Сын солдата

В прекрасное летнее утро в маленьком провинциальном городке произошло печальное и странное событие. На тихой зеленой окраине пропал мальчишка семи лет по имени Вовка. У Вовки есть родители, а также дедушка, Иван Павлович, и бабушка, Марфа Ивановна. Живет семья в небольшом домике с тремя окошками и верандой. Дедушка с бабушкой — пенсионеры, а мама с папой работают: мама — на швейной фабрике, а папа — в автохозяйстве. Он водитель КамАЗа.

Вовка осенью пойдет в первый класс. Ему уже купили нужные книжки, которые он часто с интересом рассматривает и пристает с расспросами к бабушке:

— А это что за колесо? — спрашивает Вовка, показывая пальцем на большой кружок вверху страницы.

— Это не колесо, а буква «о», — улыбаясь, отвечает бабушка. — Ты научишься ее писать, когда пойдешь в школу.

— А я уже умею! — говорит Вовка и палочкой выводит на земле похожий кружок.

— Молодец! — хвалит бабушка. — В школе ты узнаешь много других букв, научишься их писать и складывать. У тебя будут получаться нужные слова.

— А зачем?

— Подрастешь, походишь в школу — все узнаешь, — отвечает бабушка и, сделав строгое лицо, берет внука за руку и тянет за собой к дому.

— Пойдем руки мыть и кушать…

Вовка морщит нос, тяжело вздыхает, но подчиняется. Бабушку он очень любит, с ней ему хорошо. Но еще лучше с папой. Они вместе ходят на речку ловить пескарей и плотвичек, в лес за хворостом и на луг пугать жирных серых ворон. А еще иногда играют в футбол или бьют самодельными клюшками несчастную помятую консервную банку, заменяющую хоккейную шайбу.

А то вечерком купаются на речке или бродят по лесу на другом берегу, куда Вовка «переезжает» на папиной спине.

Два раза в выходные дни ходили на стадион смотреть футбольный матч, но Вовке это почему-то не интересно.

Но вот произошло одно событие.

К дому, где живет Вовка, однажды подъехала неизвестная машина. Из нее вышел незнакомый серьезный человек с папкой в руках и постучал в калитку. Вышла Марфа Ивановна. Человек вручил ей какую-то бумажку и, сев в машину, уехал. Марфа Ивановна стояла с этой бумажкой в руке, побледневшая и испуганная.

Потом она плакала, вытирая слезы, а дедушка, Иван Павлович, обнимал ее и повторял:

— Не волнуйся! Успокойся! Не нам одним такое придется пережить, вся страна в тревоге. Наш сын, Николай, должен как все выполнить свой долг защитника Отечества. Я ведь тоже когда-то держал в руках автомат…

— Я понимаю, — кивает головой Марфа Ивановна, а в руке у нее влажный от слез платочек. Она гладит по голове Вовку, и глаза ее выдают неподдельную душевную тревогу. Дед успокаивает жену, повторяя всего два слова:

— Бог милостив, Бог милостив…

 

* * *

 

Иван Павлович не скрывает ни от кого, что корни его на Украине, где он родился и где прошла его молодость. Там он мужал, служил в армии и воевал в Великую Отечественную войну. А когда фашистов одолели, встретил свою любовь — Марфу. С ней и прожил долгую и трудную жизнь уже в России. Но Украина, как юность, навсегда осталась в его памяти и в сердце. Дорогие и приятные воспоминания о ней нередко рвутся наружу. Особенно после стопки «горилки», которая обжигает грудь и пробуждает грусть.

— Красивая, волшебная страна — Украина, — расплывается в улыбке хмельной старик, когда сидит у крыльца на самодельной скамейке и покуривает свою неизменную трубку. — Простые приветливые люди. Работящие мужики и бабенки, веселые, румяные девчата в пестрых косынках. Смех и танцы… Молодые, отчаянные хохлушки не дают ребятам покоя, тянут, бывало, их то на круг, то в кусты цветущей по весне черемухи… Зрелые, но не нагулявшиеся, не зацелованные еще… Всякие! Держи, парень, ухо востро! Закружит какая-нибудь, околдует…

Вот было времечко! Вот было как!

— А что теперь? — спрашивает кто-то из любопытных, собравшихся послушать балагура-деда.

— А теперь вот стреляют в нашего брата! Воюют с русскими на русской земле! — отвечает дед.

