* * *

 Весна все никак не настанет!

Уж март на исходе… Снега!

Все странно сместилось. Устало

застыли у рек берега.

Как будто невидимый кто-то

на Землю навеял каприз,

смешал ее гаммы и ноты

до положения риз.

Деревья задумались. В небе

их темные ветви одни…

На птичий отчаянный щебет

надеются все же они…

Для них это вовсе не значит,

что больше ветвям не шуметь…

Да будет им завтра удача —

весенне звенеть! И — звенеть!

 

* * *

 Душа из темных переулков

пыталась вырваться на свет,

стучалась в стены долго, гулко,

но оказалось — стен уж нет.

Потом по снегу побежала,

спеша за утренний порог…

И… как воробышек лежала,

едва дыша, у самых ног.

А за порогом грустно медлил

на грани света человек…

Недели считывались мерно,

в которых день почти что век.

 

* * *

 Осень прошлась по деревьям,

ночи прохладными стали.

Как безысходно доверия

эти деревья искали!

В их молчаливом крике

спрятан листочек каждый.

В редких солнечных бликах

мучаются от жажды

облачные журавлики,

в мареве дня горя.

Будет весна. Кораблики

готовятся с января.

 

* * *

 Птенцы весной о помощи кричат,

о пище той — особенной, другой.

Который день, который век подряд

ты — не со мной, а я — всегда с тобой.

За островом — далекий горизонт,

за ним — такой же год, и день, и век,

но — осень. Раскрывая старый зонт,

там радуется птицам человек.

 

* * *

 Милой, хорошей звал ты…

Надо мне было знать,

что средь людского гвалта

выберешь ты опять

только мою грустинку,

только мою усмешку…

Двери раскрыл. Впустил ты

днем меня синим вешним.

………………………….

…Нет меня и не будет.

Только течет река.

Только гуляют люди,

выпившие слегка.

Только бежит трамвайчик,

мчится автомобиль,

солнечный скачет зайчик…

Помнишь? Он мною был…

 

* * *

 Душе не жаль

покинутого тела

и суеты,

возникшей вкруг него…

Она, освобожденная,

взлетела

и возлюбила Небо и Его.

Она светилась, радовалась, пела,

надеялась, любила

и… ждала,

что станет совершеннее то тело,

которое

однажды

предала.

 

* * *

 Вся наша жизнь — игра?

Стремление к удаче?

Наверно, не к удаче, а к теплу…

Цветок пробился к свету, это значит,

он затевает тонкую игру

с самим собой

и с теми, кто с ним рядом.

Играет он

впервые и — навек!..

И вот тогда его согреет взглядом

такой же одинокий человек.

 

* * *

 Придет весна.

А значит — будет дождь.

И мы с тобой

расстанемся надолго…

И, может быть,

мы сможем превозмочь

себя в себе,

моля об этом Бога.

И каждый будет

с мукою в душе

искать опору

взгляду в половодье:

на синем в белом —

как фигурка гжель —

увидим,

что любовь от нас уходит.

 

* * *

 Стоит высокая луна

и облака меняют краски…

Но только мне она видна —

сюжета линия из сказки,

где ты находишь новый слог,

меня с подснежником рифмуешь

и даже к стебельку цветок

так неожиданно ревнуешь.

Я и луна — одно свеченье.

В своей фатальности она —

затменье чувств или прозренье?..

Стоит высокая луна…

 

СОНЕТ О ПТИЦЕ

 

Последним светом перехваченный,

как речка — лунным пояском,

миг неоплакан неоплаченный,

когда почувствовать легко,

что в благодати этой лиственной

душа парить, порхать готова,

и о любви своей единственной

не говорить уже ни слова…

Но ветер, тихий и податливый,

земному ангелу подобный,

смешает ноты, слоги, даты и…

и прошуршит ему подробно,

как эта птица вьется вольно —

и ей почти уже не больно…

 

* * *

 Бродячею собакой поутру

день побежит навстречу по дороге.

Быть может, в неоправданной тревоге

горячая рябина на ветру

забьется, затрепещет, задрожит,

смятенно поддаваясь тем порывам,

особенным:

когда всем сердцем жить

захочет предосенне.

У обрыва.

 

* * *

 Как пахнут рамонские яблоки пряно!

Конец октября. И заброшен наш дом.

И небо распахнуто настежь и пьяно,

и плачет над павшим увядшим листом.

И нервная дрожь пробегает по лесу.

Деревья и травы — как ныне — и присно!

Как будто Чайковский бессмертную пьесу

играет. За это мной принят и признан.

И в странном союзе синицы, сороки,

неслышимой музыке той в унисон,

теперь назначают нам новые сроки,

где сбудется самый немыслимый сон.

 

* * *

 Сизый, как селезень, лес

полнится гомоном птичьим.

Сыплется холод с небес

в стылом своем неприличье.

Вдруг ни с того ни с сего

шуткою первоапрельской

так окатило его

с той небывалостью сельской.

Неотличима почти

быль от сказанья и притчи,

снежной стеной на пути

стала у радости птичьей…

Сизый, как селезень, лес

вмиг отделен от пространства,

где благодатью с небес

было твое постоянство.

 

* * *

 Придет рассвет…

Он вскроет вену дня

и нарисует солнце там, где крыши…

Я, не узрев привычного огня,

какой-то странный гул вокруг услышу…

Планета, удивленная, качнется:

не сломаны ни весла, ни крыла…

И птица, вспять летящая, вернется…

И лодка в море — гибнуть — не ушла…

Придет рассвет.

 


Зоя Колесникова (Покорная Зоя Константиновна) родилась в селе Елизаветино Воронежской области. Окончила исторический факультет Воронежского педагогического университета. Публиковалась в журналах «Подъём», «Наш современник», «Берега», «Новая Немига литературная», «Молодая гвардия», альманахах «Академия поэзии», «День поэзии — ХХI век». Автор девяти поэтических книг. Член Союза писателей России. Лауреат литературных премий «Кольцовский край» (Воронеж), Святой Татианы (Санкт-Петербург), премии имени Николая Гумилева (Коктебель). Живет в Воронеже.