Когда-то я написал: «Если книга Высоцкого «редакторски» стала книгой моей жизни, то Борис Бабкин (тоже «редакторски») стал, наверное, автором моей жизни». Имея в виду то, что ни с кем из прочих авторов у меня не сложилось столь тесных и дружеских отношений — особенно в первые годы нашего общения, которое продолжалось в целом около десяти лет. И потому случайное известие (совсем недавно) о том, что Бориса уже нет, меня просто потрясло. А начиналось все так…

 

Осенью 1993 года в Центрально-Черноземном издательстве с рукописью первой своей книги под весьма претенциозным названием «Завещание на жизнь, на смерть, на деньги, на золото и на любовь» появился один из самых печатаемых и востребованных впоследствии российских писателей криминального жанра, а на тот момент только начинающий автор из города Грязи Липецкой области Борис Бабкин. В издательстве Бабкин «попал» на главного редактора Виктора Чекирова, а тот переправил его ко мне.

Борис был на четыре года старше меня, высокий, худощавый, атлетически сложенный, с резкими, очень выразительными чертами лица, густой шапкой темных жестких волос, пронзительным, точно сверлящим собеседника взглядом черных глаз, весьма богатыми мимикой и жестикуляцией и… красноречиво «набитыми» кулаками. Вкупе с определенного рода лексиконом и хищно-настороженными движениями последнее явно свидетельствовало о том, что за плечами гостя очень насыщенное и неординарное прошлое. Плюс ко всему он прямо с порога предложил перейти «на ты», а минут через пять — использовать в речи ненормативные элементы. Я не возражал; и не такое, как говорится, могу выдержать.

Суть же вопроса была следующей: Борис написал детективный боевик, мы попробуем его напечатать (что в те, уже «смутные» для книгоиздания времена было определенным финансовым риском), а моя задача — отредактировать текст. Еще Борис поведал, что показывал до нас рукопись в некоем московском издательстве, и…

— Ты представляешь! — рыкнул он. — Эти мрази (в оригинале было покруче. — Ю.К.) сказали: «Мы согласны взять вашу вещь и заплатить миллион (неденоминированных. — Ю.К.) рублей, если забудете, что вы ее автор». А вот хрена! Чуть не врезал тому сучонку, забрал свою папку и ушел.

— Но ты учти, — предупредил я, — у нас миллиона не получишь.

— А и не надо! — мотнул он головой. — Сколько дадите, столько и дадите. Но это должна быть моя — слышишь? — м о я! — книга. А миллионы… Миллионы еще будут. Главное сейчас — издать «Завещание…». И между прочим, я уже пишу второй роман, «Наемник», и на третий руки чешутся. Ладно, чего зря базарить. Рукопись-то глянь…

Я «глянул». Минут двадцать полистал по диагонали. Тогда в России еще не в ходу был термин «экшн», но это был самый что ни на есть «экшн из экшнов»: столь головокружительного, насыщеннейшего действия, действия и еще раз действия я не встречал ни у одного не то что отечественного, а и даже западного автора. Лихо закрученный сюжет, стремительная смена «кадров», обилие диалогов, широчайшая география событий и — просто масса, масса драк и трупов! Текст был очень «кинематографичен», затягивал, заставлял читать дальше, но и в то же время, на мой взгляд, несколько схематичен, сух, бедноват на психологиче­ские мотивировки поступков героев. Ну и некоторые другие, чисто профессиональные замечания. Так я Борису и сказал, на что он усмехнулся: «Ты ж редактор, вот и делай как надо. А моя задача — писать!..»

Он уехал, и я взялся за «Завещание…». Сначала пытался править по машинописи, но почти сразу же бросил: слепой шрифт, узкий интервал между строками, хлипкая уже бумага. Водрузил на стол электрическую «Ятрань», положил сбоку рукопись Бабкина, и — погнал!.. Сюжет романа вкратце таков: умирающий в тюрьме старый зек рассказывает своему выходящему на свободу молодому товарищу о зарытом где-то на просторах Якутии золотом кладе и дает «инструкцию», как до этого золота добраться. «По ходу пьесы» к охоте за кладом подключаются самые разные конкурирующие преступные группировки, ну и — см. выше: уголовные разборки, погони, жестокие схватки и многочисленные убийства…

