РАМОНСКИЕ «КАНИКУЛЫ» ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ (Эпизоды провинциальной жизни великой княгини Ольги Александровны: по семейной письмам)

Сто лет назад, 11 марта 1924 года, на Лазурном берегу Франции, в городке Антиб скончался российский аристократ, принц Петр Александрович Ольденбургский. В молодости он проводил уйму времени под Воронежем, в Рамони и Ольгино, скакал по полям и перелескам в погоне за зайцами и лисами, участвовал в охоте на волков, выслеживал в Зверинце косуль и оленей. Нередко его компаньонами выступали особы императорского дома, например, великие князья Петр Николаевич и Михаил Александрович.

Принц Петр неоднократно посещал рамонское имение своих родителей, Евгении Максимилиановны и Александра Петровича Ольденбургских, купленное в 1878 году для уютного времяпрепровождения и предпринимательской деятельности.

29 июля 1901 года в Рамони появилась еще одна высокая гостья – последний ребенок покойного императора Александра III, сестра Николая II, великая княгиня Ольга Александровна. Еще позавчера она была великой княжной, а теперь новобрачной, 19-летней супругой принца Петра Ольденбургского. О странности этого союза вдовствующей императрице Марии Федоровне ранее писал Николай II: «Милая дорогая Мама. Хотя сегодня не 1-е апреля, тем не менее, я не могу поверить, чтобы Ольга была действительно помолвлена с Петей. Они вероятно оба были пьяны вчера и сегодня сами не помнят, что друг другу говорили? Что Миша (великий князь Михаил Александрович – Н.К.) находит и как отнеслась к этому Nana? Мы оба страшно хохотали, когда я читал твою записку (о помолвке – Н.К.), и до сих пор не можем опомниться. Петя только что прискакал и все нам рассказал! Теперь приходится верить. Даст Бог, все к лучшему и они, наверное, будут очень счастливы. Все-таки это весьма оригинальное происшествие».

За 1901–1902 годы в Государственном архиве Российской Федерации сохранилось 42 письма Петра Александровича к жене, из них большая часть на художественных открытках. «Безгранично любящий тебя жених», – так подписывался в 1901 году Петя в письмах к своему дорогому «Пупсику». Простудившись на репетиции парада, он жаловался невесте, что его не выпускают на улицу и даже из комнат дворца, и советовал Ольге ни в коем случае «не студиться на крышах в такую ужасную погоду». В апрельских письмах П.А. Ольденбургский каждый день сообщал ей в деталях о собственном здоровье.

В медовый месяц молодые уехали в Рамонь, но провели здесь в общей сложности два месяца. В день приезда, счастливая жена сообщала Марии Федоровне: «Моя дорогая Мама! Все это кажется таким странным, что я даже не знаю, что сказать или написать. Пожениться в Гатчине, потом покинуть вас всех и уехать одной, и, в конце концов, прибыть сюда, и быть так трогательно встреченной тысячами крестьян и добрых людей! Прощаясь, я не сказала ничего из того, что было в моем сердце, может, потому, что не могла говорить? Ты, должно быть, сочла меня неестественной и бесчувственной, но когда все закончилось и нас оставили одних в поезде, Петя и я плакали вместе, потом только я!.. Путешествие наше прошло хорошо… Я уверена, тебе понравилось бы это место! Оттуда, где находится дом, видно все далеко окрест: и река Воронеж, и огромный лес – сосны, дубы, березы, но елок нет. С другой стороны – степь, только степь. Жара стояла невыносимая… Я благодарю Господа за все – мы так счастливы вместе, и я так люблю моего Петю, люблю все больше и больше – нет никого лучше и добрее него!.. Уже предвкушаю, что когда станет чуть прохладнее, мы пойдем смотреть, как продвигается строительство нашего нового дома, завтра будем смотреть госпиталь, который мне очень интересен»[1].

С 18 августа по 18 сентября 1901 года молодые гостили в Петергофе, плавали на яхте «Зарница», а затем снова вернулись в Рамонь и пробыли тут до 28 октября. Отсюда они переехали в другое имение мужа, Домовичи, в Валдайском уезде Новгородской губернии. Здесь был выстроен новый дом.

В феврале 1902 года супругам пришлось опять возвратиться в Рамонь, первый и последний раз в календарную зиму. Причиной этого чрезвычайного приезда стала болезнь Ольденбургского-старшего, принца Александра Петровича.

18 февраля его сын телеграфировал из Гагр своей высочайшей теще, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Папа страдает длительным заболеванием общего инфекционного характера с местными тяжелыми осложнениями на нижней челюсти». На следующий день последовали более тревожные новости: «Отцу необходимо сделать сложную операцию; ввиду неудобной обстановки решили наискорейшем времени ехать [в] Рамонь, куда просили приехать Вельяминова. Все очень озабочены. Отец спокойно принял мысль о предстоящей операции. Мама очень смущена. Ольга и я целуем». Из Петербурга был немедленно вызван тогдашнее светило хирургии, профессор Военно-медицинской академии Николай Александрович Вельяминов.

