* * *

 

Разъединенные в сумятице мирской,

Утратили способность мы к сближенью,

А это значит — жизни продолженью,

И звенья сдерживаем россыпи людской

Уже с усилием — вот-вот и разорвется

Цепь связей наших — и пойдет разброд,

Где, хаос не приемля, небосвод

Над новой смутой горько усмехнется.

 

Увидев то, что только нам дано

Увидеть было — долгую неволю,

И все, что с веком выпало на долю,

И то, что в сердце было сожжено,

Познали мы немалую печаль,

Но знания такого, видно, мало

Нам было, — вот и терпим, как, бывало,

Терпели в дни, которых, впрочем, жаль.

 

И ждем чего-нибудь, да только вот — чего?

Не то, что радости — спокойствия хотя бы,

Шагаем через ямы да ухабы,

А рядом нету никого,

А рядом пусто, пусто и темно,

И ночь вселенскою нам кажется порою —

И то нас тянет вроде к Домострою,

А то затягивает скверное вино.

 

И нет возможности сдержать разлад и бред,

Скрепить мгновения хотя бы нитью тонкой, —

Уже и почва под кислотной пленкой

Натужно дышит, и белесый след

Солей несметных вытянулся вдоль

Земной оси, засыпал все широты —

И Млечный Путь настиг у поворота,

Где живы все же — Дух, Любовь, Юдоль.

 

* * *

 

Слова и чувства стольких лет,

Из недр ночных встающий свет,

Невыразимое, земное.

Чью суть не всем дано постичь,

И если речь — в ней ключ и клич,

А может, самое родное.

 

Давно седеет голова —

И если буйною сперва

Была, то нынче — наподобье

Полыни и плакун-травы, —

И очи, зеленью листвы

Не выцвев, смотрят исподлобья.

 

Обиды есть, но злобы нет,

Из бед былых протянут след

Неисправимого доверья

Сюда и далее, туда,

Где плещет понизу вода

И так живучи суеверья.

 

И здесь, и дальше, и везде,

Судьбой обязанный звезде,

Неугасимой, сокровенной,

Свой мир я создал в жизни сей —

Дождаться б с верою своей

Мне пониманья во вселенной.

 

* * *

 

Как мученик, верящий в чудо,

На острове чувства стою —

И можно дышать мне, покуда

Всего, что могу, не спою.

 

И вместо кифары Орфея

В руке только стебель сухой —

Но мыслить по-своему смею,

Затронутый смутой лихой.

 

И кто я? — скажи-ка, прохожий,

Досужую выплесни блажь, —

У нового века в прихожей

Ты места спроста не отдашь.

 

А мне-то жилья островного

Довольно, чтоб выстроить мост

К эпохе, где каждое слово

Под звездами ринется в рост.

 

И все-таки зренье иное

Дарует порою права

На чаянье в мире земное,

Чьим таяньем почва жива.

 

* * *

 

Ты думаешь, наверное, о том

Единственном и все же непростом,

Что может приютиться, обогреться,

Проникнуть в мысли, в речь твою войти,

Впитаться в кровь, намеренно почти

Довлеть — и никуда уже не деться.

 

И некуда бросаться, говорю,

В спасительную дверь или зарю,

В заведомо безрадостную гущу,

Где всяк себе хозяин и слуга,

Где друг предстанет в облике врага

И силы разрушенья всемогущи.

 

Пощады иль прощенья не проси —

Издревле так ведется на Руси,

Куда ни глянь — везде тебе преграда,

И некогда ершиться и гадать

О том, кому радеть, кому страдать,

Но выход есть — и в нем тебе отрада.

 

Не зря приноровилось естество

Разбрасывать горстями торжество

Любви земной, а может, и небесной

Тому, кто ведал зов и видел путь,

Кто нить сжимал и века чуял суть,

Прошедши, яко посуху, над бездной.

 

* * *

 

Все дело не в сроке — в сдвиге,

Не в том, чтоб, старея вмиг,

Людские надеть вериги

Среди заповедных книг, —

А в слухе природном, шаге

Юдольном — врасплох, впотьмах,

Чтоб зренье, вдохнув отваги,

Горенью дарило взмах —

Листвы над землей? крыла ли

В пространстве, где звук и свет? —

Вовнутрь, в завиток спирали,

В миры, где надзора нет!

 

Все дело не в благе — в Боге,

В единстве всего, что есть,

От зимней дневной дороги

До звезд, что в ночи не счесть, —

И счастье родного брега

Не в том, что привычен он,

А в том, что устав от снега,

Он солнцем весной спасен, —

И если черты стирали

Посланцы обид и бед,

Не мы ли на нем стояли

И веку глядели вслед?

 

* * *

 

Выскользнув и пропав

(Спрятавшись, так — вернее),

Звук, безусловно, прав,

Благо, иных сильнее.

 

Вон он опять возник,

Выросший и восставший, —

Мыслящий ли тростник,

Виды перевидавший?

 

Ветер ли на холмах,

Шорох ли дней негромкий?

Вздох, а вернее — взмах,

Вздрог — за чертой, за кромкой.

 

Ломкой причины злак,

Едкой кручины колос?

Лик, а вернее — знак,

Зрак, а вернее — голос.

 

Врозь — так незнамо с кем,

Вместе — в родстве и чести, —

Зов! — но и — зевом всем —

Вызов любви и вести.

 

Заумь? — летящий слог,

След на песке прибрежном, —

Свет, а точнее — Бог,

Сущий и в неизбежном.

 


Владимир Дмитриевич Алейников родился в 1946 году в городе Перми. Окончил искусствоведческое отделение исторического факультета Московского государственного университета. Поэт, прозаик, переводчик, художник. Основатель и лидер литературного содружества СМОГ. Автор многих книг поэзии и мемуарной прозы. Лауреат ряда литературных премий, в том числе им. А. Белого, им. Д. Бурлюка, Бунинской премии и др. Член Союза писателей Москвы, ПЕН-клуба. Живет в Москве.