* * *

Соберусь порою дорассветною

до звучанья птичьих голосов,

отворю неслышно дверь заветную

и уйду в молчание лесов.

И природа — лекарка и спутница,

в лад душе печалясь и маня,

мудрая праматерь и заступница —

стать собой благословит меня.

Стать собой! Перед судьбой единственной,

не лукавя, не кривя душой,

словно в детстве — радостно и пристально

вглядываться снова в мир большой.

И прохладу ощутить купельную

в сумраке, пропахшем сон-травой,

и услышать песню колыбельную

в шуме крон, где ветер верховой.

В этой благодати откровения

прикоснусь к первоистоку дней…

Что есть жизнь?

Короткие мгновения

возвращенья к сущности своей.

 

* * *

В сумрак кроны тополиной

ветром утренним лечу.

С купиной неопалимой

сердцем встретиться хочу.

Вещей веткой обернуться

я надежду берегу,

в новом облике проснуться

на остуженном лугу.

В час рассвета, звуков полный,

в чистых радугах росы,

где кугу колышут волны

у прибрежной полосы,

где прохладный мрак налимов

бавит чистая струя…

С купиной неопалимой

неразлучен буду я.

Там мои пролягут корни

меж корней берез да ив.

И меня коснется горний

пламень,

душу опалив.

Станет ей светло, и ново

от огня, и горячо.

И тогда родится слово,

не реченое еще.

 

* * *

За вереницею событий

следя, смотри, не упусти

главнейшего из всех наитий —

сказать: — О Господи, прости!

Не потому, что страстно веришь,

а оттого, что и в тиши

людское благородство меришь

всепокаянием души.

Как дождь на лозняковых прутьях

скользит, с землей сшибаясь лбом,

на всех житейских перепутьях

и в положении любом,

не заблуждаясь, что безгрешен,

касайся лбом земли родной…

Безгрешен только цвет черешен,

что распускается весной.

Твоя душа избегнет тленья,

коль через все житье-бытье

несешь надежду на спасенье

и покаяние свое.

 

ТЕПЛУШКА

 

Словцо-то какое — «теплушка»!

Я сросся с ним плотью живой…

Пайкового хлеба горбушка,

скрип нар над моей головой.

В ведерке тая осторожно

свечи боязливый росток,

качаясь и денно, и нощно,

спешила она на восток.

Вагонов непрочные звенья

связуя с моею судьбой,

на дымных путях отступленья

меня прикрывала собой

от холода, зноя и пули,

делила и страх, и беду

в горящем, как порох, июле,

в оглохшем от взрывов году.

По целому свету рассеяв

солдат своих и детвору,

стоит в тупиках… Вот в музеях

поставить бы, как на смотру.

Чтоб рядом и с танком, и с пушкой

под сенью победных знамен

походная встала теплушка

как память бессмертных времен.

 

РАННЯЯ ОСЕНЬ

 

Ранней осени кроткая треба.

Вид задумчивый рощ и дубрав…

День прозрачными крыльями неба

осенил увядание трав.

Пискнет жалобно редкая птица,

и сомкнется над ней тишина.

Лишь по-летнему солнце дробится

на стекле, что уносит волна.

Кратко светлое время такое

с ливнем ив вдоль речных берегов,

где простор голубого покоя

полн духмяным настоем лугов.

Лета бабьего щедрая милость,

чтобы думать потом да гадать:

то ль привидилась, то ли приснилась

этих редкостных дней благодать.

 

* * *

Осенний листопад справляет новоселье

в просторе октября метелью завитой.

Пока погожий день — последнее веселье,

цветастый карнавал пред зимней немотой.

И молчаливый день он нарядил, как елку,

в пылающий багрец, в сиянье янтаря.

Вот так и нам дано прошелестеть и смолкнуть —

и сгинуть без следа в остуде января.

 

ТОПОЛЬ

 

В шумном городе, не во поле,

где простора вольный дух,

отрубили ветки тополю,

чтоб не сеял белый пух.

Потрудились, отчекрыжили

аж до самого ствола,

как из тела душу выжили

и сожгли ее дотла.

Но над ветками спаленными,

не признав лихой удел,

вновь победными знаменами

листья к небу он воздел.

Грозовой нависнув тучею,

он кому-то застил свет…

И решили плоть могучую

до земли свести на нет.

Помня ствол исчетвертованный,

не признав лихой удел,

пень пророс ветвями новыми

и листвой зашелестел.

Словно в поединке выстрелил,

брызнув яростным огнем.

Но его канатом стиснули

и свалили хмурым днем.

Стерли пот, из сил повыбились…

И тогда из-под земли

вдруг литые корни вздыбились

и ветвями проросли.

 

ИЮЛЬ

 

Июль, ты дорогу мне вновь нагадай

в луга, где приветливы лозы,

в поля, где озвучена синяя даль

веселой свирелью березы.

Я снова на радость свою и беду

в ту землю, где межи и пожни,

проселком, к обочине ближе уйду,

где пыльный растет подорожник.

Там можно, устав, на траве посидеть,

на время их племя сминая.

Там будут мне птицы пролетные петь,

о родине напоминая.

И сельские хаты подскажут в пути,

что нужно сберечь и прославить,

чтоб путь свой по жизни не просто пройти,

а добрую память оставить.

 


Михаил Матвеевич Каменецкий родился в 1935 году в городе Смела Киевской области Украинской ССР. Окончил Харьковский авиационный институт. С 1959 года работал на Воронежском механическом заводе. Автор книг стихотворений «Вечные приметы», «Травяная струна», «След мимолетный» и других. Лауреат Международного конкурса лирико-патриотической поэзии им. И. Григорьева (2020–2022). Член Союза российских писателей. Живет в Воронеже.