Вечером 24 февраля все семейство Ольденбургских прибыло в Рамонь, а уже на следующий день на базе местной первоклассной лечебницы больному была проведена сложная и успешная операция. Петр Александрович ежедневно телеграфировал Марии Федоровне подробные, даже чересчур, медицинские сводки о состоянии отца. Наблюдал принца консилиум врачей, включая и опытного рамонского доктора Павла Хижина. После операции Александр Петрович остался в имении для выздоровления. Его невестка, Ольга Александровна была здесь до 18 апреля 1902 года[2], присматривая за свекром и любуясь весенними красотами вдали от придворных резиденций. После ее отъезда в Гагры, приехавший в Рамонь принц П.А. Ольденбургскому писал 5 мая, что «очень скучно и наш дом кажется мертвым. Я взошел в твою комнату, вспомнил пережитое в ней время с тобой, и у меня чуть не навернулись слезы на глазах».

Петр Александрович несколько дней подряд обсуждал с отцом сложившуюся ситуацию настроившемся курорте в Гаграх. Этот проект Ольденбургского-старшего в связи с его болезнью остался без строгого надзора. «Дела эти так запутаны, что нет слов», – сетовал младший принц. Он предложил Александру Петровичу все разрешить самому, если ему дадут право действовать самостоятельно. Такую возможность он получил и, покинув Рамонь 23 мая, уехал в Гагры, откуда ежедневно подробно сообщал жене о своей кипучей деятельности.

Любовь стимулировала П.А. Ольденбургского на большие дела, ведь помимо Гагр он должен был контролировать стройку на хуторе Ольгино, в купленном близ Рамони имении, названном в честь хозяйки. 29 августа супруги впервые увидели свое милое семейное гнездо, а 19 сентября Петр Александрович сообщал отсюда Марии Федоровне: «Я был страшно рад приехать в милую для меня Рамонь и въехать в новый дом, который вышел удивительно уютным… Жизнь ведет сюда… Папа на днях… приезжает на короткое время и потом едет в Гагры, которые продолжают очень меня беспокоить; буду очень рад, когда моя гагринская миссия будет окончена. Ольга, слава Богу, здорова и весела, а я с ней ужасно счастлив».

В этот четвертый свой приезд  Ольденбургские провели в имении те же два месяца, а потом снова отправились в Домовичи.

13 октября 1903 года, во время пятого визита, к ним в гости приехал брат Ольги, великий князь Михаил Александрович. По пути в Рамонь, как сообщала пресса, последовала остановка экипажа возле конфетной фабрики, «где была устроена триумфальная арка, на которой в виде живых картин были помещены рабочие заводов и экономий, аллегорически изображавшие соединение промышленности с сельским хозяйством под покровительством августейшей хозяйки Рамони» принцессы Е.М. Ольденбургской. На верху арки стояла девушка в «боярском костюме» с национальным флагом и лавровым венком, изображавшая Россию. Без устали в этот день наследник престола дегустировал хлеб-соль от разных депутаций. А последующие дни были посвящены охоте и прогулкам.

28 октября великий князь написал письмо матери, которое цитируем впервые. «Дорогая Мама, Беби только что пошла гулять с одним солдатиком и разрешила мне продолжить ее письмо… Прости мне, что я не пишу так часто, но это происходит от того, что у меня нет никакого таланта к этому делу и мне самому противно прочитывать свои письма, когда я их написал.

Мы продолжаем хорошо проводить время, но как и все приятное на этом свете приходит к концу, так и наша жизнь здесь. В следующее воскресение, т.е. через 5 дней, мы уезжаем отсюда, ужасно жаль. Сегодня опять серый день и 5° тепла, но у нас были чудные дни и совсем теплые из-за солнца, которое грело сильно. На прошлой неделе мы все поехали на волков, я телеграфировал, что убил одного, кроме того еще было убито два волка. Когда я подошел к группе охотников и спросил: «А кто убил этого волка?», мне отвечает один господин в темно-синей куртке, в серой папахе: «Я-с, старший (в тексте описка «страший» – Н.К.) повар». Я чуть не расхохотался ему прямо в лицо, потому что это было так неожиданно и быстро.

Последние два-три дня мы не охотились, потому что был небольшой морок без снегу, скакать было бы невозможно. Теперь я, кажется, везде пробывал и все видел, кроме школы. На фабрике я был на днях с Ольгой и тремя солдатиками, мы примерно пробыли там около 2 с ½ часов и перепробовали всяких сладостей, почти до тошноты. Я более двух лет никогда не ел ни одного леденца, а тут перепробовал порядочное количество.

По вечерам мы много играем на бильярде и также занимаемся музыкой. Я играю на флейте…»

На следующий день после написания этого письма Михаил Александрович побывал в Воронеже, поклонился мощам святителя Митрофана, посетил больницу общины Красного Креста и Кадетский корпус. В Рамони великий князь был запечатлен на снимках (один и с родней) специально приглашенными маститыми воронежскими фотографами, получившими за «фотосессию» ценные подарки. Отыскать снимки в архивах пока не удалось.