Правил я «Завещание…» достаточно долго — четыре с половиной месяца. Потому что, во-первых, текст был объемным, порядка 25 авторских листов, а во-вторых, вел же еще и другие рукописи. И вот по мере, так сказать, погружения в материал я все больше ощущал, насколько близко автор знаком с самыми глубинными и темными реалиями жизни преступного мира. А поскольку Борис теперь приезжал часто, чуть ли не каждую неделю — ну не терпелось ему поскорее увидеть свое детище напечатанным, — то общались мы все плотнее, и постепенно узнал я о нем очень и очень многое…

Пожалуй, рискну заскочить вперед, но скажу следующее: когда накануне и сразу же после выхода «Завещания…» в нашей областной прессе стали появляться первые публикации о Бабкине, я сразу заметил в них и биографические разночтения, и порой абсолютные нестыковки с тем, что тот рассказывал о себе мне. Указал Борису на это, а он лишь поморщился: «Слушай, если выдам журналистам всю правду, по ночам спать не будут. И на хрен мне это надо? Да и никому это не надо. Ты знаешь больше, но тоже далеко не все. И незачем тебе знать все…»

А я, в общем-то, никогда его специально ни о чем таком и не расспрашивал. Мы, повторюсь, просто общались, хотя, кстати, иногда он довольно жестко предупреждал: «А вот это, смотри, не для печати». «Да я вроде писать о тебе и не собираюсь», — пожимал я плечами. Он ворчал: «Ну, мало ли…» Вот, получается, напророчил. Но зато мне точно известно, что писать можно, а о чем лучше не стоит…

 

Борис Николаевич Бабкин родился 15 ноября 1953 года в Ленинграде. Когда ему было четыре года, семья переехала на жительство в Магаданскую область. Учился в школе; лет в 13–14 принял участие в объявленном молодежной газетой литературном конкурсе и даже получил премию — аж целых пять рублей! А еще он стал заниматься борьбой — сначала нашим классическим советским самбо, а случайно познакомившись с пожилым уже китайцем, великолепным мастером не очень широко распространенного, но очень эффективного стиля единоборств сан-чин-до, целиком сосредоточился на постижении секретов этого боевого искусства и немало в том преуспел.

После школы Борис поступил в десантное военное училище. Учился прекрасно, что и немудрено: по собственному признанию, всегда хотел стать офицером. Даже не дожидаясь окончания им училища, начальство направило Бабкина в одно из элитных спецподразделений. Конечно же, ас-рукопашник, умеющий, как он выражался, стрелять из всего, что стреляет, и управлять всем, у чего есть руль, был ценнейшим кадром для соответствующих служб. Борис участвует в целом ряде спецопераций (на самых разных континентах), выполняет со своими боевыми товарищами секретные задания, и… И вот — 1979 год, Афганистан. Штурм дворца Амина. Затем — война, тяжелое ранение, долгие и мучительные месяцы в госпиталях. После выздоровления — снова в строй. И вдруг…

Как сейчас вижу туго стиснутые челюсти и набрякшие желваки Бориса.

— Я совершил воинское преступление… — глухо выдавливает из себя он. — Какое, тебе знать ни к чему. — Повторяет уже слышанное мною ранее: — Спокойнее спать будешь… Ну а потом — арест, лишение всех званий и государственных наград, в том числе и весьма высоких. Ждал трибунала… Но однажды меня перевозили из одного места в другое, и я сбежал. Замочил конвоиров и сбежал… Да нет, не убил, а просто вырубил. И «бегал» я по стране около двух лет… Как с катушек слетел — грабежи, налеты на сберкассы, иные денежные «объекты». Пол-Союза отгастролировал: от Киева до Новосибирска. Уже настоящая охота за мной шла, и наконец повязали менты в Ярославле…

После отвезли в Москву. Началось следствие, допросы и… ну да, были и пытки. Но чаще — просто били. Хотя били так, что казалось, уж лучше смерть… Чуть базарнешь не по теме — карцер или грабли под потолок… Это у них метод такой излюбленный был: подвешивают в подвале за руки к потолку и долбят как грушу боксерскую, тренируются, суки… И знаешь, хуже всех были… бабы, сотрудницы, твою мать, органов внутренних дел!.. На работу приходят в мини-юбочках; бижутерия, макияж — все при всем, просто фотомодели! Переодеваются — и в подвал, «на тренировку»… Мужики не так били, а эти, твари, злые как собаки, ни капли жалости. Мочили, пока сознание не потеряешь. Отольют водой — и по-новой. Кричи, не кричи — бесполезно (да и кто из подвала услышит-то?), завязывали только когда сами уставали, овчарки…

