвещала.

Над укреплением команды работали активно. Даже изменили название: с 1977 года «Труд» стал «Факелом». Усилий (разноплановых) было приложено немало, чтобы «Факел», как выражались, вспыхнул ярко. Бесспорным успехом стало второе место в чемпионате среди команд второй лиги. Но задачи ставились более высокие. В 1978 году «Факел» выходит в первую лигу — а прицел был уже и на высшую лигу. В 1978-м, удачном для команды, Проскурин доигрывал, карьеру игрока завершал красиво. Владимир не раз говорил: «Как только перестану забивать — сразу уйду». В «Факеле» и в последнем своем сезоне он продолжал забивать. А в начале августа при столкновении у ворот получил перелом ребра. Вынужденный перерыв, ускоренное лечение — по большей части, посещением парной (баню он признавал лучшим средством от любых болезней и недомоганий). В том сезоне он забил 14 мячей (не лучший для него показатель: бывало же и 20, и 22), хотя и превзошел многих одноклубников. Мог бы продолжать, но, помня свое обещание, окончательно решил: пора. Завершающий его гол приходится на 31 июля в игре с вологодским «Динамо».

Перед последней игрой сезона в начале ноября 33-летний экс-капитан категорично подтвердил решение о своем уходе. Руководство команды, готовое и неготовое к такому обороту событий, наскоро вручило в подарок после матча оказавшийся под рукой проигрыватель, а ближайшее окружение, несогласное со скорым окончанием вечера, потянулось говорливой компанией в кафе «Океан». Здесь люди, узнаваемые и совсем незнакомые, говорили Володе важные, по их мнению, слова, торжественно поднимали рюмки… Проскурин пригубливал, благодарно кивал в ответ. Много народу тесное кафе вместить не могло: охочие увидеть напоследок блестяще отыгравшего свое футболиста подпирали с улицы. Одни искренне высказывали пожелания, прощались, уходили, на их месте появлялись другие. Несколько часов продолжалась стихийная церемония. То и дело, перебивая друг друга, вспоминали игровые эпизоды, громкоголосо спорили о количестве забитых за лучшие сезоны мячей, называя прочно засевшие в памяти цифры, перечисляли дубли, хет-трики, было и четыре забитых в одной игре гола («Да не в одной игре — в двух», — тут же уточнил кто-то). Проскурин расчувствовался едва не до слез: о нем, точнее, о его матчевых результатах, знают больше, чем он сам.

Однако без футбола он себя не мыслил. Проучившись два года в Москве и окончив Высшую школу тренеров, Проскурин получил в 1981 году пост старшего тренера «Факела». Такие назначения проходят согласования на нескольких уровнях, один другого серьезней. И если в 1980-м году под руководством наставника Бориса Яковлева (после ВШТ Проскурин несколько месяцев был его помощником) «Факел» занял среди 24 команд первой лиги 12 место, то с приходом Проскурина «к власти» прописался, хотя и на последней позиции, в десятке лучших. За результат тренера-новичка, казалось, никто не мог упрекнуть. Однако управлять командой ему довелось только один год. От тренера ждали, а может, и требовали фантастически ускоренный рывок: высшую лигу в областных властных структурах, наверное, видели даже во сне. Но Проскурин-наставник не оказался столь быстрым на результат, как в бутсах и майке.

На его место подыскали более проверенного наставника Виктора Марьенко, московского торпедовца, хорошо разбирающегося в футболе и обладающего гораздо большей, нежели Проскурин, природной хитростью. «Факел» ворвался в высшую лигу только спустя три года. Команда, как известно, на вершине смогла продержаться один сезон — и рассыпалась. Стоило ли ради этого ломать столько копий? Может, и стоило. А почему не удержались? Из игроков возрастных, несколько лет несменяемых, выжали все. А обновлением состава вдумчиво не занимались, отдаленная перспектива в задачи дня не входила. Получилось для людей понимающих предсказуемо: «Мавр сделал свое дело…»

