Ванятка

Ростом он не вышел. Был ниже самого малого плетня. Чуть больше, чем полтора метра. Лет в пятнадцать его кто-то назвал Ваняткой. Это вот уменьшительно-пренебрежительное имя как репей или банный лист прилепилось к Ивану Пантелеймоновичу. Даже на восьмом десятке лет его так величали. На что шибко не обижался в силу своего незлобивого характера.

Знали его в селе и взрослые и детишки. Знаменитость деда Ванятки объяснялась тем, что все у него в жизни случалось не как у других. Смешно, забавно, необъ­яснимо, неповторимо…

Бывает, и трюмо стреляет

С Гражданской войны Ванятка вернулся с малым ранением. Белокитаец шашкой отсек ему треть уха. За что он на всю жизнь невзлюбил Мао Цзэдуна. И из-за своей ущербности даже в самую сильную жару ходил в фуражке.

Нажить богатства ему никак не удавалось, потому что в жизни страшно не везло. То лошадь, то бык сдохнет, то козу прямо у крыльца дома волк задерет. И помощников по хозяйству не ожидалось. Одна за другой три девчонки родились.

По миру пока не пошел, но и концы с концами еле-еле сводил. И тут коллективизация пришла. Крепкий мужик Василий Будяк называл ее «железной метлой», а для Ванятки это было спасение. И он одним из первых в колхоз записался.

На всю жизнь всем запомнилось его короткое выступление на первом собрании. Даже картуз снял, когда сказал свои знаменитые слова:

— Товарищи, теперь мы все товарищи! Я закончил, товарищи.

А в конце собрания Ванятка вновь поднялся:

— Да здравствует наша Советская власть! Да будет проклята та сволочь, которая два дня назад украла у меня уздечку.

За большое уважение к власти Ванятку зачислили в активисты. И за усердность при раскулачивании даже наградили: дали трюмо, которое отобрали у Василия Будяка.

Привез его Ванятка домой, весь радостный. И тут его улыбка убежала с лица. Трюмо было выше и шире двери и в избу никак не входило. Покряхтели, повозились с женой Матреной Семеновной и ничего сделать не смогли. Поставили громадину у дома и забыли о ней.

Вечером вернулся из стада бык. Идет по двору и видит, что навстречу ему другое, такое же существо приближается. Разозлился, начал рыть землю, а потом, наклонив большущие рога, двинулся вперед.

…Вдребезги разбитое трюмо Ванятка отнес в сарай, где оно простояло лет тридцать. Больно резьба на нем удалая была. В году шестидесятом или чуть-чуть раньше, когда Ванятка избу расширил и двери сделал почти в два раза просторнее, трюмо занесли в дом. Перед этим вставив стекло и покрыв дерево лаком.

С десяток лет в него Ванятка любовался, пока оказия страшенная не приключилась.

Ночью увидела Матрена в окно, что по их двору ходит большой мужик. Растолкав Ванятку и открыв форточку, закричала изо всех сил:

— Стреляй, дед!

Бабахнуло как из пушки! Мужик с перепугу побежал не туда, куда надо бы ему ретироваться, и попал в открытый погреб, откуда его, перепуганного, вытащили сбежавшиеся соседи.

И Ванятку пришлось жене искать. Нашла его под койкой, куда он забился после того, как громыхнуло по-скаженному. А выстрелило, оказывается, трюмо.

Когда Матрена открывала форточку и давала указание Ванятке, то задела ногой и порвала дратву, которой трюмо крепилось к стене. Почти двухметровая красота полетела на пол. Как из пушки шарахнуло. Дед предпочел спрятаться от греха подальше.

Больше Ванятка трюмо не ремонтировал. Убрал с глаз долой в сарай, где вскорости и изрубил его на дрова. Горели они ярко.

Третье ранение

Первый раз, я уже говорил, Ванятка пострадал от белокитайцев. Второй раз — на войне с фашистами. Был он там конюхом, и когда рядом разорвался снаряд, перепуганная лошадь долбанула его копытом по голове. Хорошо еще, что не подкована была. Но сотрясение мозга получил и с месяц в медсанбате провалялся.

Третье ранение получил в мирное время. За двести метров от дома. Пострадал потому, что помочь хотел человеку, душу отогреть ему. И не только душу — и не ему, а ей. Но что было и как было, долго никто не знал. С год, не меньше. Пока Ванятка за стаканом самогона не рассказал о приключившейся с ним напасти своему другу Тимофею. А тот по большому секрету — соседу Игнату. У Игната тоже друзья были. И вскоре почти все село узнало, что приключилось тогда с Ваняткой.

