Витькина судьба

Бабье лето хотя и запоздало, но выдалось на славу. Казалось, сама земля после затяжных дождей торжествовала, наслаждаясь тихой солнечной погодой. Дуновение ветерка расплескивало по голубизне безоблачного неба серебристую паутинку. С не­объяснимой легкостью она плыла по воздуху, цепляясь за все попадавшееся на ее пути, и ярко сверкала белизной в лучах октябрьского солнца.

Пора была грибная, и осень не скупилась. Особенно много грибов росло по лесопосадкам. В один из таких дней, объезжая на легковушке лесополосы, незаметно я оказался в соседнем районе. Сильно хотелось пить, а вода, как на грех, в баклажке закончилась. Решил заехать в ближайший магазин. Благо, теперь с этим нет проблем — были бы деньги.

Село находилось совсем рядом, и, выбравшись на автотрассу, быстро доехал до магазина. Только он оказался закрытым на обеденный перерыв. Правда, до его окончания оставалось всего двадцать минут. Спешить было некуда, и я решил подождать продавца.

Присев на ступеньках магазина, я залюбовался яркостью и пышностью золотых листьев клена, перемежающихся с багрянцем тонких рябинок. Алые грозди пробуждали в душе необъяснимую грусть по уходящему теплу. Ветерок аккуратно срывал с деревьев золотистые листья и с такой же бережностью опускал на землю, где они пушились изумительно-сказочным ковром.

Поймав кленовый лист, кружащийся надо мной, я стал рассматривать его радужную расцветку и совсем не заметил, как подъехали «жигули». Приятный мужской голос отвлек мое внимание:

— Извините, вы не скажете, сколько осталось до окончания перерыва?

Повернувшись на голос, я увидел перед собой цыгана. Коренастый, плотного телосложения, с кавказской кепкой на голове. Из-под козырька светились черные, до невероятности жгучие глаза. Они выражали доброту, идущую откуда-то изнутри. В свою очередь черная, аккуратно расчесанная бородка больше напоминала норвежскую, чем цыганскую. Одет чисто и современно. В модной джинсовой одежде он напоминал мне ковбоя из американских боевиков, что и привлекало к нему мое внимание.

Взглянув на часы, я ответил на вопрос, невольно продолжая рассматривать цыгана.

Он присел на противоположной стороне ступенек. Потом сказал:

— Вот, есть захотели козлятки мои.

И кивнул головой в сторону «жигулей», в окнах которых виднелись две детские головки. К моему удивлению, одна из них была белокурой.

— Оба твои? — спросил я.

— Мои… — чуть задумавшись, ответил он.

— Первый раз вижу беленького цыганенка, — заметил я и пошутил: — Покрасил ты его, что ли? Или жена у тебя русская?

— Да нет, ни то, ни другое…

Цыган явно не хотел говорить на эту тему. Но любопытство брало верх.

— А почему же такой контраст? — спросил я.

В это время дети о чем-то заспорили на своем языке. Мой собеседник прикрикнул на них мягким, но повелительным голосом. Шум прекратился. А цыган не спеша закурил и с какой-то внутренней болью в голосе, еле слышно произнес:

— Светленького малыша я купил…

— Как это «купил»? — еще полностью не осознавая услышанного, переспросил я.

— А так… — и добавил: — За бутылку водки…

— Шутите? Как же можно в наше время купить ребенка, тем более за пол-литра водки, и у кого?

— Можно…

Цыган опустил голову и тихо заговорил.

Оказалось, что моего нового знакомого зовут Романом и что живет он совсем недалеко от районного центра. Проработав в колхозе до перестроечного периода, Роман в свои сорок пять лет решил заняться коммерцией. К этому времени он был женат и имел сына четырех месяцев от роду. Ютились в небольшом домике, но и этим оставались довольны.

— Была бы крыша над головой, а остальное наживется, — говорил он, бывало, своей жене.

Расставшись с тяжелой колхозной работой, они всей семьей начали колесить по России в поисках дешевого товара для перепродажи.

Так судьба забросила их в Краснодар.

Зима стояла холодная. Пронизывающий ветер пробирал до костей, да еще южная промозглая сырость загоняла всех туда, где можно было в тепле скоротать время.

Как-то выйдя с братом из кафе, Роман с наслаждением подумал, что все мытарства с покупкой товаров окончены и что поздно вечером в теплом вагоне поезда «Краснодар–Москва» он с семьей уедет в родной Воронеж. По этому поводу даже бутылку водки купил на дорожку. Настроение было хорошее. Правда, на вокзале жена упрекнула Романа и напомнила о его больном сердце, о том, что врачи запретили ему пить спиртное. Но, зная ее доброту, он перевел все на шутку.

Сын спал у жены на руках. В зале ожидания было многолюдно.

Присев на упаковки с товаром, Роман незаметно для себя задремал, а когда проснулся, то увидел неподалеку толпу возбужденных людей. Все кого-то ругали. Среди них была и его жена, которая, увидев, что муж проснулся, подозвала его к себе.

Подойдя, в центре толпы он увидел красивую молодую женщину с грудным ребенком на руках, завернутым кое-как в пеленки без одеяла. Малыш громко плакал. От холода или голода, но, скорее всего, от того и другого. Мать же была сильно пьяна, и крик сына ее явно раздражал.

