Дорога светится

Эти истории в некотором роде автобиографические. Каждая новелла — отражение событий, происходивших лично со мной или при моем активном участии, причем в дороге — поездках, путешествиях. Это особая часть нашей жизни. Не случайно еще А. Дюма-отец как-то отмечал: «Лишь путешествуя, живешь полной жизнью! Живешь настоящим, вспоминая и прокручивая в голове прошлое; радуешься всему, что тебя окружает, смотришь на мироздание, как на нечто такое, что принадлежит тебе! О, как жаль, что все это когда-нибудь заканчивается».

Учитесь слушать дорогу.

* * *

Легковые такси до начала 90-х годов в европейской части страны успешно конкурировали на внутриобластных и междугородних маршрутах с автобусным транспортом. Причин было немало — экономия во времени, доступные цены, комфорт­ность. Не случайно, что именно в эти годы в межличностном общении конфликтных пассажиров бытовало выражение — если тесно в автобусе, то поезжай в такси. Но самое существенное преимущество легкового транспорта перед пассажир­ским автобусом состояло в том, что пользователь такси всегда оставался свободным во времени и жестко не был привязан к расписанию.

Прямым транзитом или на перекладных без какого-либо напряга можно было в 60–80-е годы добраться до любого самого удаленного от городского центра поселения. Таксисты тех лет отличались услужливостью и невероятной сговорчивостью на самые капризные предложения клиентов. Они руководствовались единственно выгодным для себя коммерческим принципом: пока колеса крутятся — деньги плывут в карман. Легковушки с пиктограммами в виде черно-белых квадратов ежеминутно встречались на мало-мальски значимых автомагистралях. Путешествующие пользовались такси охотно и часто.

В один из сентябрьских погожих дней начала 70-х я оказался по делу в городе Ефремове Тульской области. Опережающе выполнив производственное задание и сэкономив около двух дней, оплачиваемых государством по командировке суточных, решил, что было бы грех не нагрянуть в гости к матери, проживавшей в те годы в другой, северной, части области. Главное — правдами и неправдами попасть в Тулу, а там рукой подать до милой моему сердцу малой родины, «где дым Отечества нам сладок и приятен».

Терять время на ожидание рейсового автобуса не входило в мои планы. Оставалась надежда на случай — такси до Тулы. Мне повезло. На уложенной серым булыжником площади напротив сараеобразного, неряшливого строения с надписью «Автостанция» стояло черного цвета такси «ЗИМ». Комфортное, надежное, скоростное, вместительное. Кроме водительского, в салоне автомобиля находилось еще шесть посадочных мест — два кресла дополнительно откидывались за спинками сидений первого ряда.

В салоне ЗИМа до полного комплекта не хватало одного пассажира. Меня, как говорится, ждали. Сняв предварительно длиннополый темно-синего цвета шерстяной плащ — писк моды тех лет, поудобнее устроился на вакантное место у правой задней двери. Мотор ритмично заработал, и в следующую секунду машина готова была накручивать километры. Но именно в этот момент к такси не подошла, а подлетела запыхавшаяся лет девятнадцати-двадцати, невысокого роста, фигуристая девчушка и скороговоркой принялась просить водителя взять ее в Тулу. Все его доводы о том, что в салоне нет свободных мест, а «зайцем» он ее ни при каких обстоятельствах взять не может, так как на трассе ожидается контроль, для нее не были убедительными. Готовая броситься под колеса, девушка яростно приводила массу своих до боли щемящих доводов. Их суть сводилась к одному: если через полтора-два часа она не окажется в Туле, то в ее судьбе свершится событие пострашнее конца света. Препирательства затягивались. И тогда полнеющая молодая, цыганского типа особа предложила водителю консенсус: «Берите, если будет контроль, то мы ее спрячем». Сомнения водителя она нейтрализовала своей уверенностью, что все пройдет гладко. «Ладно, садись, канарейка», — выдавил с некоторой безнадегой в голосе водитель ЗИМа.

