НАДНЕБЕСНАЯ ГОРА

 

Этот сон не выдумал, не вычитал,

Ясно видел: вечный, как любовь,

Крест лучился светом переливчатым

Над вершиной — бело-голубой…

У подножья спали ветры вьюжные;

И — кольцом средину охватив —

Серебрились облака жемчужные, —

Хоть разуйся и по ним ходи.

 

В странном гроте, выше что находится,

Неземные, светлые лицом,

Под святым сияньем Богородицы

Средь других стояли мать с отцом.

Мимо бед земных, к чему-то высшему

Их несла незримая река;

Я их звал — они меня не слышали,

Так и не узнав издалека…

 

* * *

 

И не могу я в этот дом

Войти без низкого поклона…

Виктор Баянов

 

Свет вечерний высок. Еще нету семи.

У конторы автобус споткнулся и скрипнул…

Ты приехал домой —

что ж так сердце щемит? —

Ни шагнуть, ни вздохнуть и ни вскрикнуть.

Свет вечерний высок. Далеко до росы.

А над крышей родимой твоей развалюхи

Бравый клен шелестит — так нелепо-красив! —

Как гвардейский султан на мужицком треухе.

Эх, ты, дом, ты — мой дом, что поделаешь тут…

Для живущего здесь населенья

Ты всего лишь чудной бабки Марьи закут,

Для меня же — начало вселенной.

Всякий раз заходя в сень простых потолков,

В предзакатных лучах, как в оранжевом дыме,

Я крещусь на портреты своих стариков,

На которых они молодые.

Здесь когда-то твоя загорелась звезда,

И от высшей печали заплакал впервые…

Детских лет голоса, отзвенев навсегда,

В ленты радуг ушли и в цветы полевые.

…Вот приблизишься и… мать не выйдет встречать.

Той минуты страшусь до иголок по телу! —

Мне куда приезжать? Где мне выть по ночам

От всемирной тоски оголтелой?!

…Редкий лай, палисад, сон травы под окном,

Мирозданья огни… — или это все тени?

Появляясь на свет, мы все знаем о нем,

Покидаем в неведенье, в горьком смятенье…

Дан приход и уход. Ничего на века.

Но я так не хочу, я на Бога в обиде, —

Без меня над землей будут плыть облака,

Но как я — их никто больше так не увидит!

Этот день голубой мне глаза напитал,

От подлунных ночей голова серебрится;

Пусть когда и шатнусь, но я жить не устал,

Это сердце в груди не готово разбиться!..

Ничего, ничего, мы еще поживем —

Пусть косая не шлет свою группу захвата.

Улыбнуться сквозь слезы, вздохнуть о своем…

Ну, веди меня, матушка, в хату.

 

ЗЕМЛЯ

 

В черном космосе, как бы случайно

Приютившая рой человечий,

Странный свет голубой излучая,

Еле слышно планета щебечет.

Неподвластны законам науки,

С постоянством, каким-то напрасным,

В ней рождаются жизни и звуки,

Чтоб мгновенно в безвременье гаснуть…

Все живое под солнечным светом

Возникает, кипит, умирает…

А вселенский безжалостный ветер

Следом хрупкую память стирает.

 

ВЕЧНАЯ МЕДСЕСТРА

 

В тот безымянный час войны,

Пшеничной копотью пропахший,

В своих деяньях не вольны,

Как две взбесившихся волны,

Схлестнулись люди в рукопашной.

Такая выпала судьба

Им, сотне потных и здоровых…

Задохлась в топоте стрельба,

И хряск сырой смешался с ревом!

Лопаткой,

пулей,

кулаком,

Зубами,

лезвием,

прикладом!..

Фашист, пропоротый штыком,

Блевал, согнувшись,

долго падал…

Тускнела кровь в пыли утра,

Земля избитая дрожала,

И медицинская сестра,

Объята ужасом, бежала…

Хватая воздух черным ртом,

Кричала в страхе и обиде,

В семнадцать лет увидев то,

Что человек не должен видеть.

Она бежала по стерне,

Порастеряв бинты и вату…

Так и осталась в той войне —

Худой, безумной и косматой.

Один лишь бой.

Но той поры

Ей на века уже хватило,

И к званью вечной медсестры

Она себя приговорила.

…Десятки весен позади.

Июнь за форточкой бунтует!

В палате женщина сидит,

Все куклам головы

Бинтует…

 

АЗИЯ

 

Май в казахской степи. Маки в алых рубашках.

В море маков бежит золотая казашка.

 

Под закатом густым пламенеют просторы…

Выше — розовый свет; дальше — синие горы.

 

Там равнина; там дол; там, на склоне уютном —

Философский дымок у задумчивой юрты.

 

Пронеслись табуны за седыми веками,

Все былое вдали улеглось облаками…

 

А казашка бежит, лепестки растревожа, —

Сколько воли гнедой, сколько юности, Боже!..

 

ВО РЖИ

 

…В ней двое. Он и она. Странное освещение —

Это светит луна. Красная от смущения…

 

Слышится: «Любишь?» — «Да». Стон, поцелуи жгучие…

Скрыться бы со стыда… Но нет подходящей тучи.

 

…И вдруг заиграла луна… Не надо ночной вуали!

Бесстрастна всегда, холодна. Но эти — разволновали…

 

Земной возбудил непокой, истома волной плеснулась —

В ней, одинокой такой, женщина вдруг проснулась.

 

Кругла и мила лицом, прелестна и трепетна телом…

С молодцем из Близнецов ей тоже в ту рожь хотелось.

 


Александр Дмитриевич Раевский родился в 1951 году в селе Алабуга Новосибирской области. Окончил Новокузнецкий педагогический институт, Иркутское пожарно-техническое училище. Служил в пожарной охране МВД, капитан в отставке. Печатался в центральных и региональных журналах, альманахах и сборниках. Автор шести поэтических книг. Лауреат премии журнала «Наш современник». Член Союза писателей России. Живет в Новокузнецке.