Примерно 6 ноября 1903 года по просьбе Попечительного совета общины сестер милосердия воронежским губернатором Сергеем Сергеевичем Андреевским была отправлена телеграмма августейшей покровительнице общества Красного Креста Марии Федоровне с выражением верноподданнических чувств. На нее незамедлительно последовал ответ вдовствующей императрицы: «Весьма тронута вашей любезной телеграммой. Мой сын в восторге от посещения Воронежа и от оказанного ему там столь сердечного приема. Мария».

В 1904 году в Рамони высадился внушительный императорский десант. В сентябре здесь по очереди с неофициальными визитами побывали Мария Федоровна и ее сын, великий князь Михаил Александрович. Неудивительно, что Ольга была настолько поглощена приездом матери и брата, а также времяпрепровождением с ранеными в лечебнице, что описание двухмесячного пребывания в Ольгино уместила всего на четырех страницах своего «Дневника».

К приезду вдовствующей императрицы 6 сентября С.С. Андреевским был подготовлен короткий рапорт о состоянии губернии, дабы высокая гостья составила хотя бы поверхностное впечатление о регионе, который навестила. В документе содержались сведения о количестве городов, сел, населении, землях, промышленности, учебных заведениях, больницах и т.д. Мария Федоровна провела в Рамони меньше недели и 11 сентября покинула гостеприимных хозяев. В этот день Ольга Александровна писала сестре Ксении: «Мама наслаждается жизнью – и я рада видеть это. Она в таком восторге от своей свободы, у нее «длинные» утра, и в письме она пишет, что у нее все еще есть время для прогулок по окрестностям под утренним солнцем до нашего ланча в 12.00. Каждый день мы куда-нибудь едем – в лес или еще куда-то – откуда замечательный вид – и там мы выбираемся и усаживаемся на траву! Мама не надоедает даже компания, и все мы живем очень «мирно»… Мама радуется, видя компанию раненых солдат – из-за того и осталась на день дольше…»

Не успела уехать Мария Федоровна, как через десять дней в Рамонь прибыл Михаил Александрович. Позволим себе опять подробно процитировать очередное письмо Ольги Ксении: «Мы были в ужасном восторге от того, что снова вместе, а он очень радовался, что… приехал сюда, а не в Данию – куда его почти что взяли… Сегодня утром мы, как обычно, завтракали в 8.30 – а потом я потащила Мишу в лечебницу и демонстрировала ему своих раненых. И пришлось ему восхищаться ранеными руками, ногами и т.п. Потом я спросила, кто хочет пойти со мной на прогулку – и все 19 заорали: «Я хочу, я хочу» – и домой в Ольгино мы возвращались целой компанией, и там в саду я рисовала, а Миша и солдаты сидели и лежали рядом и ужасно много разговаривали».

Поясним, что Ольга в 1903–1904 годах проводила много времени с двумя десятками служивых, которые лечились в Рамонской лечебнице, скрашивала их время чтением вслух и играми. Ее практический сестринский опыт начал накапливаться именно под Воронежем, что позволило ее зятю, великому князю Александру Михайловичу (Сандро), дать ей позже превосходную оценку в своих «Воспоминаниях»: «Что же касается… великой княгини Ольги Александровны, то самые заклятые враги династии не могли сказать ничего, кроме самого хорошего, о ее бескорыстной работе по уходу за ранеными».

Решение об отъезде Ольденбургских из Рамони вместе с Михаилом 18 октября было для великой княгини и ее лечившихся друзей неожиданным. Так внезапно надумал принц Петр Александрович, и жена повиновалась мужу.

Разбирая ее англоязычный «Дневник», я неожиданно для себя обнаружил, что Ольга Александровна еще раз в том же 1904-м году, во второй половине ноября, побывала в Рамони. Цель поездки состояла в том, чтобы провести несколько дней с Евгенией Максимилиановной. Больничные приятели Ольги несказанно обрадовались ее внезапному приезду. 22 ноября великая княгиня посетила новое имение своей свекрови Е.М. Ольденбургской Горожанка, купленное у Кожиных, осмотрела дом, винокуренный завод и прочее. В Рамони во время прощального вечернего чаепития с больными и медсестрами ее старый друг, отставной солдат Назаренко не мог притронуться к чашке и сказал между прочим: «Чай у меня всегда будет, а смотреть на Ее Высочество не всегда могу – я и хочу насмотреться!» Ольгу глубоко тронули эти искренние слова.

В 1905–1908 годах Ее Высочество в Рамонь, скорее всего, не приезжала даже мимолетно, так как в годы Первой русской революции в неспокойной провинции обеспечить должную безопасность императорской сестре было невозможно. В это время она стала избавляться от воронежской недвижимости. Например, 13 января 1905 года состоялись торги на лесные делянки по ее Животиновской даче, а 20 января 1906 года на имя главноуправляющего Рамонским имением Г.Э. Коха была направлена доверенность с правом продавать товариществам и обществам крестьян принадлежащие ей в Воронежской губернии земли. Переход имения Рамонь с большим грузом финансовых проблем удельному ведомству в 1907 году также явно не создавал там комфортную среду.

