«Нам судьбу России доверяли…»

Двадцать лет назад 6 февраля 1998 года ушел из жизни поэт-фронтовик Николай Старшинов.

А нам судьбу России доверяли,

И кажется, что мы не подвели…

Эти строки его часто цитируются, они стали своеобразной характеристикой поэтов фронтового поколения. Что касается самого автора, то ему было доверено в какой-то мере определять и развитие отечественной поэзии, и, выражаясь словами поэта, он не подвел. Почти двадцать лет Николай Константинович редактировал альманах «Поэзия», вплоть до закрытия этого издания в 1991 году. В каждом выпуске альманаха печатались стихи более чем пятидесяти поэтов, причем не только известных. Рубрика «Первая встреча» обязательно была в его номерах, так что подсчитать, скольких авторов ввел, образно выражаясь, за руку в поэзию Старшинов вряд ли возможно.

Николай Константинович поистине воспитал, взрастил и вывел на литературную дорогу целую плеяду молодых тогда поэтов. Один из них — Александр Щуплов, написал, что все они «Выходили из… старшиновской шинели — той самой, в которой поэт пришел с войны…». А другой — Сергей Щербаков — выпустил в издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» книгу «Старшинов».

Прочитал я эту книгу на одном дыхании и нахлынули воспоминания о встречах с Николаем Константиновичем.

 

* * *

 

Я храню № 34 альманаха «Поэзия» за 1982 год, в котором напечатана моя подборка из четырех стихотворений — первая серьезная публикация в столичных изданиях. А предыстория ее такова.

До мая восемьдесят второго года, до выхода второй поэтической книжки «Небо и поле», я жил в Благовещенске. Когда этот сборник готовился к печати в Амурском отделении Хабаровского книжного издательства, кто-то из местных литераторов обнаружил в рукописи «упаднические» мотивы, о чем был сигнал в отдел пропаганды обкома КПСС. Оттуда позвонили в издательство, и, несмотря на то, что на рукопись было две положительных рецензии, возникла угроза, что книгой она не станет. Тогда заведующий отделением издательства сказал: «Хорошо бы получить третью рецензию, желательно от известного московского поэта».

За несколько лет до этого на совещании молодых литераторов Дальнего Востока в Хабаровске руководителем моего семинара был заведующий отделом поэзии журнала «Москва» поэт-фронтовик Виктор Кочетков. К моим стихам он отнесся довольно благосклонно, одно стихотворение даже появилось в «Москве». Я написал письмо Виктору Ивановичу, рассказал, в чем суть дела, приложил рукопись. Через какое-то время пришел пакет с письмом и положительной рецензией, с рекомендацией издательству выпустить книжку. Более того, оказалось, Кочетков возглавлял партийную организацию московских писателей, так что вопрос о благонадежности моих текстов был снят, и сборник вскоре вышел в свет.

В письме Виктор Иванович известил, что подборки моих стихов он отправил в несколько московских изданий, в том числе и в альманах «Поэзия» Николаю Константиновичу Старшинову.

Приехав в Белгород, я узнал от жены, что она училась в МГУ на факультете журналистики одновременно с поэтом Геннадием Красниковым и что тот теперь работает в «Поэзии» вместе со Старшиновым. У жены даже была первая молодо­гвардейская книжка Геннадия «Птичьи светофоры» с автографом.

В начале 1983 года я оказался в Москве. Зашел в гости к университетской подруге жены. Разговорились. Она спросила: «Хочешь, познакомлю тебя с Красниковым?» Тут же набрала номер телефона, назвала мою фамилию, на что Геннадий ответил: «Я о Черкесове знаю: в только что вышедшем номере альманаха напечатаны его стихи». Сюрприз для меня, да и только!

В тот же вечер Красников привез альманах. Моему удивлению и, честно сказать, восторгу, не было предела. Напечататься в одном издании вместе с такими поэтами, как Михаил Дудин, Расул Гамзатов, Николай Тряпкин, Александр Кушнер, Новелла Матвеева, — да я о таком мог только мечтать!

Моя подборка открывалась короткой справкой. Обо мне, в частности, было сказано: «Служил в армии», на что я заметил: мол, рад был бы служить, но из-за плохого зрения не взяли. Геннадий с доброй иронией ответил что-то вроде: «Ну, ничего страшного: это Николай Константинович тебя в свое отделение зачислил».

