* * *

 

Была весна, из первых, неприкаянных,

Покуда незнакома, но светла.

Земля зазеленела на проталинах

И в воздухе над ними зацвела.

 

Как будто

                 колокольчик вверх подбросили,

Высоким звоном сердце обожгли —

И из семян, раскиданных по осени,

Леса полупрозрачные взошли…

 

Но ступишь в их зеленую распутицу,

Где мята, зверобой и череда, —

Случится жизнь,

                              и больше не забудется,

Как прежняя забылась навсегда.

 

Мне было пять. Небесною громадою

Стоял весенний день передо мной,

И мне казалось — я лечу и падаю

В прохладный золотисто-рыжий зной.

 

Светлела просыхающая улочка,

Чернел, освобождаясь, палисад…

И ни следа младенческого ужаса,

Бессмысленно зовущего назад.

 

Мне было пять. Над буквами и числами

Еще довлели крепкие замки.

Но ясно было все, чему учиться мне

И чем душе спасаться от тоски.

 

* * *

 

Вечер сметан в огромный стог —

Колется и шуршит.

Шелковый августовский платок

Серебряной ниткой шит.

 

Кажется, только что здесь была,

Острый луч за собой тянула

Тоненькая игла

Вечернего гула…

 

Края пространства соединя

По невидимому лекалу,

Холодною искоркою огня

В траву упала —

 

И чья-то уверенная рука

Явственно, ласково, но бесплотно,

Спугнув мотылька,

Встряхивает полотна…

 

* * *

 

Повсюду только свет, но каждому по вере,

Не этой, где война, а неизбывной — той…

Никто не умирал — но заблудился в ветре,

Растаял по весне, в поля ушел водой.

 

Повсюду лица их, внимательные взоры,

Безвестные слова на смутном языке

Давно забытых снов… О, из какого сора

Мгновенный вихрь судьбы

                                                  встает на сквозняке!

 

И, опадая в прах, души не отпускает

От розовых долин, белоколонных рощ…

Таинственная речь под сердце подступает —

И умолкает ложь,

 

И проступает свет. И в лоне этой речи

Прекрасны лица рощ, и взоры дальних гроз,

И легок смех воды, и оправдаться нечем,

И радостно до слез.

 

* * *

 

Человек человеку — такая печаль

Неизбывная, Господи!

По лукавым речам, пересохшим ручьям,

По мерцанию в голосе

 

Приближаемся к небу, где все на просвет —

Даже горы и крепости.

Человек человеку… Печальнее нет

Сей невидимый крест нести.

 

Занимается сердце: боли, но вмещай

Все, чем жили — да бросили…

Человек человеку такая печаль

Неизбежная, Господи!

 

Невозможная, Господи! Всюду темно —

А иду как с лампадою.

Что мне в этой пресветлой печали дано,

Коль иду, а не падаю?

 

* * *

 

Весна затяжная, шалая,

Заснеженная на треть,

И нечем тебя, душа моя,

Утешить и обогреть.

 

И малой горсти не собрано

Спасительного тепла,

И тысячу лет смородина

В саду твоем не цвела.

 

По краю оконной наледи

Разлит серебристый свет.

Ах, кликнул бы кто-то на люди

За тысячу этих лет —

 

И смерть на миру, говорят, красна,

И жизнь, говорят, мила…

А может бы, и смородина

Проснулась и зацвела.

 

Давай же, весна, гони снега,

Обтаивай окоем —

Смотри, сколько горя выспело

В неведении твоем…

 

* * *

 

Испуганному сердцу невдомек,

Что все уже сбылось, и невозвратно,

И по любой из тысячи дорог

Возможно вновь пройти тысячекратно.

 

Уже нельзя вернуть небытию

Неосторожный плеск воды о камни,

И ветер, проводящий по жнивью

Невидимыми теплыми руками,

 

И легкий свет, затепленный в душе,

Когда в короткий час прозрений

                                                              тайных

Вином тоски в серебряном ковше

Обносит ночь гостей своих

                                                  случайных…

 

* * *

 

Все рассеется, выгорит, сгинет,

Вмерзнет намертво в каменный лед —

А она только голову вскинет,

Улыбнется — и мимо пройдет.

 

На разбитые взрывами плиты,

На кровавую крошку стекла

Молча падают, словно убиты,

Те, кого она не позвала.

 

Кто она? Что за блажь, в самом деле,

Молча бредить о ней по ночам

В белоснежной больничной постели,

Словно в лодке, забывшей причал?

 

Не ее ли стихи и молитвы

До рожденья ты знал, как свои?

Паутины забвения липки,

Но опомнись, очнись, позови —

 

И она обернется. И, взглядом

Оплавляя нетающий лед,

На мгновенье задержится рядом,

Улыбнется — и мимо пройдет.

 

* * *

 

Нет ничего надежнее и нежней

Тепла обогретых солнцем больших камней.

 

Нет ничего вернее скалы, когда

Ты прижимаешься к ней горячей щекой,

Пережидая, пока отгремит беда

И снизойдет покой.

 

Пальцы уходят в породу, как будто в мох.

Сердце молча слушает встречный стук.

Жизни довольно на все — на неровный вдох,

На тайный выдох и на небо вокруг.

 

Здесь понимаешь заново, что любовь —

Это магнит, несущий над высотой

Авантюриновых грифов, гранитных львов,

Мир изумрудный, малиновый, золотой…

 

Камнепад уходит и долго молчит внизу,

Держа твой страх, как бабочку, на весу.

Она трепещет, касаясь крылом лица —

И серебрится синим ее пыльца.

 


Нина Александровна Ягодинцева родилась в городе Магнитогорске. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Кандидат культурологии, доцент Челябинской государственной академии культуры и искусств. Автор многих книг, а также более 500 публикаций в литературной и научной периодике. Лауреат литературных премий им. П. Бажова, К. Нефедьева, Д. Мамина-Сибиряка. Секретарь Союза писателей России. Живет в Челябинске.