Далекий невесомый свет

* * *

Все мне видится

Павловск холмистый…

Анна Ахматова

 

Все так же павловские склоны

Покатисты и зелены.

Стволы и белые колонны

Свободно ввысь устремлены.

 

Но с высоты, упав на воду,

Они лежат меж облаков.

И влажен недвижимый воздух

Неповторимых берегов.

 

И счастлив я необычайно,

Что этим воздухом дышал.

Там над водой летает чайка —

Ее бессмертная душа.

 

Там время бег остановило.

И над долиною реки

Хранят чугунные перила

Тепло ахматовской руки.

 

Там, за последнею ступенью,

Струится зыбко, как в веках,

Трагическое отраженье

В горизонтальных зеркалах.

 

А над моею головой,

Над каждой желтою вершиной

Стоит прозрачно воздух синий,

Вернее — светло-голубой.

 

Под ветром гибко гнутся кроны.

Дробимый темною листвой,

Сквозь цвет торжественно-зеленый

Сочится жидко-золотой.

 

Бессмертно солнце, ярки тени,

И безмятежна мысль о том,

Что синевы и вдохновенья

Вовек не вычерпать стилом.

 

1966

 

АННЕ АХМАТОВОЙ

 

1

 

Не славой, не стихами даже,

Не самой скорбной из скорбей —

Я был всегда обескуражен

Высокой честностью твоей.

 

Звезде полуночной под стать,

Ни вечность, и ни одинокость,

И ни монгольскую жестокость

Ты не посмела оболгать.

 

2

 

Еще земная проволочка…

Оглянешься — тебя уж нет,

И ты серебряная точка,

Далекий невесомый свет.

 

Так вот она, первооснова!

Ни похвалы, ни укоризн —

Нам грустно светит только слово

И человеческая жизнь.

 

3

 

Безвестным рыцарем суровым

Прямым единственным путем

Идти и быть всегда готовым,

Чтоб стать однажды легким словом,

Землею, воздухом, огнем.

 

4

 

При трех свечах пророчица, сивилла

Нам о любви и чести говорила.

И в тишине полночной навсегда

Легли на сердце мощные глаголы —

О этот голос, влажный и тяжелый,

Как медленная невская вода!

 

Исполненные света и печали,

Мы неподкупно голосу внимали,

А он течет и плещет о гранит,

Поет и ширится, и в память встречи

Сквозь облако державной русской речи

Нам долго солнце светлое горит.

 

5

 

Остаются неужели

Только пепел и зола?..

Тихо ели отшумели,

И тебе давно отпели

Розы, звезды, зеркала.

 

Так зачем стоишь со стоном

На туманном берегу?

И корявым бредишь кленом

На широком, на зеленом

Асфоделевом лугу?

1968

 

* * *

Когда опять зеленый поезд

Тебя с вокзала унесет

И дым лениво, словно полоз,

Седые кольца разовьет,

Я посмотрю на поезд быстрый,

Я постою, вдыхая гарь,

Пока в ночи багровой искрой

Истлеет медленно фонарь.

Не будет грусти в расставанье.

Ведь наша жизнь, пойму я вдруг, —

Кольцо из песен и молчанья,

Из встреч, свиданий и разлук…

Приду домой, и будет сниться

Мне до утра хороший сон,

Твои глаза, твои ресницы

И тающий в ночи огонь.

1968

 

* * *

На сердце неуютно и темно,

Но светел ликом благ своих податель…

Преломлен хлеб, и налито вино,

И за столом уже сидит предатель.

 

Как о любви и вере ни толкуй,

А чаша тяжела, и непреклонно

Растет проклятой розой поцелуй,

И дышат струи долгие Кедрона.

 

И сбудется, что ныне суждено.

Так отчего же медлит председатель?..

Преломлен хлеб, и разлито вино,

И за столом уже сидит предатель.

1968

 

* * *

Но и тому, кто все свои печали

Знал наперед, был горек их язык.

И тьма была. И петухи кричали.

И трижды отрекался ученик.

 

Торжествовали кривду фарисеи.

Конвойный взвод оружием бряцал.

И пятый прокуратор Иудеи

Перед народом руки умывал.

1968

 

* * *

Что нынче мальчика волнует?

Ты загляни через плечо —

Он вновь сражение рисует

И жмет на грифель горячо.

 

Как вдохновенно, Боже правый,

Пестрит он толстую тетрадь —

Не ради выгоды иль славы,

А из желанья — рисовать!

1971

 

* * *

Единственная, лучшая, Земля!

Люблю твои просторные поля

И ветер их, спокойный и широкий,

Леса, моря — и с ними заодно

Мне мил и этот тополь кривобокий,

Где по коре бегут живые соки,

Хоть сердцевина выгнила давно.

1978

 

* * *

Было время деклараций

И кипения страстей,

Нынче время декораций:

Ночь, луна и соловей.

