* * *

 

Отцветая снежно,

в майский теплый день —

слышишь? — дышит нежно

белая сирень.

 

Помнишь, в буйстве цвета —

наш весенний сад?..

Словно было это

целый век назад…

 

А ведь было! Было…

Все в душе цвело…

Только вот забыл я,

сколько лет прошло…

 

Ты глядишь устало

из-под темных век…

В этом сквере старом

снится прошлый век…

 

Чуть заметно тает

чудный майский день…

Слышишь? — опадает

белая сирень…

 

* * *

 

Солнца диск на закате — краснее,

ближе к устью — спокойней река.

Ближе к старости рифмы точнее,

ближе к мудрости проще строка.

 

На вечерней остывшей аллее

птиц уже не слышны голоса…

Ближе к вечности сердце светлее,

ближе к небу яснее глаза.

 

Но никто не подскажет, откуда

мы в земную приходим юдоль

(всех чудес невозможное чудо)

через муку любви, через боль…

 

Сколь ни радостно жизни начало —

ждет печаль в завершенье пути…

И зачем-то из родины малой

непременно должны мы уйти…

 

И бежим от родного порога,

беспокойно куда-то спеша…

Ближе к дому — прямее дорога.

Ближе к Богу — живее душа.

 

* * *

 

Оптиной обители колокольный звон

все плывет над Родиной, как от бед заслон.

 

Век за веком в Оптине, в пустыне святой

молятся святители, встав за аналой.

 

День за днем, смиренною паствою любим,

о России молится старец Серафим.

 

Непрестанно молятся, Господи еси,

Оптины насельники и по всей Руси.

 

И в небесной пустыни их слышны слова.

Потому-то, верю я, Родина жива.

 

И молю я Господа, чтоб над Русью всей

не угаснул в вечности свет монастырей.

 

Чтобы глас молитвенный никогда не смолк,

Чтоб никто родимую одолеть не смог.

 

Чтобы плыл над Родиной всем векам вдогон

Оптиной обители колокольный звон.

 

* * *

 

Не страшно, словно хлопнув дверью,

кумира в сердце сокрушить

и впасть в тоскливое безверье…

Куда страшней с безверьем жить.

 

У каждого своя дорога.

Куда ведет она — как знать…

Наверно, можно жить без Бога.

Но как без Бога умирать?..

 

* * *

 

Семьдесят пять — это холод в крови,

дальние зори без краю…

Кто-то незримый дышал визави,

кто-то чуть слышно шепнул о любви…

Что это было? Не знаю.

 

Семьдесят пять — это свет из-за туч,

всплески притихшей надежды,

может, тот самый, спасительный луч,

но не в глаза, а на вежды.

 

Август иссяк, и сентябрь, и октябрь…

Близится время итога.

Где-то маячит морозный декабрь —

долгая к свету дорога.

 

Семьдесят пять — это звездная пыль,

вечность, блеснувшая в миге.

Жизнь — как застывшая давняя быль

в кем-то оставленной книге…

 

КРАСНЫЕ ПТИЦЫ

 

Пятый Ангел вострубил…

Откровение (8:1)

 

Красные птицы под небом Донбасса,

красные птицы над Сектором Газа —

с режущим свистом летят и летят…

Падают в зарево красные птицы.

Бледно-усталые мертвые лицы

вслед им застыло глядят и глядят.

 

Воют со свистом свирепые птицы…

Юные бледно-остылые лицы…

Им бы смеяться, влюбляться и петь…

Дроны, снаряды, тяжелые «грады»…

Красные птицы не знают пощады,

весело им в черном небе лететь.

 

Век двадцать первый — как сцены из ада.

Мир человечий — на грани распада.

Красные птицы со свистом летят.

Ангелы света уже протрубили.

Черные демоны солнце затмили.

В храме укропами пленный распят.

 

ОТКРЫТИЕ РОДИНЫ

 

Ты кровью почуешь, когда

тебе открывается Родина,

коль в душу войдут навсегда

Дивееево, Сергиев, Оптина…

 

Сподобилось их уберечь…

Бездонно небес милосердие…

Сквозь веру и русскую речь

ты сам прорастаешь в бессмертие.

 

Запомни — весь путь свой земной

ты к встрече с собою готовишься

за той невозвратной чертой,

когда Человеком становишься.

 

Лишь вере страшись изменять

в дороге, что сердцем не пройдена,

чтоб смочь в этой жизни понять,

КОГДА начинается Родина.

 

* * *

 

Ты сделал в жизни все, что мог,

в душе храня свое призванье.

Когда о грешном вспомнит Бог —

настанет время испытанья.

 

И должен с этой высоты,

спасенный лишь Его любовью, —

отринуть сладость суеты

и тяготенье к празднословью.

 

Узреть, как всей судьбы венец,

дорогу взлетов и падений,

себя очистив наконец

от горделивых наслоений.

 

И ниц не опустив лица,

но покорившись высшей воле,

дойти до самого конца —

до тьмы в глазах — по нерву боли.

 

И этой муки никому

не выдать словом и слезами.

Лишь только Богу одному

с тоской о ней сказать глазами…

 

* * *

 

Мир земной — это дар изреченного Слова.

И блажен тот, кто Слову бессмертному внял.

Нет ни Рима второго, ни Храма второго.

Их руины давно полумесяц подмял.

 

Нас, неверных, конечно, смела бы стихия

за бесовский бедлам и за гендерный срам…

Но на грешной Земле существует Россия —

как единственный Рим и единственный Храм.

 

И еще предстоит нам великую драму

пережить как спасительную благодать…

Но Четвертому Риму и Третьему храму

на Земле человечьей уже не бывать.

 


Валерий Васильевич Хатюшин родился в 1948 году в городе Ногинске (Богородске) Московской области. Служил в ракетных войсках в Сибири. Работал на строительстве КамАЗа и газопровода «Север—Центр». Окончил Высшие литературные курсы при Литинституте им. А.М. Горького. Автор более пятидесяти книг поэзии, прозы, критики и публицистики. Лауреат отечественных и международных литературных премий. Секретарь Союза писателей России. Главный редактор журнала «Молодая гвардия». Живет в Москве.