Где поворачивать на Ржев

* * *

В Казахстане, говорят, охота —

Главная из всех мужских забав.

Там зверей стреляют с вертолета,

Поднимая ветром море трав.

На границах ходят караулы,

Но они не видят по ночам,

Как в траве попрятались манулы,

А маралы ходят по горам.

Разве вам в Москве когда приснится

Среди ваших суетных хлопот,

Как гуляет по степи лисица,

А у речки выхухоль живет?

 

ЧУДСКОЕ ОЗЕРО

 

Снова в озере высоко

Поднялась весной вода,

И сокрылася глубоко

Каменистая гряда.

Солнце ходит над волнами,

Льет лучи на сталь бортов

И жемчужными струями

Осыпает рыбаков.

Сеть натянута струною,

Так прозрачна и легка,

И влекут ее с собою

Два веселых мужика.

Но внезапно окатило

Лодку радужной волной.

И поднялись хлопья ила

За сверкающей кормой.

Разошлись кругами волны

В непрозрачной глубине:

Словно зверь большой озерный

Заворочался на дне.

Долго озеро ворчало,

Билось пеной у камней

И, смирившись, побросало

В сеть сверкающих лещей.

 

РЖЕВ

 

Землей засыпаны траншеи,

Напитан кровью прах камней.

Кусты сожженные чернеют

В пустых провалах блиндажей.

Здесь два зарыты поколенья

Под грубый мертвенный гранит,

Здесь тяжкий молот истребленья

В холодном воздухе висит.

И головы не подымая,

Шепча молитву нараспев,

Покажет женщина седая,

Где поворачивать на Ржев.

 

РОССИЯ

 

В краю печальном бездорожном

Умолкли крики журавлей.

Там зверь ступает осторожно

На иней замерших полей.

 

Там словно в горестном раздумье

К воде склоняются кусты,

И пар от речки в новолунье

Согреет ветхие листы.

 

Там звезды меркнут в тучах серых,

Там на исходе сентября

Дрожит на бревнах обомшелых

Неясный свет от фонаря,

 

Там птичьи звучные напевы

В лесной умолкнут глубине,

И говорят, что ходит Дева

По умирающей стране.

 

Там ночь покроет снежным прахом

Во мхе нарубленную гать —

Лишь там дано любить монаху

И четки красные вязать.

 

* * *

Я памятник себе воздвигну виртуальный —

Не свить на нем гнезда залетным голубям,

И в яростный рассвет, и на закат печальный

Не заблестеть над ним сверкающим лучам.

 

Не надо хрусталя, гранита и титана,

Не нужно нанимать творцов и работяг.

Ему не повредят удары урагана,

И время для него — не сторож и не враг.

 

Лишь оживет экран с немым прикосновеньем,

И вступит в дивный мир читатель дорогой,

Прочтет мои стихи с усмешкой, удивленьем,

Чтоб после ощутить неведомый покой.

 

Заброшенный погост. Пропала тропка где-то,

Уже давно пробил мой похоронный час.

Но улыбаюсь вам я с вашего планшета

И песнею любви благословляю вас.

 

ЕВГЕНИЮ ЧЕКАНОВУ

 

Коль вам на пути попадется поэт

Иль встретитесь вы на собранье,

Не верьте, что выпал счастливый билет,

А трезво храните вниманье.

 

С улыбкою ясной поэт подойдет,

Ударит рукою по лире,

Вам стих пропоет, головою кивнет,

А после ославит в сатире.

 

И встанешь с позором навек у столба,

И взор твой с тоской устремится,

Куда губернатор не носит «бабла»

И где колобок не катится.

 

Он пламенной музой сатиры согрет,

Не всяк видит в нем человека.

Упрям и жесток одинокий поэт —

Поэт двадцать первого века.

 

СТАРУХА

 

Я бросил ранец и зашел к соседке,

Забыл уроки, не гляжу во двор.

Сел у окна на низкой табуретке,

Вдыхаю грудью кислый «Беломор».

 

Надсадный кашель больно ранит ухо,

Тяжелый плед сомкнулся на тебе,

Седая ленинградская старуха,

Великая в терпенье и борьбе.

 

Зашелся паром чайник над плитою,

На стенке мерно ходики стучат,

И ты сухою крепкою рукою

Мне подаешь остаток кулича.

 

В твоем жилище не горит лампада

И редко имя Божие звучит.

Через тебя суровая блокада

Со мною хриплым басом говорит.

 

В который раз ты мне пересказала,

Как, не осилив стужи ледяной,

Малютку-дочку в санках потеряла,

Спускаясь по Литейному домой.

 

Медальку «обороны Ленинграда»

Ты навсегда упрятала в комод,

И в адрес всех партийных бюрократов

Ругаешься, скривив забавно рот.

 

Ведет мой город тихую беседу,

Уж майский день за окнами потух.

И вспоминают общую победу

Здесь тысячи любимых мной старух.

 

ПОСЛЕДНИЙ ВЕТЕРАН

         Я столько раз видала рукопашный…

Ю. Друнина

 

Я никогда не видел рукопашной:

Ни наяву, ни в беспокойном сне.

Но за меня, живого, смертью страшной

Мои деды погибли на войне.

 

И в тридцать лет уже совсем седые

От непосильной горести своей,

В ту пору наши бабушки родные

В тылу растили наших матерей.

 

Я помню: было тридцать лет Победы,

Людское море топит Ленинград,

Как будто волны ходят по проспектам,

Колышутся, волнуются, шумят.

 

В последний раз Берггольц стихи читает —

Она навечно смолкнет в ноябре.

Поет гармонь, и дядя разливает

С дружком чекушку на родном дворе.

 

Прошла эпоха. С ней и мы ослабли,

И обмелел безбрежный океан.

И только две в нем сохранились капли:

Твои глаза, последний ветеран.

 

И я смотрю с печальным восхищеньем

На их огонь, лишенный суеты,

И вижу в них веков соединенье,

Тысячелетней мудрости черты.

 

У старой койки в жаркий полдень мая

Ты на своем посту теперь один.

Но всю планету зорко охраняешь,

Орлиным взором глядя из морщин.

 

УСТЬ-КАМЕНОГОРСК

 

Где Иртыш свои волны погонит,

Вырываясь из каменных гор,

Я припомню и скит на Афоне,

И далекий Кронштадтский собор.

Здесь углем расписались заводы

На снегу, как на чистом листе,

И пронзает небесные своды

Вознесенный Андрей на кресте.

Словно серая пленка на лицах

И печать от страданий и бед.

А из ясного сердца струится

Согревающий ласковый свет.

 

---

Епископ Каскеленский Геннадий (Гоголев Михаил Борисович) родился в 1967 году в городе Ленинграде. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию и семинарию. Кандидат богословия. В 2010 году посвящен в сан епископа. В настоящее время викарий Астанайской епархии в Республике Казахстан, член Издательского Совета РПЦ и др. Публиковался в журналах «Простор», «Парус», «Родная Ладога», «Фома». Автор двух стихотворных сборников. Член Союза писателей Москвы. В настоящее время проживает в Алма-Ате.