— Заткнись, поганец, а то разорву на куски! — злобно вскрикивала она. — И зачем я тебя родила?!

Потом обратилась к толпе:

— Последний раз спрашиваю: кто купит его у меня? Отдам дешево. Мне он не нужен, все равно избавлюсь от него — вон, выброшу в мусорку…

Стройная, красивая, с голубыми глазами и вьющимися белыми волосами… И такая обозленная, жестокая… К тому же пьяная.

Собравшиеся вокруг люди стыдили молодую особу, но ей это было безразлично.

Малыш уже обессилел от собственного крика и приступов кашля, тянул свои посиневшие от холода ручонки к матери, как бы прося ее тепла и ласки. Охрипший голосок его становился все тише и тише…

Сердце Романа замерло от жалости и негодования. Прислонив руку к головке малыша, он тут же почувствовал сильный жар. Имея своего сына, Роман с женою отдавали ему все свое тепло и нежность. Так что он никак не мог понять такого издевательства родной матери над своим грудным ребенком, потому-то глухо проговорил:

— Что же ты делаешь, стерва? Это твоя кровинушка…

— Жалостливый нашелся! Вот и покупай его, — вызывающе ответила хмельная мамаша. — Пусть у тебя в таборе подыхает.

— Сколько просишь? — срывающимся голосом спросил Роман.

— Бутылку водки — и забирай, а то он уже весь мокрый. Не переношу эту вонь…

Роман вынул из бокового кармана полушубка припасенную в дорогу пол-литровку «Русской»:

— На, забирай! Скажи только, как зовут ребенка?

Увидев бутылку, женщина тупо заулыбалась и буркнула:

— Виктор…

Толпа ахнула от такой бессердечной сделки. А дежурный милиционер куда-то исчез, похоже, не желая быть свидетелем всего этого.

Роман нежно взял на руки мокрый, остывающий комочек, распахнул полушубок, прижал ребенка к себе, прикрыв полой. Тельце малыша остыло до такой степени, что казалось, он уже мертв… Но еле уловимый стук маленького сердца и кашель говорили об обратном.

Жена, молча наблюдавшая за мужем, подошла и поцеловала Романа.

Он так и сел в поезд с ребеночком за пазухой.

Согревшись, мальчик заснул, покашливая сквозь сон.

В вагоне жена дала ему грудь. Он проснулся и долго не переставал сосать. По щекам женщины текли слезы…

Приемный сын Витя болел почти целый год. Сильное воспаление легких с трудом поддавалось лечению. Но Бог миловал — выздоровел. А когда стали оформлять на него документы, то началась нервотрепка: вызовы в милицию и по многим другим административным инстанциям. Распоряжения следовали одно за другим… Прежде всего, требовали документы на ребенка. Но где их взять? Романа даже подозревали в его краже. Фотографировали и рассылали фото Вити по всем городам и областям. Для опознания.

Роману пришлось в конце концов поехать в Краснодар, где, слава Богу, удалось найти непутевую мать мальчика. За эти несколько лет она совсем спилась, но нужные Роману документы на усыновление кое-как подписала.

— Интересовалась ли она потом своим ребенком? — спросил я.

Цыган тяжело вздохнул:

— Нет… Таких матерей судить надо.

В это время подбежали его маленькие дети и стали звать в магазин, который уже был открыт.

Роман ласково прижал их к себе. Я смотрел на голубоглазого, белокурого Витю, и сердце мое невольно сжималось от жалости.

— Ничего, хлеба всем хватит, — произнес Роман и добавил: — Вырастут, может, и меня помянут добрым словом.

— Что так грустно, Роман? Пройдут годы, женишь их, внуки пойдут. Песни цыганские будешь петь им.

— Не доживу я до этих дней — здоровье пошаливает.

— Не падай духом, все будет хорошо… — подбодрил его я.

Пожав Роману руку и пожелав всего наилучшего, я сел в машину, но ехать не спешил. Чувствовал, что нарушилось что-то очень важное. Золото листьев уже не казалось мне таким ярким и чистым. Синева же небес напоминала синь Витиных глаз, и от нахлынувших чувств я никак не мог вздохнуть полной грудью. Ветерок подтянул к машине знакомый мне листок, будто напоминал, как тяжело быть в этой жизни оторванным от родного, близкого. Но все же вокруг струилось нежное бабье лето, которое будто хотело всех согреть своим уходящим теплом.

Из магазина бойко выбежал белокурый Витя с конфетами в руках, оглянулся, поджидая своего смуглого братишку и папу цыгана… Комок в груди наконец растаял, я вздохнул и повернул в машине ключ зажигания.

Анатолий Дмитриевич Тимашов родился в 1947 году в поселке Степной Новоусманского района Воронежской области. Выпускник Пугачевской средней школы Аннинского района Воронежской области. Служил в армии, окончил Бутурлиновское художественно-графическое училище, работал в Аннинской спецшколе. Многие годы трудился в Аннинском отделе культуры, в том числе его руководителем. Печатался в газете «Аннинские вести». Автор ряда книг поэзии и прозы.