Горихвостка

ХЛЕБОЗОРЫ

 

Ночь. Цикады звенят в травяной кузне.

Облепили столбы фонарей совки.

Черной глыбой вдали, горизонт сузив,

Выпирают на юг из земли сопки.

В темных пихтах тревожно кричат желны.

Разорвав в небесах полотно в клочья,

Загорится просвет молодым желтым,

Будто солнце оттуда встает ночью.

Остается мудреным словам верить:

Хлебозоры парят облаков выше,

Будто кто-то на миг распахнул двери —

И алтайскую рожь наяву вижу.

До нее, до родимой — в пыли версты;

Ястреб-птица и тот долетит редко.

И, каким ни казалось сухим, черствым,

Откликается сердце на зов предков.

Словно в Китеже, вечном святом граде,

Продолжается жизнь там своим ходом;

И хотя их покинул еще прадед,

Снится, будто и я с этих мест родом.

 

ХРАМ ПОКРОВА НА НЕРЛИ

 

Ходил на земле человек, стремился, к трудам навыкал —

Ты видишь и дерзкий размах, и значимость этих трудов, —

Но многим ль из них суждено остаться стоять на века,

Как храм Покрова на Нерли над прахом былых городов?

 

Сверни с проторенной тропы, пройдись по колючей стерне,

Меж трав в перламутре росы, меж гулких высотных столбов;

Присядь, прислонившись спиной к обветренной белой стене, —

Укройся за кроткий оскал могучих владимирских львов;

 

Услышь с необъятных небес звенящую чудо-псалтырь,

Когда запоздалой весной поляны затопит река, —

И сонным видением вмиг исчезнут село, монастырь.

И даже вот эти кресты, и даже вот эта строка.

 

Растают мгновенья и дни, сотрутся обрывки имен,

Однажды и наша с тобой душа отлетит от земли.

Скажи, что виднеется там, за кромкой пространств и времен? —

Лишь храм Покрова на Нерли, лишь храм Покрова на Нерли…

 

ВИШНИ

 

Предоставил октябрь денек лишний:

Это надо же так — без дождя утро!

Я сажаю на заднем дворе вишни —

В сорок лет начинается жизнь будто.

Надо мной, завывая, гудит ветер;

Слабый кустик дрожит в наготе Ноя.

И никто не ответит на всем свете,

Отчего так тревожно в груди ноет.

Средь житейских невзгод и земных тягот

Ты тянись, принимайся, росток малый —

Я хочу, чтоб однажды твоих ягод

Непременно набрали отец с мамой;

Чтобы жить им на этой земле долго

Даровал милосердно Господь Вышний.

В сорок лет начинается жизнь только —

Я сажаю на заднем дворе вишни.

 

* * *

Пусть за резным окном также цветет сирень,

Машет вишневый сад белым своим крылом.

Господи, сотвори в Твой Невечерний День

Нашей большой родне сесть за одним столом.

Внуки моих детей, предки моих дедов —

Пусть за трапезой той всякий найдет приют.

Буду идти, идти меж дорогих рядов,

Буду смотреть, смотреть, слушать, о чем поют.

Пусть надо мной рука время совьет в кольцо,

Канет в небытие смерти слепой оскал.

Станет так просто вдруг каждого знать в лицо,

С каждым найти слова, с каждым поднять бокал.

Всех вековых обид память сгорит дотла.

Нечего мне просить, только скажу — изволь,

Боже, остаться здесь, сесть во главе стола

И разделить-поесть с нами Твои хлеб-соль.

 

* * *

Неправда, что павшим достаточно памяти близких!

Доехать, дойти и коснуться рукою оградки —

В часы пред рассветом покрыты росой обелиски —

Солдатские судьбы страны в алфавитном порядке.

Где мокла пехота и двигалась техника юзом,

Теперь, погляди, забаюканы страшной годиной,

Спят тихо герои всех малых местечек Союза,

Прижавшись друг к другу, как братья в утробе единой.

Ты станешь бояться, что все перепишут иуды,

И как-то иначе об этом расскажется в школах…

Но тысячи тысяч бойцов, погребенных повсюду!

Но дед мой, погибший в бою за деревню Вашково!

А дома все так же, лишь черный платок наготове,

И век до могилы здесь мнится особенно длинным —

Еще не однажды Сибирь обернется по-вдовьи

На сдавленный клич новгородских полей журавлиных.