Ну а потом был суд и приговор. Срок Борис получил немалый — и пошел по зонам особого режима… Нелегко было там бывшему офицеру, таких в уголовном мире не любят. И приходилось Бабкину буквально отвоевывать свое право на хотя бы относительно (если только это слово здесь вообще применимо) нормальную жизнь по ту сторону решеток и колючей проволоки. Отвоевывать железным характером и кулаками. На одной из зон в результате какого-то конфликта он неслабо «поломал» авторитетных сокамерников. Базар! Кипеш! «Погонники наших бьют!..» А на той зоне сидел знаменитый вор в законе Вася Бриллиант. «Обиженные» — к нему: надо, мол, разобраться, что за беспредел! Бриллиант выслушал обе стороны и, ткнув пальцем в Бориса, вынес вердикт: «Прав он. И чтоб больше его никто не трогал…»

В заключении Бабкин провел долгих восемь лет. Кстати, в знаменитом Владимирском централе он «вспомнил молодость» — снова начал писать (ну, так, от скуки и для развлечения) какие-то занимательные рассказы. Очень благодарными слушателями были соседи по камере, а вот тюремщики — не очень. Ознакомившись с текстом Борисовых вариаций по мотивам тургеневской «Муму», где хитрая и умная собачка Муму во всевозможных ситуациях издевалась и выставляла в комичном и позорном свете тупого дурака-опера Герасима, надзиратели отделали автора по полной программе…

Но даже плохое когда-нибудь заканчивается. Бабкин освободился в 1988 году, без права проживать в городах (как «особо опасный»); на первое время поселился в деревне в Тамбовской области… (Я, многоуважаемые читатели, сделаю оговорку: мне известны в общих чертах непростые (опять непростые!) перипетии личной жизни Бориса, но я не считаю себя вправе писать об этом. А потому и не буду.) Через год он переезжает в город Грязи Липецкой области и начинает работать экспедитором кинодирекции, которая, увы, вскоре приказала долго жить. Занялся было разведением пчел — те погибли, отравленные «опылением» с вертолета. А поскольку брать на работу человека с такой анкетой желающих не находилось, Борис занялся нелегальным «бизнесом» — охранял (а может, и крышевал) местных коммерсантов, полуподпольно вел секцию рукопашного боя…

Вообще, мне кажется, что именно житейская и бытовая (обитал в тесной развалюхе) безнадега в чем-то и подтолкнула Бориса взяться за перо. Человек, несомненно, литературно одаренный и с уникальнейшим, пусть и со знаком «минус», жизненным опытом, он, конечно, тогда озлобился, не находя возможности официального применения собственным силам и способностям и будучи вынужден порой зарабатывать на жизнь своими криминальными талантами. А с другой стороны — начав писать (писал же очень быстро, когда «накатывало» — сутками не отходил от стола), он просто поставил все на кон: пан или пропал! Часто жил впроголодь, из одежды — лишь камуфляжная форма, кожаная куртка и берцы… Он писал, писал, писал — и надеялся «пробиться», вырваться из военного и уголовного прошлого в мир нормальных реалий и людей. И фигурой он был, конечно, трагической. От него просто веяло постоянной тревогой и напряжением. Никогда не садился спиной к двери, точно в любой момент ожидал опасности. И улыбка — простая улыбка, а не усмешка, ухмылка или гримаса — стала изредка появляться на его лице, наверное, только месяца через два-три после первого прихода в издательство.

И знаете, я убежден, что именно издательство, а вернее, работавшие в нем люди во многом способствовали постепенному «оттаиванию» Бориса и его «возвращению» в нормальный мир. Он не раз жаловался, что в Грязях по-человечески одинок. «Грязи, — вздыхал, — это, в натуре, “грязи”…» У нас же он начал общаться, разговаривать на самые разные темы с сотрудниками (редакторами, художниками, корректорами, а точнее — корректоршами) и гостями ЦЧКИ — писателями, поэтами, журналистами. Помню, кстати, пару его довольно бурных (в хорошем смысле слова) дискуссий с Вячеславом Дегтевым и не только с ним. Ну а дамы наши усаживали Бориса пить чай, чирикали над ним и даже насильно кормили. И куда деваться — ел, хотя чаю всегда предпочитал крепчайший чифир.