В один из следующих приездов в Москву я зашел в «Молодую гвардию», познакомился со Старшиновым, подписал и подарил ему мой многострадальный сборник «Небо и поле». Поэт стал расспрашивать о литературной жизни Белгородчины, в частности, о поэте-пастухе Владимире Михалеве, молодогвардейский сборник которого «Радость» редактировал, он же включил стихи нашего земляка в поэтическую антологию «Двенадцать дорог», вышедшую в «Детской литературе». Белгородец к тому же учился на Высших литературных курсах при Литературном институте, а Старшинов на них преподавал.

Тогда же Николай Константинович попросил меня купить вышедшее в Воронеже первое посмертное довольно полное издание стихотворений Алексея Прасолова. Я приобрел с десяток книг, а когда привез в Москву и пришел в «Поэзию», их мгновенно разобрали. Я хотел подарить Николаю Константиновичу экземпляр, но он протянул деньги, мол, пригодятся.

В «Поэзию» я всегда заходил с удовольствием, правда, не без душевного трепета. Редакция располагалась, насколько помню, в двух небольших комнатах. В одной Старшинов и Красников принимали посетителей, вторая была чем-то вроде предбанника, где всегда табунились стихотворцы. Здесь я встречал Владимира Кострова, Виктора Гончарова, Ивана Лысцова, Николая Дмитриева, Александра Щуплова, Михаила Зайцева, Геннадия Касмынина, Ольгу Ермолаеву, Нину Краснову, Ларису Тараканову и других поэтов, узнавая их по фотографиям в сборниках, которые были в моей библиотеке.

Николай Константинович, беседуя с авторами, часто курил, Геннадий же этой его привычки не одобрял. На стене даже висел какой-то плакат о вреде курения. Преодолел ли поэт страсть к табаку, которая пришла к нему на фронте, или до конца дней своих дымил, я не знаю.

В 1984 году я купил новый сборник Николая Старшинова «Мое время» (изд-во «Советский писатель») и, направляясь в Москву, взял его с собой. Николай Константинович подписал экземпляр — «Валерию Черкесову — сердечно, с пожеланием удач». При этом, как мне показалось, он, несколько удивившись, спросил: «Из Белгорода привез?» В комнате был кто-то из поэтов, который, увидев «Мое время», стал поздравлять автора с выходом книги. Тут уже удивился я: москвич, а не знает?!

Тогда же я сделал вывод: Николай Старшинов не очень-то распространялся о том, где печатался, какие книги выходили — скромность была его отличительной чертой. А в том, что многие московские поэты не интересуются творчеством собратьев, не читают чужих стихов, я после того случая убеждался еще не раз.

В 1985 году я надумал поступать в Литературный институт. Мне было уже тридцать семь лет — возраст далеко не студенческий. Но обстоятельства складывались так, что на Белгородчине мне никак не удавалось издать третий сборник (своих стихотворцев хватало, а тут — приезжий), в связи с этим не мог я и попытаться вступить в Союз писателей. А в то время без членского билета ты был никем.

Собрал документы и, приехав в Москву, отдал их в приемную комиссию Лит­института. Потом зашел в «Молодую гвардию», поделился с Николаем Константиновичем своим намерением. Он сказал: «А я как раз семинар набираю». Тут же взял лист бумаги и написал:

Записка в Приемную комиссию.

Дорогая Раиса Федоровна! Прошу мой короткий отзыв считать рецензией на стихи В. Черкесова. Всего Вам доброго!

Отзыв.

Стихи В. Черкесова я знаю несколько лет, печатал их в альманахе «Поэзия». Он выпустил две книжки. Стихи его лаконичны, многие из них посвящены природе и человеку, их неразрывной связи. У В. Черкесова хорошо уживаются мысль и чувство.

Я за допущение его к экзаменам и готов взять его в свой семинар.

25.03.1985 г. Старшинов

Николай Константинович добавил устно: «Считай, что творческий конкурс ты уже прошел». Я отвез листок в приемную комиссию, благодарный такому подарку судьбы, а вернее — Старшинову.

