НА БЕРЕГАХ РУБЦОВА

Дм. Ермакову

 

…В октябрь попадаю на этом пути:

в утраты полей и забытость болот,

и крик журавлиный (тоскою в груди)

бессоницей мучит не первый уж год.

Спасибо, Димитрий, за строчек корабль…

Не я капитан… Но уж точно — матрос,

которому выкрикнут: «Парус расправь!»

От счастья свободы по коже мороз.

Отправимся в путь. Осень — самое то

раздольное время для книжных трудов.

А сквозь остывающий жизни простор

особо заметна вся прелесть даров:

земной и небесный вокруг хоровод…

 

* * *

Память — говори…

В.В. Н-в

 

1

…Покинув верхний, на детский этаж

соскальзывал лестницей день-проныра…

Об этом скучно, наверно, читать,

но по перилам скатиться — мило.

И выкатиться с разбегу в постель.

И нос щекотать потоком теплым

пылинок… и пусть шевелиться лень…

реснички колышутся меж светлым и темным.

И словно от глаз отодвинув стекло

(заранее копотью мазана линза),

увидеть, что снова все ярко-бело,

и жмуриться, щериться будто капризно.

И снова глаза со всей силы зажав,

выталкивать прочь из сказания сонного

лучи… пусть взбегают на верхний этаж…

Чуть обождут…

И начнем все снова…

2

Со старомодными манерами

бывают лишь учителя-

старьевщики… И век свой для,

сцепляют выходками странными

день прошлый с нынешним деньком.

У них цветы — благоуханные…

И с толку сбить их нелегко.

Они в ответ на наши колкости

про современность и прогресс

предложат заходить к ним гости:

«Извольте, если время есть».

И рядом с ними век сгущался

и тек, как с ложки мед тугой…

Бессмертие взмахнет рукой,

и я пойму, что это — счастье.

Пусть старомодное оно…

 

* * *

Снег сошел. И река присмирела.

Вдоль дорог прошлогодний ковыль

Шелестит. Рядом жарко и смело

Мать-и-мачехой начата быль.

Эти первые строчки сказанья

Будут день ото дня дополнять

Грозовые потоки признаний

И желаний все в жизни объять.

Я прислушаюсь… Вдруг да поможет

Пересилить тоску бытия

оттого,

что навечно заложник

Трудной мысли,

что смертен лишь я…

 

* * *

Отлазив по дебрям лесным за грибами,

Повыкопав бульбу и прочую снедь,

Нежданно почувствуешь злую апатию;

И, вовсе без силы порвать ее сеть,

Уедешь на море… Безлюдье прибоя,

Холодный песок и чужая земля

Твердят, сговорившись, одно слово: «больно» —

Как будто их боль моя в гости звала.

Душа запаролена… Нету к ней ходу

улыбке любимой и друга словам…

случайному демону смерти в угоду

обычную жизнь назовешь «сущий ад».

И, с радостью в сон погружаясь беззвездный

С мечтою — проспать пробужденье с утра,

Очнешься в безвременье… Спросишь: «Не поздно?»

Душа встрепенется и вскрикнет: «Пора!»

И мучиться будешь потом до рассвета:

Да это ли слово расслышал в ночи?

А может быть, это деревья и ветер?

Тогда отчего же так сердце стучит?

 

* * *

Внешний шум затихает в сознанье…

Помню в детстве так: кубики слов

или букв — как движенье по краю

к постижению смысла основ.

 

Неужели я что-нибудь понял

оттого, что расслышать сумел —

все, что было и будет — сегодня

между вздохами будничных дел?

 

Было… — тоже мне тайна большая…

Будет… — вовсе б не ведать вовек…

Лишь бы тот, кто стихи прочитает,

ощутил, что везде только — свет!

 

В этот миг показалось — все знаю

и умею… и тут же умолк,

поразившись красе мирозданья

в жирной точке за датой стихов.

 


Борис Иванович Лукин родился в 1964 году в Нижнем Новгороде. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Автор нескольких книг стихотворений и многочисленных журнальных публикаций. Работал редактором в «Литературной газете», составитель Антологии современной литературы «Наше время», 15-томной Антологии поэзии о Великой Отечественной войне «Война и Мир». Лауреат Большой литературной премии России. Член Союза писателей России. Живет в Подмосковье.