А незадолго до выхода «Завещания…» в свет мы организовали целую «рекламную кампанию» будущей книги: интервью с автором Льва Ефремовича Кройчика в «Воронежском курьере», в котором Бабкин абсолютно серьезно заявил, что через несколько лет станет одним из самых известных писателей России (мне он, кстати, не раз говорил, что напишет 44 романа, а потом «завяжет»); весьма комплиментарный материал о Борисе Елены Кравченко в «Утре»; беседа о грядущем бестселлере с автором этих строк в воронежском вкладыше «АиФ» и проч. Плюс тележурналист Николай Колтаков снял отличный сюжет, показало который не только воронежское, но и Центральное телевидение: на живописнейшем природном фоне — в районе Белой горы, «с видом на море» — Борис рассказывает о своей книге, ну и мы с Леной Кравченко там «бэк-вокалистами»… Да еще «сарафанное радио»!.. Короче, в Воронеже «Завещание…» уже очень сильно ждали. (Кстати, нам с Чекировым, хоть и не без труда, но удалось все же убедить автора сократить название, убрав «деньги», «золото» и «любовь».) Ждали — и наконец до­ждались! В июле 94-го «Завещание на жизнь и на смерть» увидело свет…

Радость Бориса была неописуемой! Он приехал на несколько дней, и все эти дни (получив гонорар) гусарски широко праздновал выход книги. А сколько он начертал автографов! Ясно, что всем сотрудникам ЦЧКИ, да еще и потянулся народ с других этажей Дома печати. Один я заставил Бориса подписать десятка полтора книг для друзей и знакомых. Он в какой-то момент даже начал ворчать: мол, замахался уже в натуре, но я-то видел, что он жутко доволен. От избытка чувств и в знак признательности предложил Чекирову грохнуть какого-нибудь его недоброжелателя, от чего тот вежливо отказался. (Мне он к тому времени делал подобные предложения уже, наверное, раз десять, хотя, впрочем, с оговоркой: «Но учти: на “мокруху” не пойду, а вот просто “поломать” кого-нибудь — только свистни, не стесняйся». Но я как-то постеснялся и ни разу, такой-сякой неблагодарный, не свистнул.)

Кстати, упомянутое уже «сарафанное радио» в случае с Борисом сработало на все сто процентов. В районе, где я жил (а он частенько ночевал у меня), образовался чуть ли не мини-клуб фанатов Бабкина — просто очумевших от его книги парней определенного склада характера. Когда же познакомил с Борисом пару наиболее «романтично» настроенных из них, те едва не упали в обморок от счастья, и через десять минут на лоне природы разыгрался весьма недурственный, надо заметить, банкет. И мне, грешному, досталось погреться в лучах бабкинской славы: местные хулиганы и колдыри при встрече едва ли не вытягивались во фрунт и грациозно раскланивались: «Здрасссьте…»

Но вообще-то Борис подобную публику («бакланов») не особо жаловал — так, терпел из вежливости. Помню, шли мы к моим родителям (частный сектор в районе «Динамо»), и из-за угла вывалился, чуть теплый, один из приятелей юности с красноречивой кличкой Нос. Когда-то ему в драке… откусили кончик носа, а врачи этот кончик оперативно пришили на место. Оперативно, но не очень аккуратно — на всю жизнь остались следы от швов и ниток. И с криком «Какие люди!» Гена «облобызался» со мной, а следом, возопив: «Сколько лет, сколько зим!..», пал на грудь Бориса. До того расчувствовался, аж пустил слезу. А Бабкин поверх его макушки возмущенно уставился на меня, буркнув: «Грохнуть?» — «Да ты что!..» — Я с трудом разлепил их: «Иди, Гена, иди…» Борис проводил его долгим сердитым взглядом, а потом скривился как от горчицы: «Ну, сударь, и друзья у вас!..»