— Ты поосторожнее, отец! Нарвешься со своим языком! — предупреждает кто-то хмельного. А тот не возьмет в толк и, размахивая руками, спрашивает неизвестно кого:

— Я что, неправду говорю? Я что, все это придумал? Да, я Украину вдоль и поперек исколесил. У меня там дружки были, нормальные, умные ребята. Народу украинскому мы ведь не враги. У нас много общего, у нас схожие корни. Но только это кое-кому не нравится, и они раздувают костер…

 

* * *

 

Николай спокойно воспринял известие о полученной повестке. Он знал, что она придет, он ждал ее. В городе уже в полный голос говорили о мобилизации, а в хозяйстве, где Николай работал, многих молодых ребят уже не досчитывались. Каждый день назывались новые имена призванных на службу. И вот настал его черед.

Он берет в руки поданную ему отцом бумажку и ничего не говорит. Только обводит взглядом молчавших родственников и обнимает жену Ольгу и Вовку.

А утром следующего дня он уже на вокзале в составе группы новобранцев, прибывших с сопровождающим офицером горвоенкомата. Провожают его Иван Павлович, Ольга и Вовка, со слезами упросивший взять его с собой.

— Папа, а ты скоро приедешь? — трясет он руку отца и заглядывает ему в глаза.

— Скоро, — отвечает Николай с грустной улыбкой. — А ты слушайся взрослых и кушай бабушкину кашу.

Поезд уже пыхтит у перрона. Провожающие и отъезжающие торопятся сказать друг другу прощальные слова. Женщины не сдерживают слез, мужчины крепко жмут друг другу руки, сдвинув брови. Поезд, как живое существо, напрягается и медленно уползает, увозя отцов, сыновей и братьев навстречу суровым испытаниям войны.

— Пиши чаще! Береги себя! — кричат жены и матери, но их уже никто не слышит за грохотом железных колес.

Вовка по-детски испуганно смотрит на плачущих женщин, жмется к деду и спрашивает его:

— Почему они плачут? Папа же сказал, что скоро вернется?

По дороге домой он больше ничего не говорит и не спрашивает, только смотрит в печальные лица матери и деда, пытаясь понять причину их грусти. И ему тоже становится грустно от молчания взрослых и от того, что папа уехал далеко.

 

* * *

 

Великий доктор время врачует и исцеляет даже самые глубокие человеческие раны. В маленький домик с тремя окошками и крылечком вдохнуло оно надежду и веру в то, что счастье вернется издалека, несмотря ни на что. Николай почти каждую неделю присылает весточки с фронта, рассказывает своим близким, как он живет и воюет с врагами. Вовка ежедневно ныряет в почтовый ящик и прыгает от радости, когда вынимает оттуда конверт.

Читает письма с фронта Вовкина мама. Марфа Ивановна, Иван Павлович и их внук слушают, затаив дыхание. Иногда приходит в гости мамина сестра, тетя Нина. Она тоже интересуется, как там, на войне, идут дела у ее племянника.

Но вот неожиданно случилась пауза. Две недели от Николая не приходили весточки. Все заволновались, а Марфа Ивановна даже пустила слезу. Переживал и дедушка, Иван Павлович. Но он держал себя в руках и успокаивал всех:

— Нечего волноваться! На войне всякое бывает. С Николаем ничего не случится. Он служил в армии, был в «горячих» точках, воевать умеет. А что писем от него нет — так тут может быть много причин. Какая-нибудь командировка или еще что-нибудь. Если б несчастье случилось — уже бы сообщили.

Марфа Ивановна вздрогнула и перекрестилась.

— Спаси его, господи! — прошептала она.

Тревога семьи не осталась в стенах дома. Она вырвалась на тихую улицу и стала гулять по дворам. Соседи сочувственно вздыхают, перешептываются, сожалеют, хотя никто ничего не знает точно. Дед послал запрос в воинскую часть, но дни идут, а ответа никакого нет.

Жалко смотреть на Вовку. Он не понимает тревоги взрослых и чего-то боится. Даже плакал два раза.

— Ты чего? — спрашивает его Марфа Ивановна.

Он вытер рукавом нос, протер глаза и захныкал:

— Я к папе хочу…

Даже на улицу гулять не ходит, сидит дома. Друзья-ребята зовут его играть — он отказывается и по нескольку раз в день проверяет содержимое почтового ящика. Перестал даже мультики смотреть по телевизору. Забьется куда-нибудь в уголок и сидит там молча, как мышка… В доме стало тихо. Иван Павлович в огороде с самого утра копается, бабушка на кухне хлопочет, а молодая хозяйка на работе.

Так проходили день за днем, и никто из взрослых не задавал себе никаких вопросов.

Но вот случилось несчастье: пропал Вовка. Однажды утром после завтрака дед собрался сходить к речке за камышом. Решил соорудить небольшой навес для кур за сараем, где они днем прячутся от жары. Хотел взять Вовку для компании, но его дома не оказалось. Спросил у супруги:

— Где внук-то? Чтой-то его нигде не видно?

