ВИКТОР. ИДРИЦА.
- 18.08.2025
Я как раз закончила работать с лежачими.
Посмотрела в упор на бойца, что зашел в палату. Крепкий мужик под пятьдесят. С огромными ручищами. Автомеханик, строитель?
«Лучше делайте массаж лежачим», — строго глядя на меня, сказал боец. Сыграл на опережение.
И уже мягче, видя тишину внутри меня, добавил: «Я же все-таки хожу».
«Молодчина», — кивнула я. Про себя отметила: точно. Единственный ходячий в палате.
«Да я-то причем. Бог милостив», — сказал Виктор, смягчаясь.
Рука висит на косынке. Из-под косынки торчат спицы аппарата Илизарова.
Сегодня суббота. Во вторник этого бойца здесь не было. Значит, в среду – самое раннее – привезли. И, наверное, в четверг прооперировали.
«Я Ира, — улыбнулась я. — «Ира», — значит «мир».
«Виктор, — представился боец. И добавил, — «победитель».
Виктор будто выдохнул.
Выдох означал одно: можно.
Можно. Как иначе, если я несу мир, он – победитель, а за окном бушует весна.
«Садитесь, как удобно, на кровати, — улыбнулась я. – Я поработаю со спиной сначала».
Виктор сел полубоком, опустив ноги на пол. Пристроил руку на груди — бережно, как грудного ребенка.
«Когда прооперировали? Пару дней назад?» — я смотрела на ткани вокруг аппарата Илизарова. Оценивала отек.
«Вчера, — сказал Виктор и, будто извиняясь за то, что я ошиблась, улыбнулся: — На мне все быстро заживает. Быстро восстановлюсь».
Я прикоснулась к плечам: «Будет больно со стороны ранения, не молчите, ладно?»
Виктор кивнул.
Время замедлилось. Почти остановилось. За окном бушевал май.
«Когда ранило?» — спросила я тихо. В шумной палате мы будто остались вдвоем.
«6 мая», — сказал Виктор. Кратко, будто заполняя графу анкеты.
«В День Георгия-Победоносца», — заполнила я соседнюю графу.
* * *
День Георгия-Победоносца был неделю назад. Совсем весенний был день. Почти жаркий.
«Вы верующая?» — тихо спросил Виктор.
«У меня папа Георгий. И сын Георгий. Отмечали в храме Георгия-Победоносца. Был крестный ход. Дочь выносила икону святого Георгия. Папа – хоругвь».
«Значит, верующая. Повезло мне», — потеплевшим голосом сказал Виктор.
Я продвигалась вдоль плеча к месту ранения. Тихо, мягко.
Виктор дышал. Дышал не напряженно. Легко. Доверяя.
«Больно?» — уточнила я, поднимаясь к шее.
Виктор кивнул: «Что там?»
«Бронежилет давил на плечи. Сейчас расслаблю. И опущусь вниз».
Будто играя арпеджио, я добралась до позвонка в поясничном отделе.
«Вот, чувствуете? В этот позвонок броник упирался», — я массировала напряженные ткани вокруг выпирающего позвонка. Думала: хорошо бы высылать на фронт поролон и двухсторонний скотч, чтоб бойцы клеили себе поролон с внутренней стороны бронежилетов.
«Да, здесь болит. Я ТАМ (Виктор выделил голосом «там») каждый день висел на турнике. Иначе бы не выжил, наверное. Ну то есть нет, выжил. Но спина болела бы сильнее».
«Сколько бронежилет весил?»
«Десять. С боковыми вставками шестнадцать, но я их достал. Иначе вообще было не пошевелиться. Десять броник. А еще автомат, две гранаты, вода, паек, аптечка, то, сё. Тяжело. Раньше бронежилет вообще был двадцать килограммов. А все же на себе тащить приходится».
* * *
…У меня зазвенел телефон. Оттуда, из мирной жизни, звонила-щебетала дочь. Говорила, что еще немного погуляет с подругами.
«Сколько дочке?» — спросил Виктор.
«Четырнадцать».
Я попросила Виктора лечь на спину. Начала работать с ногами.
«У меня тоже дочке четырнадцать. Младшей. А старшей уже двадцать девять. Уже две внучки у меня. И внук».
Виктор расслабился. И заговорил тихо, четко, будто плывя по течению: «Кем я только не был в жизни. Уйму профессий перепробовал. По образованию я учитель физкультуры. Геологом был немного. Копали мы там, где идут бои сейчас, кстати. А теперь у меня автосервис свой. До сих пор работает. Все это время, что я ТАМ, у меня напарник рулит. За двоих пашет. Спасибо ему».
Я мягко работала с животом. Виктор дышал, оценивая мои прикосновения: «Здесь не больно. И здесь. А должно быть больно?»
Я качала головой: «Нет. Не должно. Просто может быть напряжение. Вы не с курорта же вернулись. Бронежилет давал напряжение. Потому и нужно все расслабить».
«Мы в Бахмуте воевали. Там меня и ранило».
Виктор задумался. Помолчал.
«Я будто знал заранее, что 6 мая – мой последний день на фронте».
Я работала с диафрагмой. Не задавала вопросов. Виктор их и не ждал.
«…Я каждый день после обеда, когда не было боев, около 16-00 часов, читал вечерние молитвы по молитвослову. Молебны читал Александру Невскому, Георгию Победоносцу. Они в молитвослове идут один за другим.
Как-то нам дали приказ — эвакуировать тела врагов. И я на земле рядом с телами увидел две иконки. И еще пояс «Живый в помощи». Святые вещи. Не смог я их так оставить. Поднял. Там была икона Спасителя и Георгия Победоносца. Икону Спасителя я подержал в руках. Рассмотрел. А как взял Георгия, меня будто обожгло. С обратной стороны прочел, что именины 23 апреля по старому стилю, 6 мая – по новому. Ну и подумал, что это знак. Будто бы мне открыли будущее».