Зато перед родителями он предстал эталоном галантности. Прищелкнув каблуками, поцеловал матери ручку, обменялся любезностями с отцом и с полчаса вел с ними «светскую» беседу. И хотя был он учтив до невозможности, выражение лиц родителей в те полчаса живо напомнило мне эпизод знакомства Егора Прокудина с отцом и матерью Любы в шукшинской «Калине красной». И даже невзирая на то, что при прощании Борис был еще любезнее и оставил на столе свою книгу с автографом: «Ольге Николаевне и Митрофану Васильевичу. У Вас отличный сын, а посему — родителям моего друга от автора. Б. Бабкин», мать позвонила вечером и каким-то слабым голосом попросила: «Сынок, я все понимаю, но ты уж, пожалуйста, таких друзей больше не води…»

А месяца через два Борис приехал и сказал: «Закончил “Наемника”. Печатать будете?» Я пошел к директору издательства Свиридову, но тот испуганно замотал головой: «Да ну его!.. И сам прекращай с бандитом этим дружить. Мне про него компетентные товарищи такое говорили…»

Разумеется, Бабкину я передал только отказ по «Наемнику». Он пожал плечами: «Пожалеете еще». Как в воду глядел…

Да, надо заметить, что слава славой, а финансовое положение Бориса после выхода «Завещания…» особых изменений не претерпело. И («Жрать-то надо!») — он взялся за старое. За деньги снова стал участвовать в каких-то криминальных разборках, «наездах», «стрелках». Иногда приезжал с оружием. Достанет пистолет — «Спрячь пока». Один раз достал гранату. Я возмутился: «Совсем рехнулся! Куда я ее дену? Рванет еще!» Успокоил: «Не будешь трогать, не рванет». А уезжая на следующий день, про гранату забыл. Так я и прожил неделю, до следующего его визита, с «лимонкой» в кабинете. Но правда, остался у меня от тех времен Борисов «презент». Рассматривая как-то пистолет, услышал: «Извини, подарить не могу». «Да на что он мне, — говорю. — И вообще, не люблю огнестрельное оружие, холодное люблю». «Не базар, — кивает. — Нож подгоню. Или типа тово». «Подогнал». «Типа тово».

А еще Борис порой на два, три, четыре месяца вербовался в «дикие гуси» — в самые разные «горячие точки» ближнего и дальнего зарубежья. Бывало, возвращался оттуда прихрамывая, а то и с перевязанной рукой или даже головой. В ответ же на мои увещевания завязывать с этим делом зло зыркал глазами: «Я умею только воевать и писать! Но раз писанина моя на хрен никому не нужна, приходится воевать. Ты лучше думай, куда “Наемника” пристроить…»

И неожиданно «Наемником» действительно заинтересовались. У меня был знакомый бизнесмен-многостаночник, который чем только тогда не занимался. В том числе и издательской деятельностью, которая в конце 1980-х — начале 90-х сплошь и рядом была «пиратской» или в лучшем случае «полупиратской» (не имею здесь в виду государственные издательства). И сам я несколько лет «пиратствовал» вместе с ним: он давал подстрочники переводов романов Пратера, Чандлера, Агаты Кристи, разумеется, Чейза, ну и прочих западных детективщиков, я их «литобрабатывал», а он потом издавал. И вот, прочитав «Завещание…» и узнав о существовании «Наемника», этот товарищ загорелся идеей его напечатать. В моем кабинете он встретился с Бабкиным, обговорили условия, ударили, так сказать, по рукам, и…

И дня через два-три вдруг телефонный звонок. И — голос того бизнесмена в трубке. Непривычно тихий, дрожащий: «Юр… у меня… украли жену… Ты не мог бы вызвать Борю?..»

Я «вызвал», сообщив вкратце о произошедшем, и на следующее утро Бабкин ввалился в мой кабинет с весьма кислой и скептической миной на лице: «Юрк, а ты уверен, что этот фраер нам нужен? Я «пробил» информацию по нему — весь в долгах как кобель в репьях. — Помолчал — и выдал: — И бабу его знаю, кто взял и где держат. За долги ее и цапнули… Ну? Подпрягаться?» Я развел руками: «Слушай, тебе решать…»

Вскоре пришел тот друг. Бледный, руки трясутся… Ну, в общем, упросил он Бориса помочь, клялся, что издаст «Наемника».