Затронув этот кризисный период в истории Отечества, обратимся к письмам Петра Ольденбургского, найденным мной в столичном архиве. В них предстает его взгляд на текущие политические события и картина сложных взаимоотношений с отцом.

17 октября 1905 года он писал из Царского Села своей теще Марии Федоровне в Копенгаген: «Какое ужасное время мы переживаем. За что Бог наказывает бедную Россию?». Принц с трудом смог добраться на экстренном поезде до Петербурга, к радости своих родителей. Такое нервозное положение вещей в столице, по его оценке, не могло длиться долго и должно было кончиться либо «кровавой драмой», либо, если политическая забастовка сама по себе прекратится, крупной реформой, «весьма либеральной конституцией». Добравшись до Петергофа, П.А. Ольденбургский предложил Николаю II располагать им и что он «сердцем и телом их». «Ужасно грустно быть в такое время так далеко от Ольги, в ней всегда находишь большую нравственную поддержку». Жена и ее брат Михаил в это время переживали ситуацию в крымском Ай-Тодоре, рвались в Петербург, но их смогли отговорить. «Папа очень нервен, Мама страдает от этого. Вообще ищешь хоть минуту покоя и его не находишь». И ни слова, вероятно, из-за отсутствия информации, о знаменитом Манифесте 17 октября, положившем начало конституционной монархии.

Созданная вскоре I Государственная Дума просуществовала недолго, до начала июля 1906 года. 11 июля Петр Александрович в письме Марии Федоровне подробно изложил свое видение ситуации: «Ольга мне передала, что ты желаешь знать мое мнение о роспуске Думы. Буду писать совершенно откровенно. Считаю этот шаг правительства более чем неосторожным, пагубным, как и для России, так и для династии. Дай Бог, чтобы я ошибся. Конфликт с Думой произошел по аграрному вопросу. Иначе говоря, Дума давала народу землю на более выгодных условиях, правительство на менее выгодных… Крестьянство не может не стоять на той стороне, которая ей больше дает, т.е. на стороне Думы. Войско, которое состоит почти исключительно из крестьян, в душе симпатизирует Думе и представляет для пропаганды самую благодарную почву. Правительству никто не доверяет. На кого может оно упереться? Не на крестьянство… Конечно, если нынешнее министерство (правительство – Н.К.) даст почувствовать крестьянству рядом реальных реформ, что оно действительно (подчеркнуто П.А. Ольденбургским – Н.К.) о нем заботится, то дело может измениться. Дай Бог, чтобы это случилось». В противном случае принц предрекал аграрные беспорядки и забастовки, способные перерасти в общую забастовку. А при переходе войск на сторону восставших в крупных городах, там могли возникнуть временные революционные правительства. По его мнению, правительству необходимо было принимать срочные меры по восстановлению подорванного в среде крестьянства престижа правящего монарха. «Ошибка главная — это колебание и отсутствие искренности. Раз дана Конституция России, надо дать было всем почувствовать, что царь стоит во главе либерального движения, что он хочет всей душой провести в жизнь данные им реформы. Крестьянство всегда жаждало земли и ждало с нетерпением земельной реформы, считая царя своим защитником от произвола помещиков и чиновников». Далее принц, по сути, обвиняет своего Высочайшего шурина в «роковой ошибке», когда тот встал на сторону правительства (т.е. чиновников) и дворян, отвергнув от себя народ. Письмо завершается на пафосной, а не на трагической ноте: «Но велик Бог земли Русской. Верю в великое будущее дорогой Родины, да хранит Бог царя, тебя и всех нас».

Петр Александрович, человек без чванства и жестокости, хорошо уразумевал крестьянские проблемы, проводя долгие месяцы в воронежском имении. А вот с родным отцом, вспыльчивым и непредсказуемым Александром Петровичем, наоборот, было непонимание. Многое еще нам неясно, скрыто в строчках, не поднятых из архивных глубин писем. Но очевидно, что это добавляло еще больше горечи в душу сына и подрывало здоровье принцессы Евгении. Утрата рамонского имения, отсутствие наследников и еще проблемы сына с отцом – все это пагубно отражалось на ее физическом состоянии.

Еще в январе 1905 года П.А. Ольденбургский сообщал, что помирился с Александром Петровичем. Потом опять были серьезные разногласия с родителями. Из Карлсбада в августе 1907 года Петр Александрович сообщал теще: «Наконец наступил столь желанный мир с отцом. Мама приняла меня очень нежно, простила, но сказала, что вернется в Россию только тогда, когда я помирюсь с отцом. Для этого было необходимо написать письмо в Ольденбург, где тогда находился Папа. Содержание письма было приблизительно то же, что и прежнее, но я просил в нем разрешения его видеть. На это письмо Мама получила депешу от отца, что он меня только тогда примет, если я ему письменно подробно изложу, в чем я перед ним виноват».