Перед вступительными экзаменами было что-то вроде смотрин: члены приемной комиссии и руководители будущих семинаров встречались с абитуриентами. Нам задавали самые разные вопросы. Меня поэтесса Лариса Васильева спросила: сколько вышло книжек, и подавал ли я заявление на прием в Союз писателей? Вероятно, этот ее интерес был продиктован тем, что абитуриентов с публикациями, да еще с книжными, было немного. Я ответил. А Николай Константинович, характеризуя стихи, сказал, что пишу я профессионально. Конечно, это был аванс: едва ли можно сказать о моих первых книгах, что они профессиональные.

Как правило, в те времена конкурс в Литинститут был небольшим. Случайные люди отсеивались еще в процессе творческого отбора, кто-то заваливался на экзаменах, в итоге оставались абитуриенты, которым было суждено перейти в категорию студентов. Но получилось так, что, сдав три экзамена на четверки, я перед английским не добирал пяти баллов. А в моем аттестате об окончании вечерней школы напротив этого предмета стоял прочерк, то есть я его не изучал, значит, в экзаменационный лист автоматически шло три балла. И я, махнув рукой, укатил домой, даже не забрав документы.

Через какое-то время, когда я вновь заявился в молодогвардейскую редакцию, Николай Константинович спросил: «Ну и куда ты исчез?» Я объяснил ситуацию, на что Старшинов заметил: «Ты же не на английском стихи пишешь. Александру Макарову из Тамбова тоже баллов не хватало. Но он — настоящий поэт, я настоял на приеме, и сейчас он учится в моем семинаре. Я бы и тебя защитил».

Но, если честно, я уехал из Москвы еще и потому, что, прожив полтора предэкзаменационных месяца в институтском общежитии, окунувшись в его атмосферу, хлебнув окололитературной жизни, нутром понял: однажды могу наглотаться этого «болота» и навсегда утонуть в нем. Но об этом, конечно, Николаю Константиновичу не сказал.

И еще раз Старшинов поучаствовал в моей литературной судьбе. Было это в 1995 году. Тогда в городе Новомосковске Тульской области выходил журнал «Поле Куликово», и я послал в это издание свою поэтическую подборку. А редактором журнала был прозаик Глеб Иванович Паншин. Он и Николай Константинович крепко дружили. Так вот, Паншин сообщил в письме, что мои стихи для публикации во втором номере журнала отбирал Старшинов как член редколлегии. Альманах «Поэзия» тогда уже не выходил и, как я понимаю, Глеб Иванович всячески поддерживал товарища, в том числе и материально, привлекая его к работе над «Полем Куликовым».

 

* * *

 

«Старшинов абсолютно соответствует своей фамилии и своим стихам» — такая запись осталась в моем дневнике после того, как я прочитал двухтомник Николая Старшинова (издательство «Художественная литература», 1989). Преди­словие к нему написал тот самый поэт-фронтовик Виктор Иванович Кочетков, благодаря которому мои стихи появились в старшиновском альманахе «Поэзия».

Да, внешность, характер, привычки, даже жесты Николая Константиновича гармонично соотносились с его «военной» фамилией. Спокойный, рассудительный, немногословный, обстоятельный в суждениях, он был похож на идеал армейского старшины и своих питомцев — молодых поэтов опекал по-отечески: скупо хвалил, когда того был кто-то достоин, всячески поддерживал, не давал в обиду ни критикам, ни злопыхателям-завистникам.

Его поэзия тоже строга, сдержанна, не изобилует метафорами и эпитетами, строки чеканны, как строевой шаг, — все это «работает» на смысл, на суть стиха. Он знал, что хотел сказать, умел это сказать по-своему, по-старшиновски.

Вот несколько цитат из его стихов, ставших классикой военной поэзии:

Идем, и притупляется усталость.

Ряды плотней и глуше голоса…

До фронта километра три осталось,

А значит, и до боя — полчаса.

…………………………………..

Все жарче вспышки полыхают,

Все тяжелее пушки бьют…

Здесь ничего не покупают

И ничего не продают.

…………………………

Когда, нарушив забытье,

Орудия заголосили,

Никто не крикнул: «За Россию»!..»

Но шли и гибли за нее.

………………………….

Я был когда-то ротным запевалой,

Да и теперь я изредка пою.

А стихотворение, датированное 1987 годом, приведу полностью:

Не мыслил я в масштабах операций,

Решавших участь армий и фронтов.

Я только думал: как бы мне добраться

До той канавки и до тех кустов,

Где, вытерев ладонью капли пота,

Я мог свое искусство проявить —

Вцепиться в рукоятки пулемета

И на его гашетку надавить.

