Зоя Колесникова

 

* * *

 

День предосенний в мареве тумана.

Течет река, изгибами блестя.

И нет на свете фальши и обмана.

Наивен мир и весел, как дитя.

И плеск волны душе роднее,

чем жизнь, которая проста,

Но и сложна, и чем сложнее,

тем проще с чистого листа

начать неистово движенье,

дабы взойти, воспрячь, восстать.

И чудных дней ее круженье

как бы впервые принимать.

 

* * *

 

Корабельные сосны увидеть,

по осеннему лесу идти.

Никого из людей не обидеть, —

никого из зверья — на пути.

 

Где-то там, на восьмом километре,

Белый ангел средь белого дня,

размышляя о солнце и ветре,

бережет и жалеет меня.

 

Огорчит меня это участье, —

я коснусь его ангельских рук:

пусть узнают со мною о счастье

муж любимый и маленький внук.

 

НОВОГОДНЕЕ

 

Дебаркадер, занесенный снегом…

В праздничном убранстве дерева

будто бы скользя, идя за светом,

мне шептали добрые слова.

Где мерцали утренние свечи,

там сиял разбуженный восток —

словно говорил мне: «Время лечит…»,

думая, что истину изрек.

Только почему-то на распутье

нескольких времен, да и дорог

путь мой среди долгих трудных буден

у ковчега вечности прилег.

 

* * *

 

А ветры осенние снова устали,

открыли небесные нежные хляби…

А воды зеркальные с легкою рябью

глядят, как сбиваются вороны в стаи.

Река обращает нас к теме участья

великого Неба и малой Земли,

она понимает безмерное счастье,

которое мы сохранить не смогли.

Там будут сиять купола не над нами,

и клекот, и щебет себя воплотит

в незнание наше, начавшись с печали,

о том, что планета летит и летит…

 

Александр Ромахов

 

* * *

 

Август… Дни твои

                                  настоялись —

Солнце тихое

Напролет.

Что ж тебя так сжигает зависть

К той, которая настает?..

Расстаемся… Прости, не помню,

По листвяной бродя золе, —

Чтоб мне было когда

                                      бездомней

На остывшей твоей земле.

Не держи ты меня,

                                 такого,

Холод зорь твоих — словно зло…

Дай губам

Вкус тепла земного,

А потерям моим — число.

И, спокойный, пойду я в осень,

В мокрый шелест опавших дней…

Ничего…

За меня не бойся,

Хоть и ночи теперь темней.

Ну, а станет бедней зенит

На одну лишь звезду — не внове! —

Пусть упавшая прочертит

Путь к единственному изголовью

Где любовь моя

Тихо спит…

 

* * *

 

Как по ночам грохочут поезда…

Такого днем ты просто не услышишь;

Днем громче даже капает вода;

Днем, очевидно, эти звуки лишни.

 

День, он и сам — грохочущий состав,

Болтающийся всем незакрепленным;

От сотен встреч касательных устав,

Не спрыгнешь на ходу, ему — зеленый!

 

На нем «Вперед!» оттиснута печать —

Нет больше вариантов у «железки».

И устаревшим словом бы назвать,

Да и зовешь в сердцах его — курьерский!

 

Но, слава Богу, что — всему конец,

И станция бурлит — апрельский вечер…

И, свой же к самому себе гонец,

Сутулишь над столом буфетным плечи…

 

Ватин тоски. Железное «всегда».

И как перезатверженным уроком:

«Как по ночам грохочут поезда…»

Да и до ночи, вроде бы, далеко?

 

О, как ты любишь сумеречный свет

И тишину — беседуют в ней боги;

И ты бы с ними — даже капель нет!

Но ты живешь так близко у дороги…

 

Владимир Шуваев

 

Вдали от столиц

 

Вдали от столиц, где столбы покосились,

Где мыслят свободно и горькую пьют,

Вдали от столиц, в настоящей России

Копают картошку и песни поют!

 

Давно коммунизма остыла дорога

И капитализм не прижился вполне.

И нет здесь властей никаких, кроме Бога,

И серого неба, что стынет в окне…

 

* * *

 

Распростерлась над Доном холодная осень.

В сиротливых мурашках душа и вода.

Завершается жизнь, но пощады не просит

Перед тем, как под снегом уснуть навсегда.

 

К югу поздние птицы прошли над стремниной,

Унося свои души к согретым краям.

А для тех, кто остался — туман да рябина,

Да прощальные строчки с дождем пополам.

 

Здесь страна холодов и уж точно — не весен,

Потому-то и любят Россию, как мать.

Жизнь кончается в каждую русскую осень

И не знает никто, где начнется опять.

 

Режет мокрая ветка нахлынувший ветер,

Ничего не вернуть. Никого не спасти.

