* * *

 

Есть люди — льды, есть люди — вьюги,

Но есть еще цветущий люд.

Воспоминанием о юге

На крайнем севере живут.

Готовы мы к преображенью,

И нам доступен высший час.

На крайнем севере

Цветенье

Сильней всего

Волнует нас.

 

БУДДА

 

Сначала лотос был глубок

И в нем желание мерцало,

Полуоткрывшийся цветок

Напоминал любви зерцало.

 

И красотою на просвет

Он завораживал мне душу.

Но вот исчез волшебный цвет,

И хаос вырвался наружу.

 

Он только в памяти моей

Мерцает сердцевиной тонкой,

Омытой синевой морей

С глазами сонного ребенка.

 

УХОД

 

Утро ясно, прохладно, открыто;

Выпью чаю, уйду за порог

Из печного домашнего быта

На холодный, прозрачный восток.

 

Стало чувство мое осторожно,

Мое время склонилось к зиме.

Как до этого утра я дожил,

Совершенно неведомо мне.

 

Но не спать же, не плакать под старость,

Если солнце в дорогу зовет.

Буду долго, да сколько осталось,

Любоваться тобою, восход.

 

Ты сдави говорливость пустую

До щемящей от боли строки.

Если ночь — я пишу и тоскую,

Если день — я читаю стихи.

 

Облака полыхнули, и ветер

Разметал неживые слова,

Стало чисто и пусто на свете,

И склонилась к зиме голова.

 

БЕССОННИЦА

 

                                  1

 

Никак мне не уснуть. И светлая душа,

Устав от неудавшихся усилий

И перестав созвучьями дышать,

Уже отсчитывает солнечные мили.

 

Она оставила, как этот сон, меня,

Она порхает на неведомой свободе.

Но, вроде, я живой. Вот только нет огня,

И сердце с колотушкой ночь обходит.

 

                                  2

 

Ночь бесприданница, бессонница, без толку

Пытаюсь приманить бессвязные огни

И свить узор из них, и передать потомку

Науку сна, когда ничтожны дни.

 

Порой в глазах закрытых вспыхнет сполох,

Круги и линии начнут свою игру,

Но чаще — тишина, и очень-очень скоро

Я их открою. Может, поутру.

 

И солнце зашатается от боли,

Метнется в сторону, и сбросит меня в день.

И я останусь в недосказанном глаголе

Между давно уснувших деревень…

 

Все силится не сниться, а парить

Над временем обиды современной

И правду жизни вновь восстановить,

И вечностью облечь, что так мгновенна!

 

                                   3

 

Я нервною рукой ищу в ночном кармане

И не могу найти, как стих в пустой тетрадке,

Хотя бы грош, что закатился ранее,

Хотя б горошину в истершейся подкладке.

 

* * *

 

По Северу мощи нетленные

Усопших давно деревень,

Покойные тени степенные —

Поморье, Печера, Мезень.

 

Их души предзимними стаями

Поднялись с заросших полей.

Иль русскими быть перестали мы,

Иль город деревни милей?

 

Но бревен благоухание

Полярные льды сохранят!

И с тайною нашею встанем мы,

И предки нас благословят.

 

* * *

 

Петух пропал. Куриный монастырь.

Кур по утрам никто уже не топчет.

О, где ты, кречет! Опустелый мир,

И дни все холоднее и короче.

 

Кудахчут куры, яйца не несут.

А ведь, бывало, вмиг давали деру,

Когда свою пернатую красу

Он выдвигал для битвы и для ору.

 

Спокойно одиночество. Греха

Не сотворить. Броди себе по саду.

Когда он был — гнобили петуха,

Когда не стало — этому не рады.

 

* * *

 

Когда бы рождалась жизнь от мечты —

Украсился мир цветами,

И все явленья земной красоты

Стали плодами.

 

В кипенье весеннем воспеты сады,

И поэты по-своему правы.

Но на яблочный Спас освящают плоды,

А не цветущие травы.

 


Виктор Михайлович Петров родился в 1949 году в Томске. Окончил Томский государственный университет. Служил в армии. Участ­­вовал в ар­хе­ологиче­ских раскопках и исследованиях в Сибири. Публиковался в «Литературной газете», журналах «Сибирские огни», «Радуница», «Очаг», «Сельская новь», в антологиях и периодике. Автор ряда научно-популярных книг, стихотворных сборников «Кол­чан сибирских стрел», «Заян», «За пределами суток», «Параллельные ми­ры» и др. Член Союза писателей России. Живет в Лобне Московской области.