А после, уходящим взрывам внемля,

Я мог чего-то есть и как-то спать.

И знать, что отстоял я эту землю —

Хотя б одну-единственную пядь.

Вот такая окопная правда, о которой в свое время много говорилось и писалось, да и сейчас выходит немало произведений разных жанров, но у Старшинова она не в нагнетании тягот, лишений, страхов, испытываемых на войне, чем грешили и грешат некоторые авторы, а в преодолении их, чтобы, преодолев, можно было с полным правом сказать: «Отстоял я эту землю…»

К воспоминаниям о войне поэт-фронтовик обращался на протяжении всего творчества, эти стихи, как вехи, по которым выверялся жизненный путь. Не мудрствуя лукаво, он сказал о себе: «Я был простым солдатом…» И это самая лучшая, самая правдивая характеристика его поэзии и самого Николая Константиновича.

Старшинов был из фронтового поколения рождения 1924 года, от которого после войны по статистике в живых осталось только три процента и о котором белгородский поэт, тоже участник Великой Отечественной войны Иван Овчинников, сказал так: «Малолюдно в нашей лодке, но уключины скрипят».

Николай Константинович ушел из жизни, успев завершить работу над рукописью книги «Что было, то было…», она вышла в «Молодой гвардии» в серии «ХХ век: литература. Лики. Лица. Личины». В ней воспоминания об Анне Ахматовой, Александре Твардовском, Михаиле Светлове, Ярославе Смелякове, о фронтовиках — Юлии Друниной, Сергее Наровчатове, Алексее Фатьянове, о современниках — Викторе Бокове, Николае Глазкове, Владимире Соколове и других; а также статьи о тех, кого он пестовал, об альманахе «Поэзия». Написана книга, как сказано в авторском предисловии, «И с доброй улыбкой, и с иронией, а, бывает, и с осуждением». И здесь же: «Возможно, что я в определенные мгновения думаю о себе лучше, чем я есть на самом деле. Но манией величия я не страдал и не страдаю. Может быть, мне повезло: я никогда не занимал высоких постов…»

Да, у Николая Константиновича был один самый высокий и ответственный пост — пост Поэта. К сожалению, в нынешнее время, неблагопристойное для поэзии, когда Слово утратило свое проповедническое и пророческое значение, когда поэтом себя называет чуть ли не каждый, кто что-то и как-то зарифмовал, когда в журналах «правят бал» тусовки, а Интернет забит литературным хламом, когда не существует литературных иерархий, особенно остро ощущается нехватка таких личностей, как Старшинов. И, как мне видится, едва ли они появятся в ближайшие годы.

В ЖЗЛовской книге «Старшинов» о Николае Константиновиче рассказывает не только ее автор Сергей Щербаков, но и опубликованы воспоминания других его учеников, а также стихи, ему посвященные. Это поэты самых разных взглядов на жизнь и литературу, но всех их поддерживал и объединял Николай Константинович, и они это ценили. Вот некоторые имена: Виктор Боков, Николай Глазков, Давид Самойлов, Роберт Рождественский, Римма Казакова, Владимир Костров, Александр Бобров, Николай Карпов, Лариса Васильева, Николай Дмитриев, Нина Краснова.

Печатались в альманахе и стихи белгородцев — участников Великой Отечественной войны Николая Краснова и Леонида Кузубова, поэта-пастуха Владимира Михалева, его стихотворение «Жаворонок» Николай Константинович не раз цитировал во время наших встреч, тогда еще юной Татьяны Олейниковой и других, и все они с благодарностью вспоминали и вспоминают до сих пор Старшинова.

Проникновенные слова о поэте Геннадия Красникова: «…При всей трагичности нашего пути, куда бы нас ни задвигала жизнь, нам все же остается счастье и радость вот так просто и спокойно сказать: «Он был моим Учителем!».

И моим, посмею сказать, тоже.

 

---

Валерий Николаевич Черкесов родился в 1947 году в городе Благовещенске Амурской области. Автор двадцати книг поэзии, прозы, публицистики, произведений для детей. Стихи публиковались во многих столичных и региональных журналах, альманахах, сборниках, антологиях. Лауреат Всероссийской литературно-театральной премии «Хрустальная роза Виктора Розова», Международной литературной премии «Прохоровское поле», дипломант IV Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь». Член Союза писателей России. Живет в Белгороде.