Пока выезжали из города к автомагистрали, я рассматривал своих попутчиков, совершенно не подозревая, что совсем скоро все мы станем участниками забавного дорожного спектакля. Переднее сиденье рядом с водителем занимала скорее низенькая, с седеющими волосами пенсионерка, спешившая в район к старшему внуку на свадьбу. Рядом с ней притулился мальчуган лет семи. На откидных креслах пристроились две женщины, промышлявшие продажей овощей на местных рынках. На заднем сиденье — четверо: я, цыганоподобная брюнетка, инженер-технолог Ефремовского завода синтетического каучука с русой косой и между ними на птичьих правах расположился наш «заяц».

Как всегда, я наблюдал за сменой дорожных декораций. Через некоторое время мое внимание привлекли зажигающиеся невпопад фары встречных автомобилей. А совсем скоро дорога уже светилась гирляндами огней — признак приближающегося населенного пункта. Встречное такси мигнуло огнями фар. Машины резко затормозили, остановившись друг напротив друга. Водители обменялись информацией. Наш «капитан» тут же сообщил своим клиентам, что за селом Кадное министерский контроль и пора трансформировать девушку-«канарейку» в девушку-невидимку. «Ложись на пол, — скомандовала инженер-технолог. — И замри, чтобы ни звука и ни шороха». Та, исполняя команду опытной матроны, вытянулась стрункой вдоль основания заднего сиденья, а мы положили на свои колени верхнюю демисезонную одежду, совсем скрывая девушку.

Все немного поднапряглись. Проехали Кадное, а затем и райцентр Теплое, но признаков грозных контролеров не было. Когда же до симферопольского шоссе оставались считанные сотни метров, водитель произнес: «Здесь». На обочине по ходу нашего движения стояла новехонькая «Волга» белого цвета. Из кустов расстроенной порубками и выпасом скота лесной полосы вышли мужчина и женщина в форме транспортных инспекторов и жезлом указали остановиться. Не оставляя своего служебного места, водитель подал им проездные документы. «Зайцев» везешь?» — спросил инспектор. Незамедлительно последовал ответ: «Смотрите». Инспекторы раскрыли настежь двери ЗИМа, подняли капот багажника. Дважды обошли вокруг машины, заглядывая в салон. Напряжение нарастало, готовое завершиться конфузом. Но ситуацию спасла пассажирка, ехавшая на свадьбу исполнить роль тамады. Она неожиданно для всех вступила в разговор водителя с ревизорами, отвлекая внимание на себя. Женщина бойко сыпала поговорками, короткими анекдотами, прибаутками, частушками. В импровизированном спектакле на дороге она собрала веками отточенный тульский бытовой фольклор, местами граничащий с нелитературной лексикой. Инспектора и пассажиры покатывались со смеху. А та, не переводя духа, выдавала все новые и новые репризы. И когда поняла, что строгие контролеры созрели, на секунду замолкла и, обращаясь только к ревизорам, выдала финал: «Поедем со мной на свадьбу, вот удивлю гостей, так удивлю».

Контролеры собственными руками закрыли двери ЗИМа и взяли под козырек. До Тулы все ехали почему-то молча. А на автовокзале таксист поблагодарил нас за слаженную «работу». Деньги за проезд у «зайца» взять наотрез отказался. Мы распрощались, и зеленый огонек последнего такси скрылся за ближайшим поворотом.

КАРЕГЛАЗЫЙ

Шла вторая половина июня 1959 года. Я торопился на производственную практику во владимирское Ополье. Пассажирский поезд Москва—Горький ни шатко ни валко тащился на восток, останавливаясь на каждом захолустном полустанке, где не было ни пассажиров, ни жилья. Одна сплошная стена леса из темнохвойных елей, изредка перемежающихся липами, кленами и белоствольными березами, подступала близко к железнодорожному полотну.