— На улицу небось убежал. Где ж ему еще быть? — ответила Марфа Ивановна.

Дед насторожился. Потоптался на кухне — и опять к ней с вопросом:

— Кто ж это выманил его из дома? Сережка небось?

Сережка — лучший Вовкин друг, живет через три дома. Они всегда вместе, неразлучные. Марфа Ивановна разводит руками:

— Не видела я никого. Никто не приходил к нам.

— Интересно… — произносит дед и направляется к двери.

На улице, у Сережкиного дома, ватага ребятишек. Гоняют худой, избитый мячик, толкают друг друга, кричат и смеются. Вовки среди них нет.

Старик возвращается в дом, и в глазах его тревога. Это замечает Марфа Ивановна.

— Ты чего, отец? — спрашивает она мужа.

Тот медлит, что-то обдумывает и наконец говорит:

— Вовка пропал. На улице его тоже нет. Ребятня бегает, а нашего не видно.

Марфа Ивановна напрягается и бледнеет.

— Как нет, где же он может быть? — произносит она.

— А почем я знаю? — разводит руками Иван Павлович.

Старуха торопливо снимает фартук, заглядывает в зал и направляется к выходу.

— Я что, за ним следила, что ли? — говорит она на ходу. — Я занималась своими делами.

— Значит, он шмыгнул незаметно. Вот пострел! — качает головой дед. — Я ему задам, как без спроса убегать!

Старики торопятся на улицу, расспрашивают ребят о Вовке. Но никто ничего сказать не может, потому что никто его сегодня не видел. Марфа Ивановна берется за голову, чуть не плачет, а муж ее успокаивает:

— Подожди, не убивайся! Найдется! — говорит он. — Может, на луг пошел, может, где во дворе уединился. Он же тоскует по отцу, места себе не находит. Даже со мной иногда не хочет разговаривать.

— Ты здесь при чем?! — вздыхает Марфа Ивановна.

У нее уже слезы на глазах, она охает, как при тяжелой болезни, и повторяет:

— Что же делать? Что же делать?

Иван Павлович, став серьезным, обнимает ее за плечи и успокаивает:

— Расспросим соседей, может, кто его видел. В милицию, наконец, заявим, там живо найдут…

 

* * *

 

Когда старики еще спали, Вовка тихо вышел из кухни, прихватив с собой рубашку, штаны и два бабушкиных пирожка с яблоками, которые она пекла вечером. Осторожно прикрывает за собой дверь и ныряет в сени.

Рассвет только-только занимается, еще сумрачно и немножко страшновато. Но он ступает на крылечко, одевается. Сердце его торопится, стучит часто и громко, и ему кажется, что его могут услышать взрослые. Тогда все пропало, и он не сможет встретиться с папой. Но это не должно случиться. Он в отчаянии выбегает на улицу, бежит подальше от дома, чтобы дедушка не видел, что он встал так рано и куда-то спешит. Зажав под мышкой пакет с пирожками, Вовка торопливо бежит вперед по улице, которая ведет прямо к железнодорожному вокзалу и по которой совсем недавно он с дедушкой, бабушкой и мамой провожал папу. Там, конечно, стоит какой-нибудь поезд и можно незаметно пробраться в вагон и уехать к нему на войну.

В хмурое ненастное утро никому не хочется выходить из дома, и улица еще пустынная и загадочная. У Вовки по спине под рубашкой запрыгали мурашки. От страха. Он съежился, приостановился, намереваясь вернуться назад, домой, но, вспомнив про отца, побежал опять вперед, к вокзалу. Там ярко горят фонари на столбах, светло и совсем не страшно. Оттуда доносится гудок паровоза, Вовка радуется и идет быстрее. Он представляет себе, как удивится и обрадуется папа, увидев его, как обнимет и скажет ласково и с восторгом:

— Какой ты у меня молодец! Какой смелый!

Вовка улыбается в сумерках и шагает быстрее.

 

* * *

 

На перроне вокзала уже многолюдно и совсем не страшно. Люди с чемоданами и саквояжами стоят группами, оживленно разговаривают о своем, поглядывая на большие круглые часы на фасаде здания. Двери вагонов еще закрыты, посадки нет. Вовка стоит в сторонке у газетного киоска. Он проголодался и вспомнил про бабушкины пирожки. Достает из пакета один, изрядно уже помятый, и начинает торопливо есть.

Мимо вразвалочку идет милиционер. Он смотрит на Вовку и почему-то улыбается. Потом вдруг неожиданно возвращается и говорит, шутя:

— Что, проголодался, брат?