На следующее утро Бабкин снова появился в издательстве. Я изумленно вытаращился на него: «Ты к нам как на работу! Какие-то новости?» — «А какие тебе еще нужны новости? Она дома». «Кто?!» — изумился я. «Кто-кто? Баба того фраера». — «Уже?!» — «А чего тянуть? Адрес же я знал — хата в одном из сел вашей области. Взял ночью три машины своих боевиков и рванули. Подъехали, выломали дверь, грохнули ту бригаду, я девку из чулана вытащил, сунул в тачку — и в Воронеж. Тормознул на Левом берегу: «Иди». — «К-куда?..» — И зенками хлоп-хлоп. «На хрен! — разозлился я. — Домой иди, дура!» — «С-спасибо…» — И разревелась. Я вытолкал ее на тротуар, а сам по газам. Вот и все…»

…Благодарил «тот фраер» Бабкина чуть ли не на коленях, но… Но «Наемника» так и не издал. Обещал-обещал несколько месяцев — и Борис в конце концов махнул рукой: «Завязывай с ним базарить. Без понтов, он в натуре голый…»

А через некоторое время в моем кабинете — звонок. Снимаю трубку:

— Слушаю.

На другом конце провода очень вежливый молодой мужской голос:

— Юрий Митрофанович?

— Да.

— Здравствуйте. Это вас некий Вася Пичул беспокоит. Кинорежиссер. Может, слышали про такого?..

Я чуть не захлебнулся «беломорным» дымом — «слышали»?! Да кто ж тогда не слышал о режиссере главной кинобомбы эпохи конца СССР! Да он же еще и «В городе Сочи — темные ночи» снял. Триумфа «Маленькой Веры», конечно, не повторил, но фильм достаточно оригинальный…

— З-здравствуйте… — пробормотал. — Ко-нечно, слышал, очень приятно…

В общем, в ходе разговора выяснилось, что какими-то путями — признаться, уже забыл, какими, — до Василия дошла информация о том, что в Воронеже появился весьма неординарный писатель, и режиссер попросил у меня книгу Бориса на предмет, так сказать, ознакомления с текстом — а там, глядишь, чем черт не шутит, и написания совместно с Бабкиным сценария и, не исключено, съемок фильма.

Я предложил Пичулу прислать «Завещание…» почтой, но оказалось, что в Воронеже живет его двоюродная сестра, она и заберет у меня книгу и отправит в Москву.

На следующий день пришла красивая молодая девушка (имени, увы, не помню). Ее, как и брата, тоже очень интересовала личность и судьба Бориса. Ну, рассказал о нем что счел возможным, дал книгу.

Через какое-то время снова позвонил Василий — мол, хотелось бы теперь пообщаться с Бабкиным. Тот приехал, они поговорили по телефону, а дальше…

Забегая вперед, скажу, что уже потом они встречались в Москве, вроде строили совместные планы, но на тот момент там ничего толком не сложилось. Борис как-то в ответ на мой вопрос в свойственной ему манере махнул рукой: «Да ну его на хрен!..»

Однако же позже жена Пичула Мария Хмелик написала, совместно с Борисом, сценарий сериала «Небо в алмазах», и этот многосерийный телефильм увидел свет в 1999 году. Признаюсь честно: я его не смотрел и потому понятия не имею, какие произведения Бабкина и в каком, так сказать, образе легли в его основу.

Но вернусь обратно в 1995 год. Прошел месяц-другой, и вдруг…

И вдруг на меня выходит — сначала звонит, а потом приезжает… директор московского издательства «Локид» по имени Николай и просит связать его с Бабкиным. Наша книга и «воронежская слава» Бориса докатились до столицы, и Николай готов издать «Завещание…» в своей достаточно уже раскрученной серии «Современный российский детектив». А узнав о существовании «Наемника», обрадовался: «Да мы и его издадим!»

На следующий день приехал Борис, и они с Николаем обо всем договорились, а я выцыганил у Свиридова «вольную» для «Завещания…» — там же стоял «копирайт» ЦЧКИ. Сначала тот, правда, заартачился: «Бесплатно?» «Да мы копейки ему заплатили! — говорю. — Чего ж человека на крючке держать, как собака на сене!» Убедил. Да, кстати, во время разговора Николай (в прошлом майор милиции) с Бабкиным выяснили, что когда Бориса в начале 80-х «брали» в Ярославле, Николай был среди тех милиционеров, от которых Борис отстреливался на ярославском вокзале. Господи, как же крепко они обнимались, прямо как встретившиеся после долгой разлуки братья…