В купе общего вагона кроме меня, студента третьего курса ВГУ, еще трое — две зрелого возраста женщины и средних лет интеллигентного вида мужчина. Ехали молча. Общего разговора, как это бывает в дороге, на первых порах не получалось. И только при очередной остановке поезда женщины попеременно с грустью повторяли одну и ту же фразу: «Что же это за поезд, кланяется каждому телеграфному столбу?» Но их частые воздыхания не вовлекали соседей по купе в дорожный разговор.

Проехали знакомые мне из школьного курса социально-экономической географии СССР промышленные подмосковные города: Реутово, Электросталь, Орехово-Зуево. Наконец-то завязалась беседа. Попутчики с эмоциональным запалом и нескрываемой гордостью рассказывали, что долгие годы живут в белокаменной, куда приехали задолго до Великой Отечественной войны поступать в институт, да так и остались в столице. Теперь пенсионеры и спешат на свадьбу в Горький к одной из многочисленных в их роду внучек, но вот выбранный ими поезд оказался неисправимым тихоходом. Я в свою очередь удивил спутниц тем, что еду впервые во Владимирскую область — изучать опольские ландшафты, во многом внешне схожие с нашими лесостепными. Но прежде нужно заехать в Собинку, где меня ждет однокурсник и напарник по практике. «Так Вам скоро выходить, на станции Петушки, — оживились женщины. — От Петушков до города ткачей подъедете на местном автобусе. Иначе туда не попадешь — Собинка находится в стороне от железных дорог. Помните, что Петушки в этих краях слывут как станция воров-карманников. Не случайно у местных жителей бытует поговорка: «Петушки — держи кармашки».

Четвертый пассажир, которого я за глаза цвета спелого чернослива для себя обозвал кареглазым, так и не проронил за всю дорогу ни слова. Напротив, он всем своим видом старался дистанцироваться от соседей по купе, будто его персоны здесь просто не существует. У меня тогда сложилось впечатление, что кареглазый брюнет испытал какую-то непоправимую личную трагедию.

Наступило время расставаться со случайными попутчиками, а кареглазый молчун так и оставался инкогнито…

Гостил я у товарища в Собинке недолго. Уже третьего дня мы были с ним в старинном древнерусском Владимире, основанном Владимиром Мономахом в 1108 году на высоком левом берегу Клязьмы. Меня тогда поразили великолепием три памятника владимиро-суздальского зодчества, сохранившиеся с тех далеких времен — «Золотые ворота», Успенский и Дмитриевский соборы. А у «Золотых ворот», с клязьминской стороны, поднимающиеся остатки высоченного крепостного вала. Во Владимире нам нужно было побывать в областном отделе землеустройства. Там, если повезет, прежде чем направляться в район Ополья, раздобыть некоторый фондовый материал.

Землеустроительное ведомство размещалось в небольшом старинном особняке. Мы поднялись, как это рекомендовал указатель, выставленный в фойе, на второй этаж. На табличке, прикрепленной к двери, надпись: «Начальник областного отдела землеустройства Жихарев Александр Трофимович». Открыв массивную дверь, я в буквальном смысле остолбенел. За громоздким двухтумбовым столом с крышкой, обитой коричневым дерматином, сидел в изящном цвета кофе с молоком костюме и до блеска начищенных туфлях, как третьего дня назад в купе вагона пассажирского поезда, кареглазый брюнет. «Вот так встреча, нарочно не придумаешь!» — выпалил он, приглашая нас присесть. И хотя мы его ни о чем не спрашивали, Александр Трофимович, как бы оправдываясь за свое дорожное молчание, сам начал говорить: «Сегодня первый день вышел на работу после отпуска. Поехал в родные края на Смоленщину, чтобы отдохнуть, а пришлось меньшего брата провожать в последний путь. У него осталось трое ребятишек — мал мала меньше. Теперь вот думаю, как им помочь, чтобы довести до ума». Замолчал. «Из дорожной беседы я знаю, в чем Вы нуждаетесь», — продолжил он, вставая из-за стола. Открыл один из книжных шкафов, что стояли у стены, и начал доставать карты землеустройства Суздальского, Юрьев-Польского и Владимирского административных районов, отчеты почвенных обследований разных лет, справки экс­пликации земель, лесоустроительные материалы. «Берите, что Вам пригодится. У меня этого добра по нескольку экземпляров». Александр Трофимович открыл второй шкаф: «Здесь хранятся уникальные раритетные издания конца XIX — начала ХХ веков о природе владимирского Ополья, унаследованные мною от предшественников. Таких книг вы не найдете и в университетской библиотеке. Могу дать на время познакомиться, с одним условием — вернуть. Советую не спешить к месту практики, а побывать в окрестностях Владимира, приобщиться к древнерусским святыням. Может, больше никогда и не придется здесь побывать», — прозорливо рекомендовал наш новый знакомый.