— Ага! — кивает Вовка и тоже улыбается.

— А мамка где твоя? — опять спрашивает милиционер.

Вовка смутился, но не растерялся.

— Там! — показывает он рукой в сторону здания вокзала.

— Ступай туда, к маме. Детям одним здесь стоять нельзя, — произносит страж порядка.

Вовка послушно идет к зданию, но видя, что милиционер отвернулся, спрятался за книжный киоск. Потом шарит рукой в кармане, а там ничего нет. В нахлынувшем волнении он не заметил, как съел и второй пирожок, только аппетит от этого разгорелся еще больше.

А на перроне началось оживление. Открылись двери вагонов, и народ уже толпится возле них. Вовка покидает укрытие и бежит к поезду. Нерасторопная бабка с двумя корзинками загородила двери ближайшего вагона, и возникшая очередь застопорилась. Вовка юркнул под бабкины корзинки и пулей влетел в тамбур. Прижавшись в уголке, он замер, чтобы никому не мешать, и никто его не заметил. Но когда все пассажиры вошли в вагон и тамбур опустел, проводница в красном берете его увидела.

— Эй! Ты что тут стоишь? — строго спрашивает она. — Ты с кем едешь, где твои родители?

Проводница грозно нахмурилась, и Вовке стало страшно. Он захныкал, и из глаз его потекли слезы. А проводница ждет ответа.

— Я к папе… — наконец произносит Вовка и уже не может сдержать слез.

— А где он, твой папа? — спрашивает проводница.

— На войне…

— На войне? А ты, значит, к нему едешь?.. Ну что за безобразие творится! Бросают детей без присмотра, на произвол судьбы. Вот время настало! — возмущается она, но уже мягче произносит: — Пойдем со мной, пассажир. Пойдем, пойдем!

Она тянет Вовку за собой и на ходу достает из кармана мобильник.

В вагонной каморке проводницы тепло и уютно. Вовка сидит на жестком топчане, а она ругается с кем-то по телефону:

— И что же мне теперь с ним делать? — спрашивает проводница кого-то. — Хорошо, хорошо, покормлю, посторожу… А вы обязательно встретьте нас. Какое безобразие! — опять возмущается она.

 

* * *

 

Колеса поезда мерно постукивают на стыках рельс, поезд плавно покачивается, как детская люлька. Пассажиры притихли после недавних волнений. Кто дремлет, прикрыв глаза, кто с кем-то разговаривает вполголоса…

Вовка съел два бутерброда с колбасой и пирожное, принесенное ему проводницей, и тоже клюет носом. А проводница опять болтает с кем-то по телефону, то смеется от чего-то, то становится серьезной и смотрит на спящего мальчишку. За окном вагона мелькают какие-то селения и дома, зеленые еще луга и долины и плотные стены густых лесов.

Но вот запыхавшийся состав сбавляет свою прыть и, как уставший спортсмен, сменяет бег на ровный, но еще быстрый шаг. Катится неспешно, плавно, теряя скорость и шипя тормозами. Наконец, будто на что наткнувшись, останавливается. Проводница подходит к Вовке и, в первый раз улыбнувшись, говорит:

— Ну что, путешественник, приехали!.. Теперь ты назад поедешь. Сейчас за тобой провожатый приедет.

Вовка отворачивается и плачет.

— Ты чего? — трогает его за подбородок проводница. — Зачем плакать, ты же домой вернешься, там тебя ждут.

— А папа?.. Я хочу к папе, — сквозь слезы не говорит, а шепчет Вовка и закрывает лицо руками.

— Папа приедет к тебе, ты только жди и не плачь, — вдруг ласково произносит проводница, казавшаяся до этого грубой и суровой. — Он победит врагов и вернется. Ты его любишь?

— Люблю, — шепчет мальчишка и снова заливается слезами.

А по вагону уже шагает бравый офицер с золотыми погонами и наградами на груди. Остановившись, он щелкает каблуками, прикладывает руку к фуражке и спрашивает с легкой усмешкой:

— Кто тут на Украину собрался?

— А вот, сын солдата, — отвечает проводница, тоже улыбаясь и обнимая Вовку.

— Рановато! Надо подрасти, — говорит офицер. — Пока приказываю следовать за мной домой, на родину, к маме.

Он по-доброму улыбается, заглядывая Вовке в глаза и обнимая его. Улыбаются и пассажиры, собравшиеся в проходе вагона. Расталкивая их, по проходу пробирается радостный Иван Павлович.

— Вовка! Я здесь, я за тобой приехал. Ах ты, пострел, напугал нас всех, — говорит он и тоже спешит обнять внука.