 

ЛЮД ПОСКОННЫЙ

 

Не нужно все же люд посконный злить —

Когда личины желчны и сухи,

Не разобрать, кто ближний, а кто дальний;

А доведется Родину делить —

Не троньте нас, мы люди от сохи,

От очага, мехов и наковальни.

 

Слывем помехой, надо понимать,

Но правда есть, и мы стоим на ней

До искр из глаз, до юшки из-под носу.

И нас еще несет землица-мать,

И верится — в круговороте дней

Не будет нам на сто веков износу!

 

ПЕРВЫЙ СНЕГ

 

Дождевая вода не успела пролиться,

Затворенное небо бесстрастно и глухо;

Между бледных созвездий легла кобылица,

Над землею навесив мухортое брюхо.

 

И струится с высот серебристая грива,

На сентябрьском ветру завивается в косы;

Удрученно глядит запоздалая нива,

Как морскою волной отливают покосы.

На асфальт перекрестий садовых дорожек,

Где налипшие листья прозрачны и квелы,

То рассыплется горсть пенопластовых крошек,

То роятся, роятся белесые пчелы.

И, хотя все серьезно, как быль или небыль —

Снег по-зимнему падает прямо за ворот, —

Кобылица проснется, откроется небо

И лучами замоет побеленный город.

 

ПОСИДИМ У КОСТРА

 

Спрячут небо в вершинах колючих усталые сосны,

Заслонив на века без того сокровенную суть.

Посидим у костра… Если хочешь, я буду серьезна;

К слову, вот тебе фляжка, давай-ка еще по чуть-чуть.

Нет, давай до краев и не чокаясь — знаю, не нужно,

Пусть в груди оборвется на этом последнем рывке;

Потемнеет в глазах, и походная медная кружка,

Застонав, как от боли, сломается в нервной руке.

А когда рассветет и костер догоревший потушат,

Может статься, последние эти туман и роса,

Мы домой побредем, словно голос сорвавшие души,

Пряча руки в карманах и в землю потупив глаза.

 

ГОРИХВОСТКА

 

Очнулась сумрачная рань,

Слезой скатилась капля воска.

Воспрянь, душе моя, воспрянь —

Уже проснулась горихвостка!

На верхней ветке примостясь

Под сенью горнего чертога,

Ликует, в листьях не таясь, —

Так ждут Творца, так славят Бога.

Не страшен хвалящему суд,

Гряди юдолию земною!

Лишь в час, в который понесут,

Спой, горихвостка, надо мною!

 

ПОТЕРПИ ОБО МНЕ

 

В благодатном саду расцвели благодатные вишни;

Горевой пустоцвет, что Тебе я на это скажу? —

Потерпи обо мне, не секи меня, Боже Всевышний,

Может статься, и я этим летом на что-то сгожусь.

Ты воззри на меня: я раба-чужестранца покорней —

Потрепало изрядно челнок мой житейской волной.

Только Сам окопай эти жалкие, голые корни,

Только Сам Ты удобри участок земли подо мной.

И, когда в другой раз Ты меня у дороги приветишь —

От обилия ягод склонюсь у всещедрой руки

И Тебе одному протяну я тяжелые ветви.

Потерпи обо мне и покуда меня не секи.

 

ЯСТРЕБ

 

А когда на отчий край псы не лезли-то,

Не скрывало воронье солнца ясного?!

Что ты ведал, милый друг, в жизни, если ты

Не держал еще в руках птицу-ястреба;

 

Не видал его полета былинного,

Оперения рябого, кольчужного?!

Он стрелой играет, словно былинкою,

Он чурается спокойствия чуждого!

 

Ястреб спит и видит зорькой рассветною

Золоченую хоругвь, поле чистое,

И хранит тепло плеча Пересветова

Сквозь столетья его лапа когтистая!

 

Эх, былые времена, невозвратные,

Промелькнули, словно сон, в Лету канули!

Покидали грешный мир люди ратные,

Но парили ястреба над курганами.

 

И сегодня, погляди, шутки в сторону, —

Надвигается, гремит мгла зловещая.

Пусть над Родиной моей зорким сторожем

Зависает ястребок, птица вещая!

 

---

Ольга Сергеевна Хапилова родилась в поселке Темиртау Кемеровской области. Окончила Новокузнецкое медицинское училище. Фельдшер-лаборант участковой больницы. Публиковалась в литературных журналах: «Огни Кузбасса», «Русское эхо», «Камчатка», «Дон», «Парус». Автор поэтических книг «Молодое вино» и «Заповедное русское слово». Член Союза писателей России. Живет в поселке Темиртау.