А.П. Ольденбургский приехал в Баден-Баден, где находились Евгения Максимилиановна и их сын. Письмо от последнего ему было передано. Отец даже не стал его сразу вскрывать, а положил в карман и лег спать. Жили Ольденбургские в одном отеле. Но Петр отправился не в свою комнату наверху, а к графине Сольской на нижнем этаже, так как боялся встретиться с отцом на лестнице или в коридоре. Спустя некоторое время Петр Александрович узнал об ухудшении самочувствия матери, вынужденной послать за доктором и слечь в постель. Он не без оснований предположил, что между родителями произошла сцена. Время шло, младший принц терял терпение, ответ от отца все не приходил, и Петр уже собирался выехать из Бадена.

Между тем непримиримый Александр Петрович через записку потребовал от сына очередного объяснения в своих ошибках, связанных с Гаграми и Училищем правоведения. Только из сострадания к матери возмущенный Петр стал писать третью записку. «Через несколько времени, когда я думал, что ничего не будет, меня попросила тетя Маруся (принцесса Баденская Мария Максимилиановна, сестра Евгении – Н.К.) к себе, где в это время был Папа, который меня не поцеловал, а начал ходить по комнате и в более чем резкой форме перечислять мои грехи. К счастью, здесь была тетя Маруся, которая своим ангельским хладнокровием спасла положение. Все мои письма и записки он нашел грубыми, говорил о истории Рамони, но, как мне кажется, столько же о Гаграх и других вещах, которые он считал провинностями перед ним. Несколько раз тетя говорила ему меня поцеловать, но он продолжал ходить и говорить, а я молчал. Наконец, он сказал, что условно прощает. Тогда тетя сказала: «Поцелуйтесь у меня», и у него навернулись слезы, и кончилось миром. Мама была утешена, но она до сих пор чувствует слабость после нервного потрясения». Помирившись, Александр Петрович подарил сыну портсигар, покатался с ним на автомобиле и в глубине души, как считал Петр, был рад такому завершению этой истории. Но, зная переменчивый характер своего отца, он побыстрее уехал в Карлсбад. Надо полагать, что претензии А.П. Ольденбургского были вызваны недостаточным вниманием сына к его важным проектам.

Ольга Александровна в те же годы много путешествовала подальше от неспокойной России. В 1906 году она посещала Карлсбад, Биарицц, Баден-Баден, Берлин, в 1907-м – Карлсбад, Сорренто, Рим, Париж. Зимы великая княгиня традиционно проводила в Гатчине, гостевала и в других императорских резиденциях (Царском Селе, Петергофе). С конца августа по 20-е числа октября 1907 года отдыхала в новгородских Домовичах, хотя ранее этот период времени проводила под Воронежем.

С осени 1909 года она возвращается в любимое Ольгино, и теперь каждый год до начала Первой мировой войны проводит здесь долгие месяцы. В 1911 году Ольга Александровна с мужем приехала в апреле, чтобы полюбоваться пробуждающейся природой. Об этой поездке упоминается и в «Дневнике» Николая II. Проведя затем почти два месяца в Петергофе и плавании на яхте «Полярная звезда», Ольденбургские вернулись в Ольгино. Уезжали они в основном в первой половине ноября, вероятно, когда устанавливались стойкие заморозки.

Много позже, в 1922 году, тогда уже Ольга Куликовская призналась Александру Куприну: «После Гатчины для меня Рамонь – самое красивое и милое место на Земном шаре». В первом она провела счастливые детство, отрочество и раннюю юность с семьей, а под Воронежем наслаждалась свободой быть самой собой. Великая княгиня терпеть не могла Петербург, называла его «гнилым». Все эти официальные приемы, балы, обращенные в ее сторону десятки посторонних глаз смущали и раздражали ее. А здесь, в Ольгино, можно было встать поутру, послушать пение птиц, погулять столько, сколько хочется, и самое, главное, делать то, что хочется, без протокольных церемоний и этикетных условностей.

Простая сельская жизнь, чистый воздух – все это искренне нравилось Ольге. Главным ее занятием было рисование. Пленэр занимал уйму времени. Нередко она творила и в ходе пикников, и на охоте, используя ее как выезд в новые красивые места. Великая княгиня обожала рамонских детей, называя их своими «маленькими друзьями», бесконечно рисовала их, наблюдала за ними, слушала их россказни и с удовольствием организовала на свои именины пиршество для 600 местных чад. Среди них у нее было 50 крестников.

Она регулярно совершала конные прогулки, часто ездила сама на одноколке (писала, что становится «все лучшим кучером»), много ходила пешком, проводила долгие часы в компании своих гостей, игравших в карты, пинг-понг, бильярд и просто дурачившихся за непринужденной болтовней. Ольга читала, почти каждый день слушала граммофон, фотографировалась и фотографировала, разводила цветы, занималась делами ковровой мастерской, встречалась со своими крестниками, ходила на церковные службы. Немало времени занимало написание писем родным, друзьям и знакомым.

