Яблочный Спас
- 03.10.2017
* * *
За окном качнулась ветка…
Чу: такой сегодня день! —
Мне живую силу ветра
в губы вкладывать не лень.
Пусть качается, живая,
долго в памяти моей,
удивленно узнавая
звон церковный, крик гусей,
поле сжатое, дорогу,
приводящую домой —
все, чего нельзя потрогать
в неподвижности земной.
Кто я для стихотворенья,
этой ветки за окном? —
Мир живого отраженья,
сон во сне, случайный дом…
И расходится кругами,
в ложном сумраке лучась,
что пока еще не с нами,
но уже глядит на нас.
* * *
О, смородины куст, ты глазами воронежских девок
отворяешь пространство и смотришь с улыбкой на нас!
Нет неправых в саду, по ступенькам народных запевок
поднимается утро в свой пахнущий клевером час.
Уходи с ним и ты: над землею легко и просторно,
только радуги-дуги, за ними — апостольский сад,
где улыбчивый Петр набирает по осени воды
родников сокровенных, и их песнопению рад.
Кружит в небе орлица, широкие крылья — Писанье.
Ери, ижицы, яти — придуманный Вечностью код.
Разгадаешь его, и отпустит земное касанье,
и завяжется связь с семизначными небесами,
где просторная правда в ковшике влаги живет.
ПОЭТУ
Я выпустил твой стих из рук,
и он поплыл, как шар воздушный,
за Академию Наук,
за Крым, спасая наши души.
В нем, словно в емкости большой,
кипела жизнь с ее заботой
все, что считается золой,
лишить и званья, и работы.
Вмешаться в каждую строку,
которая огнями радуг
не освещает наверху
веками созданный порядок.
Твой стих в сознанье клокотал
еще не познанной свободой,
и всю вселенную вмещал:
ее дворцы, ее заводы.
Он был не жизнью, а ее
удачной выдумкой, быть может,
которую, как мумие,
дают, чтоб выглядеть моложе.
Твой стих задумчивый Байкал
учил пасти стада овечьи,
и всем бессмертье обещал,
кто принял облик человечий.
* * *
У девок золотые горы — плечи,
с которых, как ладьи, плывут ладони,
и этот путь варягами отмечен,
как зимний, под домашнею звездою.
Цветут подушки васильками счастья,
на челобитной — крестики-расписки,
и от лучины тень бежит к распятью,
где Ангелу вручает страсти-иски.
Но лишь весна весло к ладье приладит
и плечи распрямит в льняной рубахе,
целительною песней о Царь-граде,
как плеткою, отгонит утро страхи.
Ушкуйничья свобода отзовется
в пустых бутылках, как в органных трубах,
и мессой латинян со дна колодца
ударит прямо в сердце душегубу.
Шуршит утком некрашеным девица,
слез — хватит на осенние засолы!
Насельник зимний улетел, как птица,
в края лихие, где живут монголы,
где горы велики и дни речисты,
где доля не живая — ножевая,
где до утра звенит в реке монисто
княжны персидской, Стеньку призывая.
БОРИСУ ГРЕБЕНЩИКОВУ
Ой, Волга, Волга-матушка, буддийская река…
Б.Г.
Лунным лучом ли, солнечным Волгу измерить —
Астрахань в астрах только счастливо вздохнет!
Зори здесь чистые, и над лиманами пери
в платьях прозрачных водят все дни хоровод.
Здесь хорошо оттого, что и Русь есть, и дельта.
Утром в тумане теряет свой берег река.
Ветер-ревун, и безмолвие ровного света:
«Мир безграничен. Бакен не нужен. Пока».
Вот потому только здесь, в камышовой ловушке,
словно маяк повседневный, рука из воды,
лотос растет, и лягушки стараются: «Пушкин!
Греки, Арина… Распутица… Алаверды!»
Волга в верховьях мордовья, чувашья, в татарах,
после по-русски ревет, по-калмыкски поет.
Только в конце, побывав и в Кремле, и на нарах,
лотос буддийский вживляет в аорту болот.
Пой, мой оранжевый, северный мой, эти кручи,
эту лесную, в духмяной листве благодать.
Дождик пройдет посевной и местами могучий —
нам ли колосья в мокрых полях собирать?
Вон, за пригорком, как синяя сильная птица,
Волга мелькнула, в изгибах тугих парусов…
Лотос — он логос, он гнет жестяную ключицу,
песней-клюкою в сердце ночное стучится:
— Эй, просыпайся… Я — Волга без берегов!
ЯБЛОЧНЫЙ СПАС
Алене
Снова востоком любуется запад, гладь на реке.
Я превращу тебя в розовый запах в этом стихе.
Неодолимое чувство свободы в каждом из нас.
Вяжет, как нить, эти долгие годы Яблочный Спас.
Мы не прощаемся. Мы из метелей, весен и снов
в мире построили все, что хотели… Снова он — нов!
Кольцами радуги крепятся дали к небу теперь.
Мы завязали тесемки сандалий… Вот она, дверь!
Стая оленей прозрачных несется в каждом из нас,
и над тропою сияет, как солнце —
Яблочный Спас!
* * *
Золотится у дома карета —
сколотили сарай в этот год!
Хмель — матрос сухогрузного лета —
по веревке на крышу ползет.
Повезет ему веткой шершавой
до конька доползти или нет?
Я болею душой за державу,
у которой правительство — свет.
Через месяц обнял, как сестрицу,
на пригреве чернявку-трубу…
В этом стареньком доме мне спится,
как царевне в хрустальном гробу.
Потому что смотрю я неловко,
утром выйдя, на твой огород,
потому что по лунной веревке
хмель упрямый на небо ползет.
* * *
Мало кто на родине нас ждет:
лишь ольха да речка с камышами,
где мальков ловили малышами
и не знали азбуку забот.
Мало кто на родине нас ждет.
Забываясь в утренней игре,
путали мы с куклами девчонок.
Солнца свежеструганный бочонок
плыл, качаясь, в жидком серебре.
И по светлым залам проходя,
дух тепла озвучивал березку,
а гроза казалась нам расческой
для волос внезапного дождя.
И, живя, не ведали о том,
как в другую жизнь входили утром:
тонкие, прозрачные, как будто
посланные в мир за молоком…
Игорь Леонидович Муханов родился в 1954 году в городе Бузулуке Оренбургской области. Окончил Самарский государственный университет, высшие литературные курсы. Поэт, прозаик, собиратель русского, бурятского, алтайского фольклора. Автор книг «Хвала засохшему дереву», «Сказы и байки Жигулей», Дождь из цветов», «Небесное в земном» и др. Лауреат литературной премии им. С. Есенина. Член Союза писателей России.
