* * *

 Ночные ткани впитывают важное,

Всей плотью принимая, берегут

Родных ладоней состраданье влажное

И сирый, покосившийся уют.

 

Так жить и жить, в готовности, в поклоне.

Как Серафимы хижины идут…

Я загадаю: пусть река с затоном,

С ромашковым нестоптанным бутоном

Меня на сто веков переживут.

 

Здесь у реки, послушай, гимна пение,

Здесь россыпь рос, победа СВО

И самое святое возвращенье —

Здесь — возвращенье сына моего!

 

* * *

 Разбиты пороги у ветхих домов,

Разинули пасти седые овраги.

Но мне представляется запах блинов

И даже приметы бывалой отваги.

 

Мне видится трактор, его козырек,

подобный пилотке, тут орден на грудь бы!

Здесь падали искры с советских серпов,

Здесь падали жены — хозяйки орудий.

 

Преследуют сзади и сбоку полки,

Тамбовские волки в лесах партизанят.

Бесстрашно проносятся бабьи платки.

Отличник труда — выть бы волком, да занят!

 

В немом завершенье последних борозд

Вздыхали безропотно — тихо ли, громко.

Лежали котомки под зыбкостью звезд,

Мерещились светлые лица потомков.

 

Вздохни, а за вздохом по новой сажай

Зерно и коренья, смиренье, надежды

И втайне молись за такой урожай,

Который дороже значков на одежде.

 

Автобус гудит, собирай инструмент,

что лишь поспевает за бабьим азартом.

Садится на рваный, потертый брезент

Измотанный скульптор «Великого Завтра».

 

ДОРОГОМУ ЧЕЛОВЕКУ

 

Нет, ты не оскудеешь. Ледостав

начнется не с твоей застывшей тайны.

В тебе все прорастает вертикально:

и лед, и льдинка клавиши хрустальной,

до чуткости божественной достав.

 

Ты не сожмешься, гранью голубой

царапнув сердце, градинкой не станешь.

Ты целой грудью за такое встанешь!

Как радуга, имея сто пристанищ,

Чужую боль укроешь ты собой.

 

Ты не озябнешь. Колос в седине

Как среброшлемый рыцарь бьется с тризной.

Когда и я вросла в свою Отчизну,

Ты ближе стал, того не зная, мне.

 

* * *

 Рубль падает, как сумерки,

Руки падают, дрожа.

Учит сын стихи про суслика,

Учит песню про ежа.

 

Угол светлый и иконный

Пригорюнился со мной,

Слева — сам Георгий конный,

Озадаченный войной.

 

Позапрошлые союзники

Разбежались как ужи.

На пригорке в книжке — суслики,

Лапы сжали перед публикой.

Так поди же, попляши!

 

* * *

 Вот ведерко трехцветное

сын для камешков взял.

— Собирай их, заветные,

Да в своих не бросай!

 

Видно, мнит их игрушками:

это — заяц, там — слон…

Мальчик горстку послушную

насыпает в ладонь.

 

Взяв один, полюбуется

отголоском скалы,

строя «горы» на улице,

что не так уж малы.

 

Горы, домик… громадины —

не разрушил бы кто.

На любого создателя

покушается зло.

 

Мир лютует и бесится,

как весной ледоход.

Сын в последние месяцы

слишком быстро растет.

 

* * *

 Раздает весна ордена,

Звезды светятся в ветках сада.

Мне понятна отчаянная весна

Тютчева и Мачадо.

 

Грузовик, на стекле — Колобок,

Добрый, мудрый рисунок детский:

— Ты катись, от беды недалек,

Ты сумей вернуться, отец мой!

 

— Догоню! — прокричишь, — доберусь,

Успокой-водою умоюсь,

Белым соколом обернусь,

Сяду лихо в тамбовский поезд!

 

Город тонет в потоке стрел,

превращающихся в колосья.

— Сыну завтра исполнится восемь.

Я приехать живым успел.

 

* * *

 Наготове душа — да бывает ли так?

Выбривает ноябрь все заветное налысо.

Эта осень особенно с нами люта,

Наливаются зерна и падают запросто.

 

Запиши мое имя на этом листке,

Пусть и я оторвусь, над собою не сжалившись.

Снова влажные капли на черном платке

И беспомощный взгляд на ребят уезжающих.

 

Не молитва и даже не горечь внутри,

Вырастают кресты, под крестами — родимые.

Ноябри — будто сороковины — смотри,

Как корявы слова и объятия мнимые.

 

Больше смерти с собой ничего не возьмешь.

Остывают посевы на бороздах выспренных.

Не хочу признавать, что и ты здесь пройдешь,

Если это так просто, то строки — бессмысленны.

 

Черных сосен негласный несносен устав:

«Завершается все, даже муки родильные».

Вырастают кресты, застывают уста,

Целованьем последним согреться бессильные.

 

* * *

 Перебираю соцветия — цветок к цветку.

Как полотнище — плащ-палатку тку.

Чтобы цветы с кипятком заваривать,

Как элексир вам давать от аварий —

На М-7, на АЭС, крымских мостах,

В самых опасных, холодных местах.

Рву-собираю да приговариваю,

Слова молитвы, как чай, завариваю.

Полынь с чабрецом, и горит свеча:

Молитва вечерняя, строчки да чай.

Снова цветок к цветку, венки —

Не на кресты — на чело вам, сынки!

 


Наталия Александровна Джурович (Унгерова) родилась в Москве. Окончила филологический факультет Российского православного университета им. Св. Иоанна Богослова. Поэт, переводчик. Публиковалась в журналах «Наш современник», «Подъём», «Гостиный Дворъ» и др. Автор сборников стихов «Нескончаемое лето», «Двуречие», книги прозы и стихов «Крестоносная Румия» (в соавторстве с Милаковичем). Лауреат Международного поэтического конкурса им. Григорьева. Живет в Черногории.