У околицы села Высочуги жил дед Кузьмич со своей старухой Лукерьей. Много таких семей в нашем районе. Лукерья еще энергичная: то у себя в огороде копается, то мочальной щеткой белит хату. Да и Кузьмич не сдается, статный старик, седой как лунь и носит гусарские усы. Бывало, идет по селу, а высочугские старухи, провожая его взглядом, говаривали с уважением: «Антилле-е-рист». Это прозвище прилипло к Кузьмичу с тех пор, когда он служил в армии артиллеристом еще в Первую мировую войну. Даже был награжден за храбрость Георгиевскими крестами. В гражданскую войну он воевал на стороне красных с белогвардейцами, в армии Думенко. Был ранен в бою и за проявленное мужество награжден орденом Красного Знамени. Орден Кузьмич носил на стареньком штопаном-перештопаном, но чистеньком сером пиджаке. Про царскую награду помалкивал, чтобы не раздражать партийное руководство и местных активистов. Дурьи их головы того не ведают, что Кузьмич защищал не царя-батюшку, а Отечество.

Сельчане, дети и взрослые, любили деда. Бывало, выйдет за двор, сядет на скамейку со своей видавшей виды балалайкой и такие выкрутасы выделывает на ней, рука, как бегунок, то вверх, то вниз по грифу балалайки, и польется задушевная и задорная мелодия над селом, молодежь плотнее жмется к деду, слушая его песни и рассказы о прошлом житье-бытье.

Жил дед в старой хате.

Как-то летом построили одноэтажное кирпичное здание под сельский Совет, через дорогу, против Кузьмичевой хаты. Красивое, светлое здание. «Хорошо, советская власть по соседству, ближе ходить за какой-либо бумажкой, если понадобится,» — размышлял Кузьмич, проходя мимо сельсовета в магазин. Дед и не предполагал, что вскоре ему придется обивать порожки этого здания: нынче без справки вроде бы ты и не человек.

От времени камышово-соломенная крыша Кузьмичевой хаты совсем обветшала. Купить шифер можно было только «по блату» или через сельсовет, правление колхоза. Да еще посмотрят на тебя: кто ты — депутат или партийный активист, передовик производства? Нет? Ну и отваливай, жди очереди. Проблемы решай сам, как можешь, хоть воруй, только не попадайся. Но дед Кузьмич на воровство не способен, да и в активистах не ходил. Правда, старика включили в общий список очередников. Время шло. Крыша хаты стала как решето, камыш и солома превратились в труху. После очередного дождика Кузьмич приходил в сельсовет, в контору колхоза, в райисполком и каждый раз снимал с седой головы видавший виды картуз, мял его от волнения, спрашивал насчет шифера и получал ответ: «Дедушка, лимита нет на шифер. Вы бы сходили к председателю колхоза Колымахину, может, он выпишет», — отвечала предсовета. «Да у него и зимой снега не выпросишь», — пояснил дед. Дома Лукерья с Кузьмича снимала пристрастный допрос: «Ходил в сельсовет? Спрашивал за шифер?»

— Ходил, черт бы их побрал: хоть головой бейся об стенку, ничего не добьешься, — отвечал Кузьмич.

— Боже мой, нет нигде правды и милосердия, — сокрушенно говорила Лукерья.

— Голубушка ты моя, Луша, ты только сейчас поняла, что нет правды? Того, кто сам был Правдой и Истиной, давно распяли на кресте, чтобы Зло свободно бродило по земле, — задумчиво пояснял дед.

Перед православным праздником Троицы пошел проливной дождь с грозой. Дождь крестьянам нужен, да только деду с бабкой хоть караул кричи. Лукерья не успевала выливать дождевую воду. Все пустила в ход: корыто, ведра и даже кастрюли. А худая крыша, словно ненасытная утроба. Уже и дождь перестал, на улице яркое солнышко, радуга всеми цветами переливается, птицы поют, а в хате Кузьмича неуютно, сыро и все кап-кап-кап. Этот противный звук, словно пулей простреливал сердце Кузьмича.

Вышел он на крыльцо хаты. Закурил самокрутку с крепким самосадом, в голове роились мрачные мысли, и тут-то он вспомнил, как в самом начале войны у него за сараем артиллеристы Красной Армии окопались с пушкой-сорокапяткой, небольшим легким орудием для отражения. Замаскировались и ждали фашистов с южной стороны. Но фашисты внезапно с другой стороны на мотоциклах проехали в центр села. Красноармейцы бросили орудие и боеприпасы к нему, поспешно скрылись. Кузьмичу, как старому артиллеристу, жалко стало маленькой пушечки. Воспользовавшись моментом, пока немцы находились в центре села, он положил ящик с боеприпасами на лафет пушки, закрыл все своим старым прорезиненным плащом и кусками рубероида, а сверху навалил соломы да набросал навоза-коровяка.

