Наследники Победы
- 18.06.2021
СТАНЦИЯ ПРОЩАНИЯ
В ту зиму долгими ночами
Здесь паровозы не кричали.
От этих мерзлых стен полночных
К Москве, к Москве,
Под вой пурги,
В суровых эшелонах срочных
Везли сибирские полки.
И эта станция прощанья
Для наших близких
Той зимой
Сама казалась обещаньем
Беды
И гибели самой.
Но как спокойно и сурово
Приказ короткий звал солдат!
Как твердо в избы по сугробам
Шагали женщины назад!
Здесь,
В тыловой глуши таежной,
Я понял детскою душой,
Что на земле седой, тревожной
Есть Долг,
Как Родина, большой.
Защитник мой,
В снегах под Рузой
В сраженье
Пулей сбитый с ног,
Вернулся ль ты назад, безусый,
На станционный огонек?
Солдатка в темном полушалке,
Смогла ли ты сюда прийти
Встречать бойца на полустанке
В конце жестокого пути?
Я так хотел бы верить свято,
Что всех,
Ушедших в темь пурги,
Встречал родной перрон дощатый,
Он помнит давние шаги!
Но сорок семь солдат взяла
Война из моего села…
* * *
Мальчик в кубанке спокойно глядит с фотографии.
Это мой дядя, солдат восемнадцати лет.
Время ему и друзьям его так не потрафило:
Школа,
И фронт,
И накрывшийся пламенем след…
Братик последний, любимый,
В речах моей матери
Был он, как ангел, —
Застенчив, и ласков, и мил.
Боже помилуй,
Не то, чтобы грязных и матерных,
Он даже резкого слова не произносил.
То с малышами каким-то печеньицем делится,
То разнимает лихих забияк, не силен…
Бабка смеялась: «Ты, Сема, что красная девица».
Хмурился дед: «Мужиком себя чувствуй, Семен!»
Нет, не сидел он задумчиво на поле клеверном,
Нет, не томился за тихим иль праздным столом.
На лошадях он скакал без седла, как приклеенный,
И по мишеням в десятку стрелял за селом.
А как шинельку надел за казенной оградою
И к эшелону в колонне его повели,
Он на сестер оглянуться не счел своей надобой,
Не захотел помахать им рукой издали.
Мать моя эту оплошку запомнила братову,
Плача, твердила, уже и стара, и слаба:
«Если бы он оглянулся —
Дорогу обратную,
Может быть, Семе тогда подарила судьба!»
Я представлял огневую купель сталинградскую,
Мальчика,
В жизнь заглянувшего утром, как в сад,
Черные скаты в могилу огромную, братскую…
Вот он шагнул к ней
И не обернулся назад!
ЛЕШКА
Мы в поле шли искать саранки,
И Лешка в горестном кругу
Читал нам письма из Саратова,
А мы сидели ни гугу.
Его отец писал про госпиталь,
Где столько бед он перенес,
Что в снах мерещился погост ему,
Но он просил не тратить слез.
Из Лешки их никто б не выдавил.
Он только яростно моргал,
Просил, чтоб матери не выдали:
Он ей впервые в жизни лгал…
За Лешкой, тощим и нескладным,
Мы шли по пламени цветов
И рыли луковицы сладкие —
Голодный хлеб крутых годов.
А друг наш брал цветы у каждого,
Тяжелый набирал букет
Для матери —
Пусть ей покажется,
Что горя не было и нет!
Мать приходила поздно вечером.
И от дверного косяка
Смотрела, как цветы посвечивают
Огнем живого костерка,
И сына окликала тихо,
Садилась с ним,
Добра, светла.
И отступало бабье лихо
От лепесткового тепла!
…О, День Победы долгожданный!
Наш председатель, инвалид,
Участник той еще, гражданской,
Схватил в избе своей берданку
И начал радостно палить.
Он клуб заставил вымыть, выбелить,
Собрал деревню в поздний час,
На всех три булки хлеба выделил
И чай устроил,
Общий чай.
И бабы, захмелев от чая,
От жизни той, что началась,
Плясали у столов отчаянно,
Рыдали за столами всласть!
Был с матерью наш друг старательный.
Решив, что в этот день пора,
Сказал он, что отца…
В Саратове…
«Укоротили» доктора.
Она отпрянула, не веря,
Вскочила, мертвенно бела,
И боль ее толкнула в двери,
Слепую, к дому повела.
Наверно, так уж бабам нужно:
Когда беда — в своей избе
Поголосить
над снимком мужниным
По женской горестной судьбе.
А сын пришел виновный, жалкий.
Но, ничего не говоря,
Она к груди его прижала,
Ласкала, тем благодаря,
Что он жалел ее и радовал,
Что, слабый, столько вынесть смог!
……………………………………..
А вскоре муж к ней из Саратова
Приехал без обеих ног.
УГОЩЕНИЕ
Я был, как все, несытым,
Я ждал, как все, отца.
Нам председатель сыпал
По горсточке овса.
Из неприкосновенной
Колхозной кладовой
Он тратил довоенный
Запас какой-то свой.
Не дома, при лучине,
А тут же, у крыльца,
Как семечки, лущили
Мы зернышки овса
И, не спеша, как гости,
Держали всласть во рту.
А золотые ости
Сгорали на ветру.
Невольный сострадатель,
Всегда голодный сам,
Нас гладил председатель
По жестким волосам.
…Теперь бессонной ночью
Гляжу на россыпь звезд
И вижу вновь воочью
Струящийся овес.
Он в этом мирозданье
По-звездному высок,
Как слово состраданья,
Как доброты урок.
СТОЯЛА ЗИМА…
Стояла зима,
и в нетопленом доме
Мы лезли на печку,
но жгли кирпичи
Железом остылым на этой раздольной,
Такой неуютной,
ненужной печи.
И мать,
натянув на меня телогрейку,
Надев на себя
всю остатнюю рвань,
Пошла поискать
в буераках горелку —
Горелые сосны,
сухие дрова.
Я помню сугробы
меж сосен кудлатых,
И, в снег провалившись,
я полз, будто плыл,
И сосны ветвями
качали крылато,
Но тело поднять
не хватало мне сил.
И в этом сыпучем плену обессилев,
Хотел я зарыться,
застыть,
задремать.
Но к твердому насту
меня выносила
На слабых руках
терпеливая мать.
Под вечер,
в сугробах слепых увязая,
Брели мы,
как тени угасшего дня, —
Солдатка,
согнувшись под тяжкой вязанкой,
Вела,
спотыкавшегося,
меня.
И ныне я вижу:
сквозь радость и муку,
Через разлуку
и через беду
Иду я,
держась за всесильную руку,
По белому снегу…
По жизни иду…
Андрей Григорьевич Румянцев родился в 1938 году в селе Шерашово Бурятской АССР. Окончил Иркутский государственный университет, Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Работал в региональной печати, на телевидении и радиовещании, в Литинституте им. А.М. Горького. Публиковался в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Октябрь», «Юность», «Огонек». Автор более двадцати поэтических и прозаических книг. Его произведения переведены на французский, монгольский, эстонский, бурятский и др. языки. Народный поэт Бурятии. Лауреат ряда литературных премий. Живет в Иркутске.