В фокусе ее внимания постоянно находились вопросы, связанные с улучшением жизни народа. Она создала в 1912 году ясли для крестьянских детей, чтобы на время работы их родителей на сенокосе обеспечить за ними присмотр. Глубоко волновали ее проблемы рабочих Рамонского сахарного завода, а лечебницу, финансирование которой после перехода имения к удельному ведомству ухудшилось, Николай II отдал под ее попечение. «Мне нравятся больницы и больные, всегда могу там остаться с ними», – в этих словах Ольги мы видим истинную причину ее плодотворной деятельности сестрой милосердия в годы Первой мировой войны.

Конечно, во всех своих прогулках и поездках сестра императора не могла находиться без сопровождения. Ее добрый и чудаковатый муж, не желая расставаться со своей женой, открыто узаконил «любовный треугольник». В 1911 году он сделал возлюбленного Ольги поручика лейб-гвардии Кирасирского полка, уроженца Воронежской губернии Николая Александровича Куликовского своим адъютантом. Это позволило тому ежедневно официально сопровождать великую княгиню. Постоянное присутствие поручика возле нее стало, естественно, порождать сплетни.

В воспоминаниях графини Екатерины Леонидовны Камаровской, воспитательницы дочери Ксении Александровны, Ирины, упоминается об интересном диалоге, который состоялся у нее со штаб-ротмистром Н.А. Куликовским 29 мая 1912 года. После Высочайшего выхода в Успенский собор Кремля к графине подошел Н.А. Куликовский и затеял «светскую болтовню». Узнав, что Е.Л. Камаровская летом собиралась за границу, Николай Александрович сообщил о своих планах: «А мы на все девять месяцев уезжаем в Ольгино». При этом на слове «девять» сделал такое многозначительное ударение, что не могло быть никаких сомнений относительно смысла его намеков. Уже все больше и больше, хотя втихомолку, говорили о связи Ольги Александровны с Куликовским. Она стала часто так плохо себя чувствовать, что не присутствовала на некоторых празднествах и по нескольку дней не покидала дома».

Надо сказать, что в 1912 году пара действительно жила в Ольгино, говоря словами Н.А. Куликовского, «совсем деревенской жизнью» дольше обычного. Но, не девять, а пять с половиной месяцев, начиная с 1 июня. Сплетни о возможной беременности великой княгини были только сплетнями. Ее нелюбовь к публичным мероприятиям с участием высшего общества, временами нападавшая депрессия не могли быть трактованы Е. Камаровской по-другому. 1 июля 1912 года принц Петр, приехавший рано утром в Ольгино, писал Марии Федоровне о состоянии своей жены: «Ольге положительно лучше. У нее хороший вид. В разговоре она весела и больше шутит. Вчера она была в Рамони на спектакле (народного театра – Н.К.) и там опять имела неприятное ощущение, но одно то, что она решилась туда поехать, показывает, что она чувствует себя храбрее и менее боится большого общества». Такие эмоциональные перепады, страх перед публикой непосвященным людям были непонятны и, как все непонятное, вызывали домыслы.

Правовед, филолог и поэт Борис Владимирович Никольский в своем «Дневнике» от 22 сентября 1912 года довольно грубо и прямо писал о пересудах в отношении Ольги, которые как свершившийся факт ему передал князь императорской крови Олег Константинович, сын поэта К.Р. (Константина Константиновича): «Да, в[еликая] к[нягиня] Ольга Александровна родила, и на нее за это в претензии. Странная претензия. Захотелось женщине быть женщиной, а не отхожей утварью с гуттаперчевыми приспособлениями – и на нее в претензии… Но бедную Ольгу мне всегда было жаль. Хоть я никогда ее не видал, но мне она как-то казалась наиболее на человека похожей (из императорской семьи – Н.К.), и когда ее случили с этою лягушкой (принцем П.А. Ольденбургским – Н.К.), я невольно жалел бедняжку. Теперь она попробовала мужчину».

Конечно, на такие сплетни наталкивала многомесячная изоляция великой княгини в воронежской деревне со своим адъютантом. Их чувства крепли, а брезгливость к мужу росла. 30 сентября 1912 года Ольга Александровна откровенно описывала племяннице, великой княжне Татьяне Николаевне свою поездку в школу, где она была попечительницей: «Сказав очень мило несколько уместных слов, я уехала в сопровождении дяди Питера, который был одет в пальто, сверх чего он еще одел огромную хламиду из не то северного оленя, не то лошадиной кожи, которая линяла немилосердно, и я кашляла, дыша этой гадостью все 10 верст туда и назад, а погода совсем теплая! Так обидно, правда – иметь зяблика вместо мужа и вообще огромная ошибка…» А в письме к той же Татьяне год спустя, говоря об отношениях Ирины с Феликсом Юсуповым, Ольга, по сути, сделала признание о собственных чувствах: «А, в сущности, ей (Ирине – Н.К.) теперь должно быть ужасно хорошо жить на свете – только раз в жизни бывает так хорошо, когда начинаешь понимать и сознавать, как хорошо любить человека, когда и он тебя любит тоже».