Шло время, дед совсем забыл про это несчастное орудие и только в момент душевного расстройства вспомнил. Вилами раскопал пологий холмик, заросший лебедой, крапивой да лопастным лопухом. Орудие сохранилось. Дед Кузьмич протер его, вынул из трухлявого ящика бронебойный снаряд, зарядил орудие и перекрестился. Он не стал пробуждать в себе чувство совести. Видно, хождение за шифером притупило его душу, глянул в прорезь щита пушки и прямой наводкой выстрелил по зданию сельсовета. Благо, что этот случай произошел после рабочего дня и в здании никого не было. Эхо выстрела после дождя долго витало над Высочугами, будоража сельчан. От ствола орудия вился сизый дымок и запах пороха, напоминавший о войне. Может быть, в самом деле, это было началом войны. Только не с иностранными захватчиками, а с местными чиновниками и бюрократами. Люди, бросив домашние дела, бежали к Кузьмичевой хате, а детвора, Боже мой, тут как тут, с веселым гомоном облепила пушку. Прибежали председатель сельсовета, парторг, председатель колхоза Колымахин, кто-то из активистов позвонил по телефону в райцентр. «В селе Высочуги из орудия прямой наводкой разбили новое кирпичное здание сельсовета!» — впопыхах кричал активист в телефонную трубку. На другом конце телефона требовательно надрывался голос дежурного районной милиции: «Кто стрелял? Что за орудие, объясните толком!» — «Дед-артиллерист!» — взволнованно кричал активист. «Какой террорист? Сколько их?» — недоумевал дежурный. Но активист бросил телефонную трубку и убежал к Кузьмичевой хате, где собралась толпа зевак.

Дежурный милиции доложил своему начальнику: мол, в дальнем селе Высочуги террорист из орудия разбил здание сельсовета, телефонной связи с селом нет, видно, террорист уничтожил. Начальник районной милиции Потапов недоуменно пожал плечами и доложил в райком партии и райисполком, поднял по тревоге милицию. Кузьмич не успел докурить цигарку, как на легковушках подъехало районное начальство: предрик и молодой инструктор райкома партии, военком и начальник милиции со следственной группой и вооруженными милиционерами.

Кузьмич сидел на лафете орудия, отвлеченным взглядом смотрел себе под ноги, затягиваясь крепким самосадом. К нему подошел председатель райисполкома. «Отец, — обратился он к деду Кузьмичу, — зачем же ты расстрелял советскую власть?» Но не успел Кузьмич слова сказать, как послышался голос начальника милиции: «За хранение огнестрельного оружия и боеприпасов, умышленное уничтожение государственного имущества мы привлечем вас к уголовной ответственности». — «Не стращай, мне один хрен, хоть сейчас арестовывай, — отвечал дед. — В гражданскую войну я воевал не за вашу советскую власть, а за народную, которая могла бы ценить и уважать человека, а не измывалась над стариком».

Дед Кузьмич повернулся к предрику и, глядя ему в глаза, выпалил: «Развели бюрократов и всюду твердите: «Лимита нет, нельзя, нельзя двух коров держать, нельзя капитальную теплицу на своей усадьбе строить. В каждой конторе только и слышишь, что нельзя. А чего нельзя, и сами-то не знаете. Вот ты, председатель советской власти района, ответь мне, почему нельзя?.. Молчишь, то-то!» Кузьмич с досадой бросил окурок, притоптал его кирзовым сапогом.

Председатель райисполкома размышлял: «Арестовать деда? Нет, молва пойдет не в пользу советской власти, народ не поймет нас. Оставить без наказания? Партия либералов не любит… Видать, здесь нужен компромисс».

Предрик повернулся к Колымахину и с юмором проговорил: «Cмотри, председатель, сколько народу собрал дед одним выстрелом! Тебе не собрать столько народа на колхозное собрание. Поднимай строителей и сегодня же перекрой крышу Кузьмичевой хаты, заделай дыру в сельском Совете».

Колымахин заколебался. «Сказать начальству, что, мол, шифера нет, а вдруг проверят. Тогда несдобровать, — роились мысли в его голове, и он тихо проговорил: — Сделаем!» Вскоре районное начальство уехало. Участковый милиции Горелов подогнал грузовик, люди помогли погрузить злополучную пушку и увезли ее в район. Привезли со склада шифер. С шутками-прибаутками вместе с сельчанами колхозные строители стали перекрывать дедову крышу. Управились быстро. В лучах заходящего солнца Кузьмич с Лукерьей стояли и любовались своей новой шиферной крышей.

Вот такая история приключилась когда-то в селе Высочуги. А еще говорили, что у бюрократов стены непробиваемы.

 

——————————————————

Иван Митрофанович Кветкин родился в 1935 году в селе Ровеньки Белгородской области. Окончил Саратовскую школу милиции. Работал строителем на Урале, поднимал целину. Более двадцати лет был сотрудником Россошанского ГРОВД. Автор книги «Страницы истории Россошан­ской милиции». Лауреат нескольких всероссийских фестивалей самодеятельных художников, среди которых «Славные сыны Отечества», «Салют, Победа». Живет в Россоши.