«Теперь можете считать святого Георгия своим покровителем», — улыбнулась я.
«Я его уже давно считаю своим святым. Я же из Москвы родом. И прописан до сих пор в Москве. Хоть и живу под Псковом, в Идрице. Знаете Идрицу?»
Я задумалась. Идрица… Что-то знакомое.
«Святой Георгий – он же покровитель Москвы, — не дождавшись моего ответа, продолжил Виктор. — А у меня было кольцо-печатка с Георгием Победоносцем. И знаете, как-то в автосервисе я домкратил машину, и она упала с домкрата. Думал, всех пальцев лишусь…»
Виктор посмотрел на меня, улыбаясь глазами, как мальчишка.
Я забыла дышать – ждала развязки.
«…А вот и нет! Машина упала, и, представляете, печатка выдержала две тонны. Не погнулось даже кольцо. Спасло мне пальцы. Я потом это кольцо другу подарил!»
Виктор помолчал. Перевел дух. Продолжил.
«Шли дни. Наступило 6 мая. Мы выполняли задание. Я был готов ко всему.
…Когда меня ранило в руку осколком, я посмотрел на часы — было 16-50. То время, когда я обычно молился. Я знал, что Господь решил, как мне лучше. Я верил ему. Я же много лет алтарником в храме служил.
Я молчала. Смотрела на маленькую – размера детского кошелька – сумочку с крестиком на груди у Виктора. Посчитала – прошла неделя после ранения. Представила маршрут. Точнее, не смогла представить. Выбраться из пекла живым, оказаться здесь, лежать сейчас с рукой в аппарате – это казалось чудом. Бахмут. Луганск. Ростов. Петербург.
Виктор поймал мой взгляд: «Я когда уходил из дома, взял с собой несколько иконок. Пояс охранный. Дочка монетку дала на удачу. Я все положил в эту сумочку, чтоб в кармане не таскать. И уже за «ленточкой» у меня от крестика отвалилось крепление для цепочки. Я пришил крестик себе на сумочку. Чтоб не потерять…»
Я мягко расслабляла раненую руку. Бережно скользила пальцами от кисти к локтю. Виктор даже не морщился: «Я с рукой уже попрощался, если честно. Она на мышцах висела, на сухожилиях. А здесь врачи взялись за меня, я спрашиваю: «Что будете делать, отрежете?» А они смеются: «Зачем? Она еще тебе послужит!» И вставили спицы, видишь. Я думал, уже ничего не сделать. А оказалось, что сейчас, в войну, это стандартная операция. Ничего сложного».
Я смотрела на Виктора. В моих руках он будто обмяк.
Я смотрела – передо мной лежал все тот же крепкий мужик под пятьдесят. С огромными ручищами. Пытливым взглядом. Стоящий на ногах крепко. За себя. За семью. За Господа. За всю Россию.
За меня.
Мужик, который понял: сейчас можно отдохнуть. Пришло время. Чтоб восстановиться. Чтоб снова крепко стоять на ногах.
«Ира, знаете, что главное? Я так благодарен Богу за все. За ранение. За то, что я воевал за Россию и за Господа. За людей, которых я встречаю на пути. За вас вот теперь. За то, что скоро вернусь домой, к родным. За каждый день.
Проснулся сегодня – и такая радость. Вдох – радость. Выдох – радость. Настоящая, неподдельная радость. Так хорошо жить. Слава Богу за все!»
* * *
Я вспомнила.
Идрица.
Идрица!!!
Ну конечно. Воины Идрицкой стрелковой дивизии водрузили штурмовой флаг своей дивизии на крыше рейхстага в Берлине. И штурмовой флаг стал Знаменем Победы.
Я заканчивала массаж. Пальцы пробегали по расслабленному телу Виктора. В голове будто сами собой всплывали абзацы из учебника истории.
«Штурмовой флаг 150-й Идрицкой стрелковой дивизии было поручено водрузить разведчикам Михаилу Егорову и Мелитону Кантарии. Первая попытка не увенчалась успехом – в темноте воины не нашли выход на крышу здания. Но со второго раза, вместе с лейтенантом Берестом, Егоров и Кантария достигли крыши.
Ночью 1 мая 1945 года над Рейхстагом взвилось Знамя Победы. Символ того, что Великая Отечественная война закончилась».
Я вдруг оказалась в школьном кабинете истории. Вокруг меня шумели одноклассники. Мы обсуждали Знамя Победы над рейхстагом. И кто-то с задней парты возмущался: «Неужели в такой исторический момент можно было не найти выход на крышу?» В это, правда, не верилось. Тогда.
Сейчас я была счастлива — выход нашелся! Тогда. Найдется и сейчас.
* * *
«Виктор, вы сказали, вы из Идрицы, да?»
«Да», — улыбнулся Виктор.
«Потому и Виктор, — кивнула я. – Победитель».
Виктор улыбался. Я разгадала его.
«Хочу, чтоб Знамя Победы снова взвилось над миром».
«Победим», — кивнул Виктор.
И протянул здоровую руку, чтоб обнять меня на прощанье.
А спустя мгновение Виктор обнимал меня своей огромной рукой так, что я тонула в этих объятьях. И верила: так и будет.
Так и будет.
Победим.
Если кто из Идрицы, он врать не станет.
Ирина Бугрышева — член Союза добровольцев Донбасса. С ноября 2022 года – волонтер-реабилитолог в госпиталях Санкт-Петербурга. Автор книги «Я трогаю войну руками».