 

РЫЖИЙ БЕГЛЕЦ

 

Белобрысый мальчишка Никитка с веснушками на носу родился в деревне. Теперь он живет в городе без отца и без матери с тетей Нюрой, отцовой сестрой. Мать умерла, когда он проучился только два класса, и тетка пожалела сироту и взяла к себе. Отца Никитка вообще не помнит. Видел его только на фотокарточке в коробке из-под конфет. Тетка говорит, что он лицом — копия ее брата Алексея, но Никитка не находит никакого сходства с щупленьким мужичком на фото. Он носит в кармане измятую страничку из какого-то старого журнала, что нашел в чулане у тетки, и показывает ее всем.

— Вот мой папа! — говорит Никитка. — Он смелый и никого не боится. Он скачет на коне, и у него есть сабля.

Тетка над его словами хихикает и называет племянника выдумщиком и фантазером. Это не нравится мальчишке. Он относится к ней холодно, иногда не слушается и держит в своей душе обиду.

Живут они на краю города, у самого луга, за которым течет небольшая речка. За ней, на другой стороне, шумит березовый лес. В нем всегда прохладно и светло от белых деревьев и в траве много ежевики.

В речке воды по грудь, и местный народ спокойно переходит ее в любом месте. Березовый лес, как и луг, утопает в бурном разнотравье. Блестит серебром полынь, смеются ромашки, золотится зверобой, и разноцветные колокольчики кланяются всем от шаловливого ветерка.

Березняк широкой полосой обнимает луг, а за ним — зеленая стена смешанного леса, где соседствуют клен, дуб, липа и густые заросли орешника. Там глушь и тишь, там неразгаданные загадки, возможные неприятности. Взрослые пугают ребятню волками, которые будто прячутся в чаще, и запрещают туда заходить.

Никитка и два его друга — Лешка и Мишка — хоть и не трусливые ребята, но держатся в стороне от этого места. Малины и ежевики полно и на открытых полянах, куда не наведаются сумерки и где в зеленой лесной подстилке самая сочная и сладкая ягода. Рви — не хочу! За час лукошко будет полным. Не поленишься, и тетка перестанет хмуриться и даже улыбнется, что бывает довольно редко.

— Какой молодец! — скажет она и предложит племяннику свежий пирожок. Никитка их очень любит и в знак благодарности обещает:

— Завтра я еще больше принесу!

Но следующий день был хмурым и неприветливым. Лешка и Мишка сморщили носы:

— В лес не пойдем. Погода плохая…

Никитка удивляется:

— Что ж плохого?! Дождика нет, и солнце не жарит? В лесу благодать.

Упрямцы его друзья! Они все же остались дома, и Никитка пошел один. Когда солнце выплыло из-за леса, в его лучах все преобразилось. Сбежали из чащи сумерки, и она стала ясной и прозрачной. Никитка знает: там малины полно, и решительно шагает туда. Собирает не по одной ягодке, а горстями — так густо висят тяжелые покрасневшие гроздья. Он успевает и рот ими набить, и бросать в корзину. Работает усердно и представляет себе удивленные теткины глаз

Еще чуть-чуть — и корзина будет полной. Но останавливается и замирает. Он почувствовал на себе чей-то взгляд. Не впереди, а сбоку. Екнуло сердце, он остановился и обернулся.

На узкой просеке, что выходит на светлую просторную поляну, стоит что-то живое, большое и высокое. Никитка вздрагивает от неожиданности. Хрустит сухая ветка, и в десятке шагов впереди появляется лошадь. Она тоже застыла на месте. Оба смотрят друг на друга.

Прошло не больше минуты. Никитка пришел в себя, он не боится лошадей, видел их еще тогда, когда не умел ходить. Жил с родителями недалеко от молочной фермы. А там лошадь — главный транспорт. На себе много не унесешь, а техники нет никакой, одни скрипучие телеги.

Робость прошла, он опустил свою корзинку с ягодами на землю. Животное потопталось на месте и тряхнуло густой гривой. Никитка разглядел: перед ним не лошадь, а молодой конь. Рыжей окраски, стройный, нетерпеливый. Откуда он тут, в городе, хоть и на окраине? От хозяина ушел или от табуна отбился? Мальчишка гадает, а конь стоит, как вкопанный, шевеля ушами, потом он слегка всхрапнул и чуть-чуть продвинулся вперед.

Никитка произнес:

— Ты чей, коняшка? У нас таких нет, в питомнике вороные, а ты рыжий.

Конь сильно тряхнул головой, будто согласился с Никиткой и сделал еще два шажка. Никитка попятился, сорвал несколько стеблей высокой травы и протянул их коню, но тот даже не шевельнулся.