…Видя, что соседка Марфа, лет шестидесяти, мучается, рубя дрова, Ванятка решил помочь. Это он только с виду хилым выглядел. Силенка в нем имелась. С шутками, прибаутками перерубил все, что можно. Запас дров не меньше чем на месяц сделал. Чем Марфу очень обрадовал. И она его за труды решила отблагодарить. В избу позвала, угостила как следует. И хотя Ванятке уже за семь десятков пошло и кровь у него была третьей группы, ожил старичок: некоторая часть тела от долгой спячки проснулась.

Вот он и обнял Марфу. Поначалу робко, на что она внимания не обратила. Ванятка обрадовался, поняв по своему разумению, что ему все дозволено. В чем и сплоховал.

Вырвалась из его захвата Марфа. Отскочила к печке и, схватив там полено, изо всех сил врезала Ванятке по спине. Раз, другой. Баба она была солидная, и дед еле ноги из избы унес.

Спина побаливала и ниже. На стыдном месте, на котором сидишь, была дырка небольшая и кровь выступила. В полене, на беду Ванятки, оказался гвоздь. Не простой, а ржавый.

К вечеру поднялась температура. И Тимофей на бричке отвез его в больницу. Дежурный врач осмотрел Ванятку и сказал:

— Заражение крови началось. Через два часа помрешь…

Не слушая, что дальше говорить будет врач, Тимофей помчался к Матрене, чтобы сообщить, к чему ей надо готовиться.

А дальше врач вот что добавил:

— …Если лечить не будем.

И начали Ванятке один за другим делать уколы. И днем, и ночью. А Матрена в больницу к мужу не побежала. Поплакала, выслушав Тимофея, и стала готовиться к похоронам.

Начать решила с побелки дома.

С вечера занялась этим.

Увидев свет в окошке, зашла к ней соседка Фекла.

Вместе погоревали, повздыхали.

Новостью поделилась Фекла с Матреной. Та в другой дом побежала.

— Плохо с Ваняткой, — говорит в одной избе.

— Недолго жить ему осталось, — вздыхали в другой.

До третьей избы к следующему дню дошло уже страшное известие:

— К похоронам Пантелеймоновна приготовилась. Надо сходить с Ваняткой проститься…

И к обеду три бабки в черных платках направились к дому Ванятки. По пути к ним еще две старухи примкнули. Не спеша вошли во двор, крестясь поднялись на крыльцо. Открыли дверь в дом… И никого там не увидели. Присели на стулья и ничего не поймут. Тут и Матрена в дом зашла. Спрашивают у нее:

— А где же покойник?

Она и ответить не успела, как «покойник» в дверях появился…

Сообразив, что к чему, он вытолкал бабок из избы и, схватив вилы, погнал со двора. Откуда и прыть у них взялась. Быстро убрались подальше. Только Авдотья задержалась, запутавшись в длинном платье. Она и пострадала больше других: ей крепко припечатал Ванятка черенком по спине.

Мужики потом, подкалывая Авдотью, говорили, что тот удар был для нее лечебным. Ванятка ей малость спину выправил, отчего она прямее ходить стала.

И советовали ей с подругами сходить к Ванятке на сорок дней. На что бабки начали обижаться, а вскорости над этим и сами подтрунивать стали.

Только Матрена не смеялась, когда узнала, из-за чего болезнь-то у мужа вышла. В магазин стала ходить другой дорогой. Чтобы не встречаться с Марфой.

А Ванятке пригрозила, что если он еще раз к соседке подойдет, то она его колуном прибьет. Почему именно им, а не чем-либо другим, мужик, на всякий случай, не стал уточнять. Он помнил совет своего друга Тимофея: если коза опасна только спереди, то баба, когда не в духе, — со всех сторон.

Анатолий Иосифович Божко родился в 1949 году в Киргизии. После службы в армии окончил педагогический институт, отделение журналистики Высшей партийной школы. Был заместителем председателя Союза журналистов Республики Кыргызстан, собкором республиканской, редактором городской газеты. С 1994 года работал в редакции районной газеты «Аннинские вести». Многократный победитель и призер всероссийских и международных соревнований среди легкоатлетов-ветеранов. В настоящее время на пенсии. Написал три книги: «Над трибунами небо синее» и (совместно с женой Марией Божко) — «Розовый снег» и «Третье дыхание».