Мы реализовали его совет: съездили в пригород Владимира — поселок Боголюбово, бывшую резиденцию (основана в 1158 году) князя Андрея Боголюбского, где и теперь сохраняются фрагменты дворцовой башни и церкви Рождества Богородицы (1158–1165), прикоснулись взором к белокаменному изяществу христианской архитектуры церкви Покрова на Нерли (1165 год).

По итогам двух производственных практик на отлично оценили мою дипломную работу, в которую вошли материалы, любезно предоставленные Александром Трофимовичем Жихаревым.

…О встрече с А.Т. Жихаревым рассказываю студентам в тех случаях, когда хочу убедить их в том, что с незнакомыми людьми необходимо всегда вести себя предусмотрительно и аккуратно. По поговорке: «Не плюй в колодец — пригодится воды напиться».

МОЛЧУН

Кому хотя бы единожды приходилось восстанавливать пошатнувшееся здоровье в больничном стационаре, знают, что в палате на пять-шесть коек выздоравливающие мужики становятся неисправимыми балагурами. Тематика разговоров чаще всего сводится к дорожным приключениям, случившимся с самими рассказчиками или их родственниками, друзьями, соседями, знакомыми.

В начале 90-х годов по «скорой» я попал в областную БСМП. В больничной палате шестеро ходячих после сложных операций молодых мужчин. В один из дней настала очередь травить байки осетину по национальности и воронежцу по рождению Борису Бероеву.

«Сейчас, — заговорил он, — расскажу детективную историю, произошедшую с моим соседом по гаражу в конце августа прошлого года. Сменив старые шины на новые у своей «копейки», он приготовился отвезти дочь, студентку Курского педагогического университета, в общежитие. С продуктами с собственной дачи — картошкой, овощами, домашним вареньем — до Курска докатили быстро. Помог ей обустроится в общежитии, а перед возвращением решил отобедать в кафе у автовокзала «Северный».

Вернувшись к автомашине, обратил внимание на стоявшего поодаль мужчину, одетого в новенький черного цвета костюм и свежее такого же окраса кожаное пальто, но вот если бы нужно было описать его портрет, то глазу и зацепиться было не за что. «Будто человек без лица», — подумал мой сосед.

«Наверное, держите направление на Воронеж, — заговорил человек в черном. — Возьмете меня попутчиком?» — «Отчего не взять, — говорю, — все веселее будет коротать время в дороге. Садитесь на переднее сиденье». — «Мне будет комфортно на заднем», — откликнулся незнакомец. Все попытки вовлечь его в разговор оказались напрасными. Неизвестный пассажир только казался спокойно дремлющим. Ненавязчиво наблюдая за ним в зеркало, что в салоне автомобиля, замечал, как щеки его нейтрального лица подергивались в нервном тике, а через неплотно сомкнутые веки он четко отслеживал обстановку на дороге.