— Не хочешь? Клубники, наверное, наелся?

Конь опять тряхнул головой, и мальчишка улыбнулся.

— Ты по-нашему понимаешь? — спросил он. — Тогда пойдем ко мне в гости. У моей тетки в котухе овес в кадушке припрятан. Тебе отдам.

Никитка поднял свою корзинку и двинулся вперед. Но конь не шелохнулся, а стоял на месте. Он раздумывал. Никитка отошел от него на десяток метров, обернулся и повторил:

— Пойдем! Не бойся. Тетка не будет ругаться, она лошадей любит. Молоко возила с фермы, когда там работала.

Случилось чудо. Никитка сделал несколько шагов, и конь двинулся за ним. Так и шли они, пока не вышли на небольшую полянку среди зарослей молодого чернокленника. Тут было прохладнее, свободнее, и можно было хорошо рассмотреть нежданного гостя. Конь рослый, упитанный и чистый. «Видно, был в заботливых хозяйских руках», — подумал Никитка.

— Вот так рыжик! Совсем как гриб в лесу!

Никитка не знал, что делать. Домой вести неожиданного напарника — лукошко еще только наполовину заполнено, продолжать собирать — коню это может не понравиться, и он нырнет в чащу. А коняка — красавец, тетка Нюра обомлеет. Она толк в этих животных знает, сколько их через ее руки прошло! Но она будет допытываться, откуда он в доме?

— Пошли! — решительно сказал Никитка и зашагал вперед. Несколько минут шел, не оглядываясь, но слышал, что конь следует за ним.

 

* * *

 

На лавочке возле дома тетки Нюры сидят три женщины-соседки. Как всегда, говорят обо всем, что на ум пришло, а в общем — ни о чем. Бывшая почтальон, Клавдия Филипповна, досадует, что зерно на рынке подорожало, а кур кормить надо.

— Какое дело — с курами возиться! Кормить их, поить да следить, чтобы не разбежались. Других забот у тебя нету, что ли? Яйца в любом магазине лежат — бери, пожалуйста, и никаких тебе забот, — тараторит и возмущается старуха Анастасия Васильевна, что живет напротив.

— Свои — они всегда под рукой, никуда бежать не надо, — слабо возражает ей бывшая почтовая работница. — И вкуснее казенных.

— Чепуху говоришь! — вклинивается в разговор другая соседка, Мария Ивановна, которая через четыре двора от старухи. — Яйца — они все одинаковые: желток да белок… И вкус известный!

— Ну не скажи! — возражает еще одна соседка, только что подошедшая. — От корма вкус яиц зависит.

Женщины еще бы целый час говорили об одном и том же, если бы не появился Никитка — племянник тетки Нюры. Кто-то из собравшихся вдруг сказал:

— Смотрите-ка, Нюркин мальчишка коня ведет! Это что такое, где он его взял?

Все оборачиваются в ту сторону, куда показывает говорившая, и вдруг видят: действительно, идет Никитка, и рядом с ним рыжий, никому не знакомый конь. Тетка Нюра вскакивает с лавочки, в изумлении широко раскидывает руки и спешит навстречу.

— Это что такое, Никитка? Что за лошадь? Чья? Откуда? — спешит выразить свое удивление и возмущение Никиткина тетка.

— Это не лошадь, а конь, тетя… Мой теперь, я его нашел в лесу. Из-за него и лукошко неполное…

Тетка таращит глаза:

— Как это твой? Где ты его взял? — трясет она племянника за плечи. — А ну-ка, говори, что еще за фокус ты выкинул? Надо же! Увел коня чужого! Да ты знаешь, что за это бывает?!

Никитка съежился от испуга и тихо произнес:

— Я его не уводил… Он сам за мной шел, он ничей… Теперь наш будет…

— Да ты что говоришь? — не унимается Нюрка. — Как это — ничей?! У него есть хозяин, и он тебя убьет за это!

Никитка сморщился, из его испуганных глаз покатились слезы. Он вытер их рукавом рубахи и стал рассказывать:

— Он один стоял в чаще, а я малину собирал. Он подошел ко мне и стоит, смотрит. Я его погладил, и он пошел за мной…

— Вот так фокус, — удивленно машет Нюрка руками. — Нашел он коня! Да что это тебе, игрушка какая?! Объявится хозяин — в милицию загремишь.

Соседи столпились возле коня и хныкающего Никитки. Каждому хотелось что-то сказать, но всех опередил завхоз питомника, что раскинулся за крайними домами последней городской улицы, Иван Федорович Мирошкин:

— Подождите, граждане! Надо разобраться, не ругайте мальчишку! Может, он доброе дело сделал, спас животное. Ведь всем известно, в наших местах волков немало, бедокурят они. Зарежут молодого коняку, а он вон какой красавец!

