Есть город в России

 

ВОРОНЕЖУ — 430 ЛЕТ

 

На земле города есть красивей,

Но тебе, словно другу, я рад,

Верный сын синеглазой России,

Неповерженный город-солдат.

Ни врагам ты не сдался, ни бедам,

И об этом со мной говорят

Твои улицы, площадь Победы,

Первомайский задумчивый сад.

 

И сквозь года, как прежде,

Плывут, плывут вдали

Под парусом Надежды

Петровы корабли,

А в сердце русском вместе

Остались на века

Воронежская песня,

Кольцовская строка.

 

Никому не отнять твоей славы,

Твое имя всегда на устах,

Древний город великой Державы

На высоких державных холмах.

А с холмов этих веет веками,

Колокольный доносится звон.

Осененный златыми крестами,

Ты стоишь под ветрами времен.

 

И где б я только не был,

Со мной любовь одна —

Воронежское небо,

Степная сторона.

Здесь все места святые,

Мы будем их хранить,

Как мы храним Россию,

Которой жить да жить!

 

                    Станислав Никулин

 

Серебряный кувшин

 

В червленом щите золотая гора,

на которой серебряный кувшин,

изливающий такую же воду.

Герб Воронежа,

утвержденный Петром I

Что стороннему может сказать человеку

этот самый родник, изливающий реку?

Я дотошным пытаньем моим убежден

в том, что это не Олымь, не Россошь, не Дон.

Но «представлено символом, сколь величаво

в крае сем расплеснулись Довольство и Слава,

сколь обильно по Божьему помыслу дан

ток Равенства и Блага для местных граждан…»

Так толкует старинная библиотека

эмблематику из позапрошлого века

в оборотах, которые, я бы сказал,

и новейший могли б выражать идеал.

Только с самого, я бы заметил, порога

мы давай отведем упованья на Бога,

примем то лишь за дело, что в наши года

мы вполне богоравные граждане, да.

Край родной с суховеями, градом и стужей

обживался крестьянскою силушкой дюжей,

славу наших заводов, индустрии дань,

подвигала народа рабочего длань.

И кувшин этот самый, истекший рекою,

смастерен он такой же бывалой рукою,

чьим дареньем вошли в государственный герб

инструменты рабочие — молот и серп…

Сколь отрадно великой державе глядится

в зеркала родников, бочаги и криницы!

Ток сверкающей влаги, что всеми любим,

изливает мой край из подземных глубин.

На лугу, если жажда меня сокрушила,

я прильну к роднику, словно к жерлу кувшина.

И захлеб моего ликованья таков,

будто пью из глубин не пластов, а веков.

                              Владимир Гордейчев

 

Воронеж

 

Все города,

                 как известно,

                                        начало берут от вокзала,

от главных проспектов,

                                           где вечно

                                                           сутолока и суета,

но, говоря по правде,

                                      меня в тебе поражала

порою совсем неприметная,

                                                    скромная красота.

Не надо экскурсоводов,

                                           я сам разберусь в истории

города,

         славу которого

                                    века — и те не сотрут,

я сам себе назначаю

                                     по всей твоей территории

трамвайный, за три копейки,

                                                       неповторимый маршрут.

Лицо твое было открыто

                                               ветрам, горячим и хлестким,

глаза твои прямо глядели

                                                 навстречу тысяче бед.

И мемориальные доски

                                            на каждом твоем перекрестке

висят, как награда

                                   за тысячи подвигов и побед.

Какой бы со мною случай

                                                в жизни ни приключился,

тебя никогда не забуду,

                                           и это не просто слова:

на улице Комиссаржевской

                                                     я в средней школе учился,

На Первомайской улице

                                               я девушку поцеловал.

Минуя музеи и выставки,

                                               зданий старинных арки,

готов я часами вглядываться

                                                        в лица твоего красоту

с памятником на площади,

                                                  с фонтаном в Петровском парке,

с озябшими постовыми

                                           на Чернавском мосту.

 

                                                 Олег Шевченко

 

* * *

 

Над Воронежем моим летят утки,

Летят утки над землей и два гуся,

И румяная, как летнее утро,

Там частушки распевает Маруся.

Каруселью раскрылась пластинка,

Современное ее чародейство…

Поздней памяти дрожит паутинка,

В ней пестрит, словно бабочка, детство.

Паутинку эту бережно тронешь,

И откликнется далекое эхо…

За Воронеж, за Воронеж, за Воронеж

Мил уехал, мил уехал, уехал…

И живем с тобою розно мы, словно

Перепутать перепутье могли мы

От дряхлеющей Петровской часовни

До безвременной отцовской могилы.

Но когда-нибудь на Севере дальнем

Или в будничной московской квартире

Стану бредить я целебным свиданьем

С этим городом, единственным в мире.

По какой-то небывалой побудке

Вновь для долгого полета проснусь я.

Захватите с собой меня, утки,

Покажите мне дорогу, два гуся!..

 

                            Ирина Озерова

 

* * *

 

Воронеж!.. Родина. Любовь.

Все это здесь соединилось.

В мой краткий век,

Что так суров,

Я принимаю, словно милость,

Твоей листвы звенящий кров.

 

Согрей меня скупою лаской,

Загладь печальные следы.

И приведи на мост Чернавский,

К раскатам солнечной воды.

 

И как навязчивая морочь,

Как синих чаек дальний плач,

Растает вдруг пустая горечь

Московских бед и неудач.

 

И что ты там, судьба, городишь?!

Тебе вовек не сдамся я,

Пока на свете

Есть Воронеж —

Любовь и родина моя.

 

                    Анатолий Жигулин