Только буря и ветер

* * *

Дорога, хмурый небосвод,

Реки незримое движенье,

Застывшее, — как бы живет

В задумчивом оцепененье.

 

Но вскинется внезапно ветр —

И выдохнут печаль равнины,

И хлынет из-за тучи свет —

Стремительный, молниевидный.

 

И ток речной, и деревцо,

Дрожащее листвою зыбкой, —

Вдруг просветлеют, как лицо,

Вмиг озаренное улыбкой.

 

НАД РАВНИНОЙ ДУБЫ…

 

Весь табун на дыбы! —

Разметав смолезвонные гривы,

Над равниной дубы

Темной бурей возносятся криво.

 

Вечереет. Гроза

Приближается свежестью острой.

И трепещут глаза,

И вдыхают зеленые ноздри.

 

На отшибе земли

Из сгущенного мрака и гула

Чем-то беглым вдали

Через весь небосвод полоснуло…

 

Ливнем рушится высь,

Обращенная в блеск и дрожанье…

Озарись

Безысходностью этого ржанья!

 

КОГДА СВЕТЛЕЕ ДНЯ
НОЧНАЯ ТЬМА…

 

…Так опасайся празднословить впредь,

Теперь ты понял, что такое смерть:

Ни сил души, ни образа, ни мысли,

Лишь рваный огнь грохочет вдалеке —

То чья-то жизнь на тонком волоске

Над беспросветной бездною повисла.

 

Под души пожирающим огнем

Сменился век иль день сменился днем

Еще одним — в безумной круговерти.

Как не свихнуться в мире сем с ума,

Когда светлее дня ночная тьма

И жизнь сама — подобна близкой смерти…

 

СМЕРТНЫЙ ЧАС

Из Тихона Воронежского

 

В жизни сей временной каждый из нас —

Знатный, безвестный,

Помни, возлюбленный, страшный свой час,

Час помни смертный!

 

Неумолимый, безжалостный час!..

В годы былые —

Вспомни, как жили до немощных нас

Божьи святые.

 

То прозревали их очи ума

Отсвет небесный,

То омрачала их адская тьма

Огненной бездной…

 

В дверь предварительно не постучась,

Трудник безмездный,

Замер уже в изголовии час —

Страшный твой, смертный.

 

КЛАДБИЩЕНСКИЙ

БЕСПЕЧНЫЙ ШМЕЛЬ

 

Зачем надмирно и жестоко

Мерцает ранняя звезда,

Зачем печально-одиноко

Опять приходишь ты туда,

Где сумрачные оплетает

Развалины — цветущий хмель,

Где над безмолвием летает

Кладбищенский беспечный шмель.

 

МОЛИТВА

 

Историю мне эту в назиданье

В паломничестве давнем рассказали

Давным-давно, когда еще была

Врагом не разделенная Россия,

Преемница Святой Руси, Рим Третий,

Ушедший в тюрьмы, лагеря, в изгнанье,

В предания, легенды, в тихий свет,

Как дивный плат, простертый над кладбищем.

В Печорах псковских как-то к Иоанну

Крестьянкину один простец безвестный —

Такого же безвестного прихода

Священник, уж годами изможденный, —

С молитвою пришел, чтобы озвучить

Все выстраданное грешной жизнью. Это:

«Прости мя, Боже, ни за что». Что думал

Смиренный Иоанн, что знал и видел

В душе людской — кто ведает, но только

«Хорошая молитва», — молвил старец.

В раздорах, в суете, в житейской смуте,

В грехопаденьях тяжких, в пустоте

Недвижимого дня пережитого,

В клонящихся к концу летах — подчас

Молитва вспоминается мне эта,

Как будто бы нечаянное что-то

Мрак освещает, согревает сердце,

Дает надежду…

 

ТОЛЬКО БУРЯ И ВЕТЕР

 

…Заалеет нескоро в ночи за окошком восток.

Слава Богу, что мир равнодушен к тебе и жесток:

В нем не думай согреться.

Не с того ли, вперяясь глазами в кромешную тьму,

Жизнь листая, все тщишься и тщишься понять — почему

Стало каменным сердце.

 

Слушай, слушай пронзающий душу неумолчный вой —

Мир, пустой и безлюдный, в котором и нет ничего —

Только буря и ветер…

Как золою холодной в ночи стал горящий огонь,

Как водою текучей ушла из ладони ладонь,

Жизнь прошла — не заметил…

 

* * *

Я говорю себе, что нет

Тех дней, тобою осиянных,

Лугов — недвижимо-медвяных,

Хранящих драгоценный след;

 

Я говорю себе: давно

Все это в памяти уснуло,

Забылось, молнией сверкнуло,

Упало на речное дно;

 

Но медленно, за пядью пядь,

Несбывшееся — не прощает,

Утраты жернова вращает,

Чрез вечность возвращает вспять,

 

Где накрывает с головой

Мучительно, ни в чем не каясь, —

Прошедшее; где запах твой

Как сон стоит, не выдыхаясь.

 

ВЬЮГА, ВЬЮГА…

 

Сквозь тоску и городскую вьюгу,

Утопая в снеговой пыли,

Наугад и друг навстречу другу

Мы в потоке нелюдимом шли.

 

В мирозданье заметенных улиц,

В снеговой пустыне, как в бреду,

На ходу столкнулись, разминулись.

…Оглянулись, на свою беду.

 

БЕЛЫЕ СВЕЧИ

 

Словно щемяще заноет на остром ветру

Давняя рана:

Горький и страстный, разбудит тебя поутру

Запах каштана.

 

Это — трепещет, смыкается над головой

Влажная крона,

В пышном цветении, майскою плещет листвой —

Выше балкона.

 

Прожита напрочь, а все ж не имеет конца

С юностью встреча…

Светятся огненно, не опаляя лица,

Белые свечи…

 

* * *

            …пока твоя рука в моей не оказалась.

Из песни

 

В твой счастливый праздник, в день рожденья,

В стороне от шума и гостей,

Робкое, как вздох, прикосновенье

Задержал в ладони я своей

 

Словно птицу, малую синицу, —

Обогрелась, осмелела — ишь!..

И случилось, что должно случиться:

Из моей руки не улетишь!

 

---

Николай Иванович Коновской родился в 1955 году в селе Варваровка Белгородской области. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Печатался в журналах «Москва», «Молодая гвардия», «Наш современник». Автор книг «Равнина», «Твердь», «Зрак», «Врата вечности», «Тростник». Член Союза писателей России. Живет в Москве.