Ну и завертелось колесо! Очень скоро в «Локиде» вышло «Завещание…» (часть гонорара, несмотря на протесты, Борис просто насильно всучил мне), потом — «Наемник», а потом — понеслось!.. За три-четыре следующих года на книжных прилавках появились «Наемник-2», кажется, четыре (под номерами) «Ожерелья смерти», другие романы с не менее «страшными» названиями, которые Борис регулярно привозил мне и которые мы, соответственно (а куда денешься), «обмывали». На гонорар от «Наемника» он купил свою первую машину — «Москвич-2141», но та долго не прожила — сгорела на одной из автотрасс области (пуля попала в бензобак) во время каких-то разборок — некоторое время Борис еще слегка потряхивал стариной. Потом он купил «девятку»-«Ладу» и стал ездить в Воронеж и Москву на ней. Постепенно преображался и внешне: «камуфляж» сменила «джинса», а когда летом 99-го он с гарканьем «Равняйсь! Смир-рна!» шагнул в мой кабинет в «тройке» и галстуке, я чуть не свалился со стула. Смущенно пояснил: «Да вот еду на какую-то долбаную тусовку, велено быть при параде». «Ну правильно, — говорю. — Ты ж теперь светский лев, должен соответствовать». — «Ага, блин, лев, только сбруя эта совсем задолбала на хрен!..»

Да, чуть не забыл! Я за многое благодарен Борису, но главное — за то, что он буквально заставил меня написать два детективных романа: «Черный Скорпион» и «Возвращение Скорпиона». Едва только у Бабкина «пошла масть» в «Локиде», он начал меня доставать: «Ну что ты хрень всякую катаешь — «мистика», «фантастика»… Ты боевик или детектив напиши, протолкнем у Николая. Давай сюжет подброшу…» Но я гордо отвечал, что сюжетов чужих мне не надо, а детективов и тем паче боевиков писать не собираюсь. Но Борис не унимался и постоянно бухтел: «Пиши детектив, пиши детектив…» И, представляете, добухтелся: в некий момент в мозгу моем как что-то щелкнуло, и я понял, что х о ч у написать детектив. И написал «Скорпионов», которые, замечу, и с чисто фактурной стороны стали возможны во многом благодаря моему близкому знакомству с Борисом Бабкиным. Когда в 2000-м романы увидели свет в «Эксмо», он довольно улыбнулся: «Ну, зашибись, взялся наконец за ум…»

У него же выходили все новые и новые книги. Теперь еще и в Питере, потом — в «Эксмо», а через какое-то время, кажется, снова в «Локиде». По личным обстоятельствам Борис переехал из Грязей в город Кирсанов Тамбовской области. В последний свой приезд (по-моему, в 2002-м) он выглядел каким-то усталым, замотанным. Прощаясь же, сказал: «Знаешь, а самое лучшее время было тогда… — Вздохнул: — Было, да сплыло… Не было денег, да и на хрен бы они были нужны… Ладно, еще свидимся…»

Но больше мы не виделись. Он звонил еще пару раз, а потом — навсегда исчез из моей жизни. От общих знакомых я слышал, что Борис перебрался в Питер, а где-то с середины 2000-х печатался только в издательстве «АСТ». Не знаю, написал ли он обещанные 44 романа, но что их вышло более 30, это точно. Как точно и то, что он стал одним из самых известных авторов криминального жанра в России…

 

…Борис Бабкин трагически ушел из жизни 26 сентября 2011 года, а я случайно узнал об этом лишь пару лет спустя. И почему-то тогда… перечитал «Мартина Идена».

Ушел человек, оставивший очень яркий след в моей жизни и словно оставивший мне свое… завещание.

 

«Завещание на жизнь и на смерть»…

 


Юрий Митрофанович Кургузов родился в 1957 го­ду в Воронеже. Окончил исторический факультет Воронежского государственного педагогического института. В Центрально-Черноземном книжном издательстве прошел путь от корректора до директора. Возглавляет областной Дом литератора. Автор мистических, детективных, фантастических, реалистиче­ских произведений, сборника публицистики «Встре­­чи с эпохой» и др. Член Союза писателей России, Союза журналистов России, Международной Ассоциации писателей и публицистов. Лауреат премии журнала «Подъём» «Родная речь», литературной премии «Коль­цов­ский край». Живет в Воронеже.