— Но у него ведь хозяин есть! Пусть он и заботится о нем, — сказал кто-то.

Седой старичок с палочкой, приковылявший на шум, произнес писклявым голосом:

— Плохой, значит, хозяин, коли от него такой красавец ушел. А мальчишка душу в него вложит — ишь как переживает. Любит, значит, коняшку… — Он положил свою ладонь на голову Никитки и сказал, обратившись к его тете: — А ты радуйся и не мешай мальчишке. Он делает доброе дело.

Судили-рядили весь вечер, до самой луны. Постепенно большинство склонилось к тому, что нужно просто ждать, что будет дальше. Найдется хозяин — с ним будет разговор, а не найдется — конь останется у Никитки. Его даже похвалили за то, что не оставил животину в лесу на съедение волкам.

— А конюшня у вас есть? — интересовались те, кто живет подальше от Нюркиного дома.

— Сарай рубленый имеется. Обмазанный. Правда, в нем погреб, но мы им не пользуемся. Другой есть в сенях, поменьше. Но нам хватит, — объясняла Нюрка любопытным.

Мужики для пущего куражу пожимали Никитке руку и поучали, как надо обходиться с животным.

— Не перегружай его работой, — говорили одни.

— Овсом почаще корми. Овес для лошади — первое дело.

Тот же писклявый дедок с палкой, что заступился за Никитку, советовал:

— Почаще на луг выгоняй его, чтоб ноги разминать. Тогда из него добрый скакун получится.

— Нам скакун не нужен, — вступила в разговор Нюрка. — Нам огород надо пахать да сено возить. Задаром, что ли, его кормить?

 

* * *

 

Известно, что самое трудное в жизни — ждать. Особенно если есть какие-нибудь сомнения. Нюрка жила спокойно, не трепыхалась, а Никитка с тревогой ждал, не заявится ли какой-нибудь «хозяин» коня. Рыжего все полюбили за его горячий нрав, за красоту и элегантность. Желающих заиметь такого красавца было немало. Случались у Нюрки и Никитки и тревоги — не без стараний соседей.

Как-то постучался в калитку незнакомый мужчина. Его встретила сама хозяйка. Мужчина спросил:

— У вас, говорят, лошадь есть?

— И что? — грубовато ответила Нюрка.

— Хотелось бы посмотреть на нее. Дело в том, что у нас случилась пропажа. Пастух-растяпа пригнал табун лошадей из ночного, а нашей не оказалось. Вот я и ищу ее, может быть, к кому прибилась.

Нюрка качнула головой:

— У нас конь, а не кобыла. Притом совсем молоденький.

И еще приходили по указке соседей. Одна настойчиво требовала показать ей «вашу лошадку». Пришлось вывести Рыжего. Она посмотрела, извинилась и отстала.

 

* * *

 

Дни бежали, и слухи да разговоры делали свое дело. Пришел покупатель — молодой подвижный мужичок.

— Вы коня продаете? — спросил он с ходу вместо приветствия.

— С чего вы взяли? — удивилась Нюрка. — Никого мы не продаем. Вы, видимо, ошиблись адресом.

Он хитро сощурился:

— Мне ваш адресок сведущий человек дал. Он видел у вас какого-то рыжего коняшку и слышал, что он продается.

— Не выдумывайте! — оборвала его Нюрка. — Вам что, делать нечего?! Ходите по дворам, слухи собираете! — И закрыла перед его носом калитку.

По утрам Никитка уходил с Рыжим на луг, пас коня по спелой траве. Чаще один, но иногда друзья привязывались: Лешка да Мишка. Лешка мечтал стать футболистом, приходил с мячом под мышкой и выделывал с ним пируэты. А то просил Лешку или Никитку вдарить «по воротам» и становился между двумя кирпичами — «штангами».

Конь быстро привык к Никитке и его друзьям. Как только его выпускали из «конюшни», всюду следовал за ними.

Но время его «детства» подходило к концу. Наступала пора знакомства с малоприятными вещами — хомутом, телегой, санями, оглоблями и… кнутом. Все это имелось у Нюркиного брата Петра, досталось ему от покойного отца. Не было только лошади. Он собирался заиметь ее, да жена поперек стала.

— Еще чего не хватало! Животину во двор привести! Убирать из-под нее навоз с соломой, возиться, зерно покупать! Мы что, богачи, что ли, какие?! Не можем мы себе это позволить, — кричала она.

Петр стоял, понурив голову, шмыгал носом, но говорить что-либо против не решался. Он хорошо знал свою супругу.