На трассе тогда сложилась исключительно спокойная обстановка — ни встречного транспорта, ни обгона. Проехали Беседино — первый районный центр в пригороде Курска, где испокон веков находился самый крутой пост ГАИ. Тащившаяся сзади от самого областного центра ярко-красного цвета «Лада» заметно прибавила скорости и, поравнявшись, резко подсекла «копейку». Из нее выскочили три здоровенных амбала. Наставив пистолет на водителя, заставили снять колеса с новенькими покрышками. Все увещевания о пощаде были бесполезными. Незнакомец, которого мой сосед для себя окрестил молчуном, не подавал признаков присутствия. Водитель снял переднее колесо и уже принялся за другое, как услышал твердый приглушенный голос: «Оружие на землю!». За спиной бандитов стоял молчун. Из-под полы расстегнутого кожаного пальто виднелся короткий ствол спецназовского автомата. Брошенный на обочину пистолет тренированным движением он отправил в кювет. «Восстановите колесо на место!», — голосом, не требующим ни малейшего возражения, скомандовал молчун грабителям. Те быстро и беспрекословно выполнили приказ. «А теперь снимайте колеса со своей «Лады» и складируйте в кювете». Они исполнили и это. «Сливайте бензин и облейте им покрышки», — получили бандиты новую вводную молчуна. «Поджигайте». Когда огонь охватил все четыре колеса и черный едкий дым поднялся над вершинами деревьев придорожной лесной полосы, незнакомец отдал последний приказ: «Рысью, не оглядываясь, в посевы кукурузы». Те резво бросились наутек. Вслед скрывшимся в кукурузных зарослях бандитам он послал короткую автоматную очередь. Собрал отстрелянные гильзы и без суеты вернулся на свое заднее сиденье.

До самого Воронежа ехали они молча. В голове у моего знакомого автомобилиста, как он говорил, крутилась навязчивая мысль: «Против лома нет приема, если нету крепче лома».

На въезде в город молчун высказал единственную просьбу: «К Центральному автовокзалу». На остановке он положил на свободное сиденье стодолларовую купюру и растворился среди ожидавших общественный транспорт людей.

СТОЛКНОВЕНИЕ

В шестидесятых годах ушедшего двадцатого столетия мне по семейным обстоятельствам часто приходилось наезжать в Лиски. Жизнь на два дома — жизнь хлопотливая, затратная, проблемная. В свободное от занятий в универе время старался исчезнуть из Воронежа в лискинском направлении, поближе к семье. А там с возвратом в столицу Черноземья приходилось тянуть время до предела. Тем более, что из Лисок до Воронежа всегда можно было добраться без каких-либо транспортных проблем.

Поезд Харьков—Воронеж от перрона вокзала «столицы железнодорожников» ежедневно отправлялся ранним утром, не нарушая расписания, и я гарантированно успевал на свою вторую пару занятий. В неосвещенном вагоне в самом начале декабря, когда день еще намного короче ночи, стояла почти кромешная темнота. Только напротив оконных проемов едва просматривались очертания самолетного типа пассажирских кресел. На ощупь отыскал свободное. Задремал. Минут через сорок на станции Колодезная робкий солнечный лучик едва пробился через заиндевевшее окно. Пассажиры оживились. Послышался приглушенный говорок. Пробудился и я. Осмотрелся. Рядом справа сидел лет тридцати пяти спортивного вида мужчина без головного убора, в наглухо застегнутой куртке «Аляска». Оторвать взгляда от его обезображенного лица не было никакой возможности. Через весь массивный греческий нос от правой брови до левой ноздри шел синюшного цвета рубец. Мы обменялись взглядами. Чтобы скрыть на мгновение возникшую у меня неловкость, спросил: «Мой сосед, очевидно, заядлый автомобилист?» Незнакомец не задержался с ответом: «И да, и нет». А дальше без паузы продолжил: «Работаю прокурором Железнодорожного района Воронежа. В июле 1962 года после отпуска возвращался на своем стареньком «Москвиче» из Крыма. От Белгорода через Старый Оскол на трассу Курск—Воронеж. В то время дорога с твердым покрытием еще не была достроена. И я решил ехать проселками по земляному грейдеру напрямик. Накатанные во время уборочной страды дороги на черноземе по качеству в сухую погоду не уступают асфальтированному полотну.