Помимо Н.А. Куликовского, еще одним самым близким возле великой княгини человеком была ее старая няня Нана Франклин. С ней художница чувствовала себя спокойно и безопасно. В 1911 году она заболела в Ольгино ангиной и писала о «безумной любви» к заботившейся о ней няне: «Нет второй на свете, как она для меня». В июле 1913 года Ольга Александровна печалилась: «Мне по временам так безумно грустно без моей дорогой Nana. Всё напоминает ее – кресло на балконе, другое кресло в моей комнате, где она всегда сидела… Когда нарисую что-нибудь, именно ей хочется показать, она всегда радовалась и поощряла меня и любовалась на всё!»

Вообще, в 1913 году программа поездок великой княгини была очень насыщенной, словно судьба дала ей возможность напоследок насладиться перед будущими испытаниями. В мае Ольга была в Москве и Костроме на праздновании 300-летия династии Романовых, потом в Петергофе, Кронштадте, традиционном плавании на «Полярной звезде», с конца июня в Ольгино, в августе в Крыму (Севастополе, Ливадии, на яхте «Штандарт»). После этого вернулась на отдых в воронежское имение, где и пробыла, как обычно, до середины ноября.

Последний раз великая княгиня побывала в Ольгино в мае-июне 1914 года. Словно предчувствуя грядущее, она хотела еще раз насладиться ранними воронежскими прелестными цветами. И в 1922 году с ностальгией вспоминала ту «дивную весну», которой больше уже не было…

Война перечеркнула привычную жизнь, и Ольга Александровна стала заниматься тем, к чему давно была готова – пополнила ряды сестер милосердия. Ее официальный муж по-прежнему постоянно вспоминал свою любимую жену: «Страшно рад был видеть дорогую Ольгу, которой гораздо лучше» (16 декабря 1914 года); «Очень был я рад, что меня взяли в Галицию и что я повидал во Львове дорогую Ольгу. Она и ее лазарет отлично устроились» (22 апреля 1915 года, Ставка Верховного Главнокомандования).

П.А. Ольденбургский занимал тогда должность флигель-адъютанта императора и порой вкрапливал в письма политические новости: «Отставка Маклакова и Сухомлинова (министра внутренних дел и военного министра – Н.К.) произведут на общество наилучшее впечатление. Им обоим, безусловно, никто не доверял. Нельзя было сделать лучшего выбора, как сделал Ники, выбрав Поливанова военным министром… Жизнь здесь очень и очень однообразна. Завтракаем и обедаем у Ники. У него хороший вид и он, по-видимому, здесь отдыхает. Каждый день совершает большие прогулки пешком и на моторе. Здесь Н.А. Вельяминов, который видел Ольгу в Проскурове, говорит, что она похудела, но имеет отличный вид, бодра. Душой и сердцем преданный и любящий тебя Петя». В постскриптуме письма от 16 июня 1915 года Марии Федоровне он добавил о себе: «Чувствую себя скверно, немеет сердце».

Ольга Александровна, наконец-то получив развод, в ноябре 1916 года вышла замуж за любимого человека, Николая Куликовского. 6 ноября супруги прибыли в свое имение, село Подгорное Острогожского уезда, чтобы провести здесь ровно две недели. Отсюда она написала несколько писем матери. В феврале 1917 года велась переписка о доставке из Одессы в Подгорное купленного трактора фирмы «Кейс» для полевых работ в имении, но после революции высылка была приостановлена.

Всего, по моим приблизительным подсчетам, Ольга Александровна с 1901 по 1916 годы не менее 16 раз побывала на Воронежской земле, из них 14 – в Рамони и Ольгино, провела здесь более 900 дней, полноценных два с половиной года. Куликовских ждали разные испытания, но более 40 лет их согревали любовь и уважение друг к другу.

Петр Ольденбургский в 1917 году одиноко проживал в Ольгино. 22 сентября он писал отсюда Варваре Михайловне Мейендорф: «Очень и очень часто думаю о Вас и Вашем муже, о Вашей уютной квартире… Много читаю, в особенности газет, просматриваю мою библиотеку. Очень уютно устроил флигель вещами из большого дома… бываю почти всегда один, к ужину и вечером бывают гости…»

Его дальнейшую короткую и несчастную жизнь в эмиграции обрисовал в своем проникновенном очерке «Петр Александров» Иван Бунин. «Грустно стоит заколоченный белый дом с колоннами и мезонином, направо конюшни, налево – флигелек», – ностальгировал бывший принц в своем рассказе «Одиночество». «Вспоминаю об охватившей меня сладкой дремоте, стараюсь снова привести себя в то же состояние, но напрасно… Зачем не слышу я ее звонкого смеха, не вижу ее больших добрых глаз, ее ласковой улыбки? Неужели навсегда, на всю жизнь разлука, одиночество?» Здесь были его самые глубокие переживания после расставания «с Олей… с Ольгой Александровной…»  Уже сто лет гроб с его телом стоит во французской крипте, ожидая упокоения в России. Сто лет одиночества.