Но вот все решилось само собою. Нежданно-негаданно появилось то, чего так не хватало. Причем бесплатно. Воистину с неба свалилось! Петр не поверил своим ушам, когда Нюрка сказала ему:

— Забери ты этого коня, ты умеешь с ним обращаться. Что он зазря корм переводит! Хоть вам какая-то польза от него будет. Я с Никиткой поговорю.

Никитка воспринял это известие спокойно. Он дядю Петю уважал и восхищался им, потому что тот был моряком и служил на военном корабле. Он, не раздумывая, сказал:

— Бери коня, я не против. Надо его приучать к сохе и кнуту.

Все одобрили этот поступок Нюрки и Никиты. Только один дедок с тонким голосом покачал головой и пробурчал себе под нос:

— Не приживется конек у Петьки. Такие подарки как нежданно приходят, так и внезапно уходят. Старая, проверенная истина.

Он лукаво улыбнулся и заковылял себе к дому.

 

* * *

 

Нюркин брат не спешил переводить подаренного коня к себе. Мучило какое-то сомнение. Да и сарай, куда можно поместить животное, требовал серьезного ремонта. Перво-наперво следовало поднять крышу, потому что помещение низкое, а конь — не человек, пригинаться не умеет.

Пол надо очистить от столетней грязи, выбросить ненужное барахло, сваленное в углах, кормушки поделать — работы полно, а у Петра помощников нет.

Так что Рыжий оставался пока в своем сарае, и Никитка в душе радовался этому. Природа еще дышала теплом, летние каникулы продолжались, и можно было с утра до вечера гулять на лугу и речке. В лес ходить не надо, малиновый сезон закончился. Редкие, наполовину высохшие ягодки, оставшиеся на кустах, лишь напоминали о том коротком отрезке времени, когда они горели ярким пламенем и манили к себе.

Теперь всех притягивала речка. В жаркие деньки хорошо было на ее отлогих, покрытых мягкой травой, прохладных берегах. Никитка радовался и смеялся, когда Рыжий фыркал от брызг и старался выскочить на берег, догонял его и снова тянул в воду. Ему помогали Лешка и Мишка. Так было не раз, ребята были довольны, им нравилось играть с конем.

Однако Никитка заметил, что Рыжий все чаще поглядывал в сторону леса и иногда даже порывался направиться туда. Тогда он строго кричал:

— Куда, Рыжий?! Вернись! Ко мне!

Конь останавливался, поворачивал назад и, понурив голову, шел к своему хозяину. Этому ни ребята, ни сам Никитка не придавали значения. Тем не менее, в поведении коня произошли какие-то изменения. Их ребята по молодости своей не заметили, и случилась беда.

Рыжего затянули в речку, начали с ним играть. Как всегда, брызгали ему в морду, поливали спину. Раньше он никак не реагировал на это. Но однажды почему-то возмутился. Вырвался из окружения ребят, выскочил на берег и галопом помчался в лес, как раз в ту сторону, где когда-то его впервые увидел Никитка. Мальчишки бросились за ним, но соревнование с конем они проиграли. Рыжий моментально скрылся в лесной чаще.

Все были поражены. Кричали, звали, свистели — конь исчез! Решили одеться, обуться и идти искать, но быстро отказались от такой мысли. Лес в этих местах густой, почти непроходимый, и в нем легко заблудиться. Покричали, посвистели и повернули назад. Никитка плакал и все повторял:

— Рыжий, Рыжий…

Дома и на улице никто не хотел верить в случившееся. Не мог конь просто так взять и убежать. Что-то ему не понравилось, или что-то спугнуло.

— Не придумывайте ничего и не гадайте, — бурчал себе под нос тот самый дед с высоким голосом. — Есть такая порода лошадей — беглецы. Как и некоторые люди, они не могут жить на одном месте.

— Это точно! — подтвердил пастух Илья Иванович. — От кого-то Рыжий ведь убежал, коли в лесу один скитался. И теперь вот снова решил на воле погулять.

— А что за примета на этот счет имеется, о которой ты говорил? — спросил кто-то.

Дед растерянно пожал плечами и отмахнулся:

— Бог его знает! Мне неведомо…

 

---

Михаил Матвеевич Рябушкин родился в 1940 году в городе Борисоглебске. Окончил отделение печати Высшей партийной школы в Москве. Около 30 лет работал в Борисоглебской районной газете литсотрудником, завотделом, ответственным секретарем редакции. Член Союза журналистов России с 1962 года. Автор трех сборников прозы, эссе, новелл и лирических зарисовок. Живет в Борисоглебске Воронежской области.