Хорошо тем, что просто пожили на свете

И нашли в себе силы достойно уйти.

 

Легкое касание

 

Против течения, мимо поселка,

В дальних осенних лесах —

Будто сейчас, ковыляет моторка —

Лет этак тридцать назад…

 

Вижу, как след ее в золоте тает,

Дробится возле стропил.

Припоминаю и припоминаю —

Все, чем когда-то я жил…

 

Радуясь солнцу, печалясь в ненастьях,

Что ты все ищешь, душа?

Нет в наших поисках смысла и счастья:

Жизнь, без того, — хороша!

 

Жизнь! Где в осенней глуши мироздания,

В нашей мелькнувшей судьбе

Легким касанием, легким касанием

Я прикасался к тебе…

 

Против течения. Иль по теченью

В бездну веков и красот

Легким касанием, легким свечением

Все, как та лодка, уйдет…

 

Игорь Лукьянов

 

УДАЧА

 

Брал за хвост я удачу,

Но вырывалась удача.

Улетала она —

Золотого сиянья порыв.

Может быть, я об этом

Когда-нибудь

Тихо заплачу,

Стариковские слезы

На старый пиджак

Уронив.

Эти слезы

Я с детства запомнил.

Так плакал

Мой дядя укромно

На вечерний приступок

Веселого дома присев.

Пел Утесов о море,

Любимец тех лет

Всенародный,

И шумело застолье

Во всей повоенной красе.

И в какой там старик

Изболелся тоске и тревоге —

Было мне не понять,

Но я видел в тот вечер

Остро,

Что сиял рядом с ним

Луч закатный

На теплом пороге,

Как удачи,

Умчавшейся вдаль

Золотое перо…

 

* * *

 

                                                     Светлане

 

Окраина — и луг за огородом.

На нем тропинка — прямо до реки.

Под солнечным иль звездным небосводом —

Составов задушевные гудки.

Я в них не раз летел

                                     к огням далеким,

В душе тревогу

                           до предела сжав.

Но вот пришли,

                          пришли иные сроки,

Где всех дорог дороже

                                        воздух трав.

Над ними птиц

                          несущиеся тени.

И ветра ниоткуда — благодать.

Пред ними встать готов я на колени

И ничего о будущем не знать…

 

Иван Щёлоков

 

* * *

 

Сколько прожил, а смысла не понял:

Чем же жизнь для меня хороша?

Будто ехал в плацкартном вагоне

В гулкой спертости галдежа.

 

И мелькали в окошке немытом

Полустанки, мосты, города

И страна, что была знаменитой,

А теперь никакой — навсегда…

 

И любимая с юной улыбкой,

С полусонным движеньем ресниц

У распахнутой настежь калитки

Под березой со стайкой синиц…

 

* * *

 

Дом порушен, а береза

Все еще цела пока.

И над нею, как стрекозы,

Кружат, кружат облака.

 

Ни родного голосочка,

Ни лампадки у икон…

Легким дымчатым платочком

Пустота со всех сторон.

 

От двора до новостроек,

Где в прогорклом сосняке

Дух дневного жара стоек,

Время парится в тоске.

 

И порхают неприметно

Над обрывом у реки

На прозрачных струях ветра

Прошлой жизни мотыльки.

 

Лишь береза за колодцем

Возле бабкиной избы

Вдоволь так и не напьется

Из источника судьбы.

 

Николай Малашич

 

* * *

 

Если при жизни нас разлучили,

То после жизни нас не разлучить.

Если при жизни мы не долюбили,

То после жизни нельзя долюбить.

 

Так и останемся — рядом! — недолюби.

Рядом — в раю! — у небесной реки,

Где все влюбленные — сизые голуби,

Недовлюбленные все — чужаки.

 

Рай — не Россия, не безлюбовье,

Не бесталанье. Там все — благодать.

Недолюбившим настолько там больно,

Мучиться — рядом и рядом — страдать.

 

От безлюбовия нету лечения…

Нет и в раю, если нет и в миру.

Господи, не обрекай на лишения,

Хоть после жизни, когда я умру…

 

Есть безупречно высокого племени, —

Грозы в глазах, и огонь, и печаль, —

Но ведь пришлась мне она не ко времени.

Недолюбовинка.

Искренне жаль!..

 

* * *

 

Предрассветные, лиловатые

На фоне темном облака.

По форме все — замысловатые,

Витиеватые слегка.

 

Чудно их контуры меняются.

В какой-то странной суете.

То сходятся, то разлетаются,

Как бы живые, в высоте.

 

Как перед свадьбою невесты,

Зарделись. Солнце не взошло,

Но облака уже задеты

Его лучом, его теплом…