Плеск волны, дыханье розы,

Серебристые виски…

Как могучи виртуозы

Элегической тоски!

Еле слышное движенье

Ветра, шелест в камыше —

И с оттенком сожаленья

Разговоры о душе.

И пойдет такая гонка.

Тут их медом не корми!..

Ах, как умно! Ах, как тонко!

Как печально, чёрт возьми!

1982

 

* * *

Этот гений особого рода:

На него не влияет погода;

Встал, умылся, к столу — и марать.

И заметьте — какая свобода!

По плечу ему басня и ода —

Наплевать: лишь бы сунуть в печать.

И заметьте — какая сноровка!

Всё шутя доведет до конца,

Всё спроворит привычно и ловко,

Как яичницу на три яйца.

1983

 

* * *

Волною мелкой зеленя

Накатывают на меня.

Береза с новою листвою —

И зеленью, и белизною.

Она сверкает, а дубняк

Не принарядится никак.

И в ожидании томится,

Пока просторный и пустой…

А воздух, теплый и густой,

Вдали над пашней шевелится.

1984

 

* * *

Поди пойми, во сне иль наяву

Я медленно по воздуху плыву.

 

И что там — сновиденье или явь,

Но любо мне передвигаться вплавь

 

Над городом, над лугом, над рекой

Взмывать над миром мощно и легко.

 

И каждой порой чувствовать полет,

И слушать голос, что тебе поет.

 

Лететь уже не плотью, а душой —

Над городом, над садом, над горой.

 

Как зелена далекая трава!

И как тепла густая синева!

 

И век бы мне лететь в цветную даль…

Но крякнет некто: «Где же тут мораль?

 

Где, извините, цель? И где резон?» —

«Их быть не может, ибо это — сон».

1985

 

* * *

В начале лета, словно бледный дух,

Парит над миром тополиный пух.

Плывет вдоль улиц, мается, порхает,

В дома сквозь рамы ловко проникает,

Валяется безвольно на полу

И под диваном прячется в углу.

 

Как расходился тополь беспардонный!

Ограды, тротуары и балконы

Метелью молодой опушены,

Равно как и прохожего штаны.

И тополь сам в пуху стоит лохматый,

Как ёлка новогодняя под ватой.

 

Но человек не любит глупых штук:

Аптекарь, пекарь, кандидат наук,

А пуще всех иных — советский дворник —

Не может быть анархии поборник.

 

Ах, бедный пух! Кажись, ему капут!

Его вразмашку мётлами метут,

Ногами топчут, всуе чертыхают,

Его коварно спичкой поджигают,

Машиной давят, но за колесом

Он восстает и вьется, невесом:

 

Он оптимист и выше пошлых акций!

Он лезет в нос и в форточки редакций.

И от него нигде отбоя нет,

Он как судьба…

Таков и ты, поэт!

1987

 

* * *

То был всенародный размах,

Когда простаки и пройдохи

Нам славили в медных стихах

Тяжелую накипь эпохи.

 

И тут же, в положенный срок,

Стихи вдохновенные эти

Навеки веков назубок

Учили прилежные дети.

 

Чумой музыкальной пьяна,

На пляже, в строю, у штурвала

Их пела родная страна —

И радио ей подпевало:

 

О нежной и верной любви,

О славных путях пятилетки —

Воистину: песнь на крови…

«Да вырви ты шнур из розетки!..»

1990

 

* * *

Наша жизнь неприметна, как наша родная природа.

Эти нивы и плесы, холмы, перелески, луга,

Наша жизнь неприметна, как стылая синь небосвода,

Как лежащие плотно провинции дальней снега.

Наше время ушло, мы обмылки двадцатого века,

В двадцать первом столетье мы медленно сходим на нет.

Не для нас верещит и топочет в ночи дискотека,

И не нас уловляет в тенета свои интернет.

1999

 

* * *

Город будущего — вот он,

Мой мечтатель дорогой,

Нежно вынянчен, сработан,

Вымучен твоей мечтой.

Знал бы ты, как воплотятся

Голубые миражи!

Гаражи внизу толпятся,

Ввысь уходят этажи.

Буря мглою небо кроет,

Скачут бесы дискотек.

Ни копейки он не стоит,

Этот гордый человек.

Провода, трамваи, трубы,

Наркота, ночные клубы,

Лязг и копоть — все зазря…

И себе-то мы не любы,

И другим до фонаря.

2002

 

---

Лев Константинович Коськов (1940–2024). Родился в Воронеже. Учился на филологическом факультете Воронежского государственного университета. Трудился разнорабочим. Публиковался в журналах «Юность», «Москва», «Подъём» и др., альманахе «Поэзия», коллективных сборниках. Автор книг стихотворений «Кассиопея», «Ветвь», «Благодарение» и др.