Пока наблюдался взлет и падение «Факела», появилась в Воронеже новая команда — «Стрела». Проскурину предложили возглавить ее. Он согласился. Но больше сезона и там не задержался. Три года тренерствовал в волжском городе Балаково, удерживая на плаву команду второй лиги. Пробовал различные подходы: где-то преуспевал, что-то получалось, но все-таки не так, как задумывалось. Его невольная тренерская оплошность — требовать от подопечных проявляться на поле так же, как когда-то умел он сам (настроить себя работать по-другому не могли и такие кудесники мяча, как Олег Блохин и Виталий Раздаев). Раздаев, не лукавя, по-сибирски открыто говорил, имея в виду не только свой опыт: «Не из каждого хорошего игрока может получиться достойный тренер». Поэтому Владимир Проскурин нашел свой причал в федерации футбола, откуда он мог отслеживать все интересующие его спортивные события, заниматься попутно инспектированием, чувствовать себя при деле, интересном и живом.

Какое-то время довелось ему поработать и с детьми. В начале 80-х, как помнится, Проскурин — действующий спортивный организатор в «Трудовых резервах». В компании с тренером Владимиром Леонидовичем Горожанкиным на первенство СССР в системе профтехобразования Владимиру Григорьевичу удалось подготовить отличную команду. В итоговой игре за первое место Воронеж, представлявший РСФСР, переиграл команду из Украины со счетом 3:2. Лучшим футболистом турнира был признан воронежский полузащитник Геннадий Ремезов.

Стать бы после такого успеха Проскурину детским тренером? Нет, то был лишь эпизод в его работе на благо футбола. Так же, как и подключение к организации ветеранских соревнований. В 2004 году в Нововоронеже под эгидой Российского футбольного союза был проведен всероссийский турнир ветеранов футбола. Имя Проскурина помогло собрать сборные десяти регионов со всей страны. Турнир получился ожидаемо зрелищным, радовал зрителей разнообразием футбольных школ. И венчала этот спортивный праздник замечательная победа местной команды.

Но и после этого Владимир Проскурин все так же кропотливо продолжал посвящать свои будни областной футбольной федерации. С 2012 года он стал ее председателем. Александр Пешков — его заместитель. В 2017 году они поменялись должностями. Дело вели слаженно. Жить бы и радоваться. Да после семидесяти Проскурин все чаще болел. В середине июля 2020 года из-за мучительной ломоты во всем теле он несколько дней не появлялся в федерации. А в субботу (его банный день) все же отправился с веничком попариться, прогреть проникающим жаром усталые кости. В предбаннике сыграл с приятелями в шашки, а до парилки не добрался. Заторопился вдруг домой. Дома стало совсем плохо. Еще два дня длилась его связь с живым миром. И оборвалась.

Поговорить о нем часто дают повод не столь результативные его последователи. Когда зрители прозябают на откосе трибун в ожидании хоть какого-нибудь плохонького гола, когда атакам не хватает молниеносного зигзага мысли, когда старательно и порой изящно разыгранные комбинации срываются раз за разом, не получая завершения… Как часто мы слышим сетования: некому забивать! Умеют обороняться, прилично действуют в центре поля, обещающе накатываются на ворота — и тут все рассыпчато теряется. А без гола футбол — не футбол. В противовес, ностальгируя, называют имена футбольных умельцев прошлых лет. Имя Владимира Проскурина, судя по всему, будут вспоминать еще долго.

Владимир Дмитриевич Корякин родился в 1948 году в городе Мариуполе. Окончил Ждановский металлургический институт. В Воронеже с 1975 года. Работал в газетах «Молодой коммунар», «Берег», Центрально-Черноземном книжном издательстве, сотрудничал с воронежскими редакциями центральных газет. Автор 20 книг и брошюр, изданных в Воронеже, в числе которых «Круговорот», «Удар гонга», «Им рукоплескали…» и др. Член Федерации спортивной литературы России. Живет в Воронеже.