 

Источники и литература

 

Государственный архив Российской Федерации

Ф. 573. Оп. 1. Д. 409.Письмо Петра Ольденбургского Варваре Михайловне Мейендорф. 1917 г.

Ф. 642. Оп. 1. Д. 2320.Письма к императрице Марии Федоровне императора Николая II. Б/д.

Ф. 642. Оп. 1. ДД. 2417–2427а. Письма к императрице Марии Федоровне великой княгини Ольги Александровны. 1896–1916 гг.

Ф. 642. Оп. 1. Д. 2440. Письма к императрице Марии Федоровне принца П.А. Ольденбургского. 1881–1915 гг.

Ф. 643. Оп. 1. Д. 15–19. Дневник великой княгини Ольги Александровны. 1901–1904.

Ф. 643. Оп. 1. Д. 30. Письма П.А. Ольденбургского жене Ольге Александровне 1901–1902 гг.

 

Акиньшин А.Н., Комолов Н.А. Династия Романовых и Воронежский край (1696–1916). Воронеж:, 2014. – 287, [1] с.

Акиньшин А.Н., Ласунский О.Г. Воронежское дворянство в лицах и судьбах. Изд. 3-е, перераб. и доп. В., 2019.

Дневник. 1896–1918 / Б.В. Никольский; изд. подгот. Д.Н. Шилов, Ю.А. Кузьмин. Т. 2. 1904–1918. СПб., 2015. – 656 с.

Дневники императора Николая II (1894–1918) / отв. ред. С. В. Мироненко. Т. 2: 1905–1918: в 2 ч. Ч. 1: 1905–1913. – 824 с.

«Дорогой мой, милый Ники!»: письма великой княгини Ольги Александровны к императору Николаю II (1910–1916) / Составитель, предисловие и примечания Н.А. Комолова; перевод с английского А.А. Козловой. Воронеж, 2021. – 224 с.

Камаровская Е.Л., Комаровский Е.Ф. Воспоминания. М., 2003. –464 с.

Комолов Н.А. Визиты Ольги и Петра Ольденбургских в Воронежскую губернию в 1910-е гг.: по материалам Государственного архива Воронежской области // Воронежский вестник архивиста: научно-информационный ежегодник. Воронеж, 2018. Вып. 16. С. 65–68.

Комолов Н.А.Как принцесса Евгения купила Рамонь. Воронеж, 2016. – 60 с.

Комолов Н.А. Обзор основных материалов к биографии великой княгини Ольги Александровны, связанных с имениями Рамонь и Ольгино в архивах Москвы, Санкт-Петербурга и Воронежа // III Ольденбургские чтения: материалы краеведческих чтений, [посвящённых 135-летию со дня рождения великой княгини Ольги Александровны], Рамонь, 15 декабря 2017 г. Воронеж, 2018. С. 26–39.

Комолов Н.А. Рамонский дворец принцессы Е. М. Ольденбургской: покупка и продажа // Вторые Ольденбургские чтения: материалы краеведческих чтений, посвящённых истории дворцов и имений Ольденбургских, Рамонь, 25 ноября 2016 г. Воронеж, 2017. С. 5–16.

Местная хроника, слухи и заметки // Дон. 1903. 6 ноября, № 122.

Садчикова Е.Ю., Саранцева Н.А. Рамонские впечатления баронессы В.М. Мейендорф // V Ольденбургские чтения: материалы краеведческих чтений, посвящённых 175-летию со дня рождения принца А.П. Ольденбургского, Рамонь, 15 ноября 2019 г. / под научной редакцией Н. А. Комолова. Воронеж, 2020. С. 38–53.

 

---

[1] Весьма признателен научному сотруднику отдела по научно-экспозиционной деятельности Дворцового комплекса Ольденбургских А.А. Козловой за перевод этого письма с английского языка.

[2] За указание этой даты благодарю главного специалиста Государственного архива РФ, кандидата исторических наук В.А. Астанкова.

 

---

На иллюстрациях:

Великая княгиня Ольга Александровна и ее няня, Нана Франклин. ГАРФ. Ф. 643. Оп. 1. Д. 138. Л. 31

Великая княгиня Ольга Александровна и принц П.А. Ольденбургский. ГАРФ. Ф. 643. Оп. 1. Д. 138. Л. 5

Великая княгиня Ольга Александровна. Автопортрет. ГАРФ. Ф. 643. Оп. 1. Д. 137. Л. 1

Манифест о бракосочетании Ольги Александровны и принца П.А. Ольденбургского. 1901

Меню торжественного обеда в Ольгино. 10 сентября 1904. ГАРФ. Ф. 643. Оп. 1. Д. 135. Л. 5

Рисунок Ольги Александровны. ГАРФ. Ф. 643. Оп. 1. Д. 20. Л. 42

Телеграмма Ольги Александровны из Рамони сестре Ксении. 1901

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---

Николай Комолов, кандидат исторических наук (Воронеж)