В салоне легковушки кроме меня находилась жена с маленьким сыном на руках, теща и мопс. В одной из встретившихся на нашем пути сельских столовых решили перекусить. Еда была собственного приготовления, а самовар на столе буфета располагал задержаться на чашку чая. В конце нашей трапезы к общепиту подкатили три «газона»-самосвала с ростовскими номерами. В зал вошли молодые массивного телосложения водители. Первый без вступления обратился ко всем сидящим: «Едем на уборку урожая в вашу область. Нужно сегодня же попасть в Воронеж, где нас ждет основной экипаж автоколонны. Но маршрут знаем очень приблизительно. Как нам без путаницы добраться до вашего хлебосольного и певучего града». В тональности говорившего звучали нотки бесшабашной игривости. Они заказали две поллитровки и по бутерброду.

Мы загрузились и, не ожидая набивавшихся на компанию попутчиков, выехали из села. Километров через пять дорога спускалась в глубоченный, с крутыми склонами, суходол. Внутренняя необъяснимая тревога, засевшая после встречи с тремя разухабистыми водилами в сельской столовой, нарастала. Я машинально взглянул в боковое зеркало автомобиля. Взору открылась ужасающая картина. Самосвалы, ведомые пьяными водителями, перегоняя друг друга, неслись на нас с бешеной скоростью. Густой шлейф поднимающейся за ними пыли дополнительно придавал трагичность складывающейся обстановке. А ее еще больше усугубляло то обстоятельство, что с противоположной стороны к единственному на нашем пути мосту через безымянный ручей спешила одинокая полуторка. Уступить дорогу разбушевавшимся отморозкам не было возможности — слева и справа ее поджимали глубокие каньонообразной формы овраги. Для всех нас спасения практически не было. Стало ясно, что через несколько секунд пять машин столкнутся на узком стародавнем с деревянными перилами мосту…

Теперь на своем горьком опыте знаю, что здоровый, с нормальной психикой человек должен на этой земле искать выход из самых трагических ситуаций. Я нажал на газ и, как только мой автомобиль наехал на настил моста, резко повернул руль вправо. Машина снесла старенькие перила и, планируя над зеленой лужайкой ровнехонького луга, приземлилась в том месте, где поперек нашего «полета» был кем-то насыпан невысокий вал. Удар о руль «Москвича» теперь на всю жизнь остался рубцом на моем лице. Из родственников никто не пострадал. Только мопса через три месяца нашли в соседней деревне на расстоянии пятнадцати километров от места трагедии.

После нашего «бегства» с моста там встретились все четыре автомобиля. Результат сверхтрагичный. Лидер смертельного ралли и шофер полуторки погибли на месте. Второй самосвальщик умер в районной больнице через несколько дней. Третий — вот уже два с половиной года лежит живым трупом в коме.

А меня каждые три месяца зимой и летом вызывают на разные самые замысловатые следственные эксперименты. Теперь вот возвращаюсь из очередного и, кажется, последнего. Все — гаишники, психотерапевты, водители-профессионалы — пришли дружно к выводу, что я принял единственно правильное решение в той ситуации…»

Пассажирский поезд сделал остановку на станции Отрожка. Мой случайный попутчик вышел из вагона.

МОРАЛЬ И ПРАВО

Предложение профессора Ф.Н. Милькова занять вакантное место преподавателя на кафедре физической географии университета было мною принято с благодарностью. После приказа ректора от 1 сентября 1965 года приступил к выполнению предварительно согласованных с шефом учебных поручений. Но решение проблемы трудоустройства поставило новую непростую задачу — жилищную. Оставаться на птичьих правах в университетском общежитии на неопределенное время не входило в мои житейские планы.

Жилищный вопрос в послевоенные годы в Союзе решался двумя путями. Первый — в получении жилья по месту работы в порядке очереди. И через 12–15 лет, годам к 30-ти с хвостиком, можно было получить бесплатное государственное жилье. Второй путь более скоротечный: вступить в члены жилищно-строительного кооператива и за свои кровные через год-полтора заиметь собственную крышу над головой.

На семейном совете решили действовать по второму варианту, зная, что устав кооператива требовал обязательного соблюдения двух условий — финансовую самодостаточность и постоянную воронежскую прописку.

