В поле дорога

* * *

Яблоня выросла прямо у дома,

просто сама по себе.

Сразу я этого даже не понял.

Мало ль росточков в земле?

 

Только однажды листва поредела,

чудо сквозь ветки явив,

из голубого с вкраплением белого

яблоки звали: «Сорви…»

 

Дни, словно ходики, тикали споро.

Яблоки зрели мои.

И накануне начала морозов

снова я вспомнил про них.

 

Нету в природе явлений случайных,

каждому зверю свой плод.

Дружно на яблоне, ветки качая,

птичий резвился народ.

 

Мне же досталось по две половинки

прежде румяных чудес,

я их сложил по примете старинной

про женихов и невест.

 

Каждому горю сопутствует счастье;

только о том вспомним мы,

глядя, как райское древо качают

ангелы света и тьмы.

 

Я ЕСМЬ

 

Медали мамы, ордена отца…

Ю.В. Конецкий

 

У маленьких иконок нет лица —

мальцом жестянку тонкую промял;

медали мамы, ордена отца —

как погремушки были для меня.

 

Быт коммуналки. Тесненькая щель

между кроватки спинкой и стеной;

как мало в мире видится вещей,

как много снов.

И главный, самый страшный — папы нет:

он навсегда остался на войне.

 

Я спрашивал ровесников своих:

есть эта боль в числе страданий их?

И узнавал, что лишь велосипед

некупленный тревожит сладкий сон,

у них служили бабка или дед,

не мать с отцом…

 

Хотя без стариков какая жизнь?

У них в руках смекалка мира вся.

И к нашей двери шли все этажи:

тачать, лудить, зарезать порося…

А надо — телевизор починить,

так это проще, чем запрячь коня.

И прерывали счастье только сны:

в которых нет отца и нет меня…

 

* * *

Снег пористой губкою солнцем напоен,

и в поле дорога, как росчерк пера.

Скворец, на пригреве судьбою доволен,

уже и не ищет другого двора.

 

Под старой березой есть ветхий курятник,

и пищи в достатке, и гомон с утра;

ничто не помеха скворчихиной тайне

и трем желтоклювым дарам.

 

Да кто им позволил столь дерзкую вольность:

по-новому старые песни запеть?

Они — не виновны, они — поневоле

от счастья куражат. Ну как тут не сметь?

 

Мы вывезем к пахоте лежкое сено,

иные заботы минувшей зимы,

что душу терзали и нощно и денно, —

дождями омыть:

живою водою высокого свода

и мертвой водою из Леты-реки…

Да здравствует сердца лихая свобода!

Да здравствуют весен еретики!

 

* * *

Милая, когда друг другу снимся —

где бываем мы? В каких мирах?

Где вдвоем пытаемся укрыться

мы от тел, притихших до утра?

На постелях?

Может быть, в сердцах?

В звездах ли,

что миг сверкают в бездне

промельком?

Узнать в толпе лица

невозможно…

Помним, как о хлебе,

о телах у жизни на кострах.

Мы у вечности пока незваны гости…

Потому нам вновь домой пора.

Не в обнимку же снесут к погосту.

Да и есть запросит детвора.

Мы вернемся через то окошко,

что влюбленно пялится в рассвет:

ты вздохнешь глубоко в теле брошенном,

я откликнусь эхом сладким вслед.

И прижмутся — руки перевившие —

странники ночные во страстях;

видно, здесь они пока не лишние:

тела два — души две — не разнять…

Рассмеемся, если вспомнить выдастся

про такие странные два сна,

где при жизни души наши видятся…

Днесь и дольше б

не расстаться нам.

 

* * *

Не осень, не зима…

Подать зиме обнову:

полям — кафтан белен,

лесам — гусар мундир,

узором прихотлив…

Красотка (краше нет),

лишь слово только молвив,

вмиг изменила свет,

желанным сделав мир.

 

А только-то — зима

в свои права вступила;

так молодуха, дверь

на кухню отворив,

с восторгом помня ночь

и думая о милом,

стремится к пирогу,

и ей терпеть невмочь.

 

Зима — и слов не счесть…

Они — как снежна крупка:

мелки и суетны

и липнуть не хотят.

 

Дай больше белизны,

чтоб застонал лед хрупок, —

пусть все блистает так,

что глаз не оторвать.

 

---

Борис Иванович Лукин родился в 1964 году в Нижнем Новгороде. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Автор нескольких книг стихотворений и многочисленных журнальных публикаций. Работал редактором в «Литературной газете», составитель Антологии современной литературы «Наше время». Член Союза писателей России. Живет в Подмосковье.