* * *

 

Маме

 

He грань науки, но карандаши

он грыз, не зная, сколько их осталось,

зубов молочных

в полости души,

когда во рту последние шатались…

 

И рукава, испачканные мелом, —

небрежности,

не физики закон.

— Кто этот мальчик в неудобном теле?

— Не знаю, я с ним не знаком.

 

* * *

 

Я пришел к тебе с приветом,

рассказать, что солнце…

А. Фет

 

Вырви небо из зрачка,

все останется, как было:

степь, усталость, облака,

взрывы массового мыла.

 

Воздух-воздух пузыри,

наглость жизни перед смертью:

выживай или умри

за попытку править степью.

 

Мы не птицы, мы — глаза,

разве крылья значит править?

В рабстве нежности и зла —

наблюдать — одно из правил.

 

Как рассчитывать на сны,

чтобы жить, нет, научиться

ремонтировать часы,

что смогли остановиться.

 

Жар испытывая, рыть,

рыть окопами колодцы.

Это все, что значит — жить.

Это все, что значит — солнце.

 

* * *

 

На станции выпуклых слез

молчали глухие вагоны —

ни снега, ни снежных стрекоз

не встретить до нового года.

 

До праздников несколько дней

шел дождик, как почерком нервным

в тетради коллекционера —

коллекционера дождей.

 

Так лужи валялись, пока

холодные линии света

расчесывали облака,

деревья расчесывал ветер.

 

По кроны стеклянных домов

скрывалось густое объятие,

как вечные птичьи занятия

в бессмысленном поиске слов.

 

За поводами опоздать

часы уставали кружиться,

как северные поезда

от севера к южным границам.

 

Усталость в разгар торжества —

привычка, ни меньше, ни больше…

Толпа расходилась по швам,

и на обнаженную площадь

 

скулить выходили собаки

на желтые косточки звезд,

а кто-то все плакал и плакал

на станции выпуклых слез…

 

* * *

 

Как иглой татуировщик

вводит краску не спеша

в кожу, в воздухе на ощупь

тело новое — душа

ищет. Значит кто-то вышел

покурить на облака,

как вода в тупую крышку

легким криком кипятка.

 

* * *

 

Ты трогала песочные часы, стеклянной бесконечности фигуру,

и хрупкими предметами стена испытывалась камерой-обскура.

Ты сравнивала камни или мир камней цветных со свойствами металлов,

как юный кропотливый ювелир рассматривает ребра у кристаллов.

Минувшего ты пробовала вкус, секунду каждую перебирала,

и, что вернешься, тихо, как француз времен Наполеона, повторяла…

И возвращалась к южным городам, как элементы ловли сновидений

застывшим лицам, птицам и местам, где верили ловцам и привидениям.

 

* * *

 

                       Мы меняем души, не тела…

                                                                     Н. Гумилев

Еще не дождь — предчувствие дождя,

до поцелуя долгие прогулки

от шумных улиц

к тихим переулкам

и снова к шуму, к площади вождя.

И ждать твое присутствие не странно,

еще не хочется так сильно жить —

смотреть на время,

как оно дрожит

магнитной тягой стрелки Адрианова.

Еще не звук, не музыка, всего лишь

односторонних знаков разговор,

и я еще —

не настоящий вор

твоих занятий — в жизни не догонишь…

Но грянет дождь индийскими слонами,

и будет топот облаком сплошным,

и тень от облака

нас завершит,

как губы завершаются словами.

 


Аман (Амангельды) Рахметов родился в 1995 году в Западной области Республики Казахстан. Окончил Военно-воздушную академию им. Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина (г. Воронеж). Публиковался в журнале «Подъём», в книге стихов «Поэтический огонек» московского издательства «Навстречу ветру», в сборнике «50 лучших литературных работ Казахстана по версии “Ансар”». Автор книги стихов «Почти». В настоящее время служит в ВС Казахстана.