С финансовой стороной было более или менее ясно. Государство гарантировало беспроцентный кредит на 15–20 лет при стоимости двухкомнатной квартиры около 25 тысяч рублей. Если заработная плата вузовского педагога колебалась от 105 рублей (преподаватель, ассистент) до 500–550 (профессор, завкафедрой), то стоимость кооперативного жилья была для нас немалой, но посильной. Тем более что тесть с тещей, учителя математики и русской словесности с большим педстажем, обещали безвозмездную материальную помощь. С учетом благоприятных финансовых перспектив на приобретение кооперативного жилья оставалось получить разрешение на постоянную прописку в Воронеже.

Опыт коллег по вузу, находившихся в схожей ситуации, обнадеживал. Достаточно было заручиться мотивированным ходатайством руководства университета в жилищную комиссию райисполкома, и дело, как говорится, в шляпе. Я так и сделал. Но уже на первом заседании комиссии в моем присутствии ректорское ходатайство было отклонено. Все мои весомые доводы оставались без внимания. Особенно неуступчивым был худющий карликового роста горбун, который, как заведенный, твердил одно и то же: «Вам не следовало приезжать в Воронеж, оставались бы в Лисках. Вам не следовало… Вам не следовало… Вам не следовало…»

Потерпев фиаско в получении разрешения на постоянную прописку по месту фактического проживания в университетском общежитии, я решил искать иные варианты. И один из них неожиданным образом скоро представился. Паспортист­ка общежития посоветовала побывать на приеме у начальника паспортного стола Центрального района. «Он мужик праведный. Что Вы теряете, кроме своих цепей?» — заключила она.

Паспортная служба тогда размещалась в одноэтажном, наскоро сооруженном после освобождения города махоньком домишке на углу улиц Карла Маркса и Никитинской. Выбрав свободное от занятий время, решился реализовать совет знакомой паспортистки.

В узком сумрачном коридоре посетители ждали приема к начальнику паспортного стола. Очередь продвигалась достаточно быстро. Наконец-то подошла моя. Я открыл дверь кабинета, но не смог пройти вперед и более полушага. Мои колени уперлись в стол, за которым горделиво восседал, упираясь спиной в противоположную от меня стену, чернявый атлетического телосложения майор. Промелькнула мысль — здесь долго не задерживаются; проблемы решаются на уровне «да или нет».

«А Вы зачем пожаловали?» — с ходу влепил мне вопрос начальник. «Попал в чертово колесо, — заговорил я, — из которого не могу выпутаться. Оставили работать в ВГУ. Хочу вступить в жилищный кооператив, но нет постоянной прописки в Воронеже. Живу в студенческом общежитии, где прописываться на постоянной основе запрещается. Нет постоянной прописки — невозможно ни в близкой, ни в далекой перспективе решить проблему жилья. В своем заявлении я подробно описал сложившуюся ситуацию». — «Зачем же Вы, зная правила прописки в областном центре, пришли ко мне на прием?» — с некоторым недоумением спросил меня майор. «Чтобы поделиться с вами выдающимся открытием, сделанным мною в период последней выборной кампании. Один из зарегистрированных на участке избирателей, где я работал агитатором, был прописан по адресу площадь Ленина, 2. — Сделал специально паузу и продолжил: — Но это адрес кинотеатра «Спартак» — значит, гражданин прописан не то что в нежилом, а в административном помещении», — выпалил я. Глаза майора почти вылезли из орбит.

«На каком факультете работаешь?» — неожиданно поинтересовался он. «На географическом», — сообщил я. «Хорошая наука география, — пафосно выразился начальник и опустил вожделенную печать на мое заявление: — Прописывайся». Он резко пододвинул сиротливо лежавшее на его столе заявление в мою сторону.

Начальник паспортного стола своим поступком подтвердил слывшее о нем мнение как о человеке справедливом, совестливом. А мой последующий житейский опыт неоднократно убеждал, что люди совестливые даже при выборе судьбоносных решений прежде всего руководствуются моральными ценностями, нежели ценностями формального права.