Акварели
- 26.12.2018
ИЗ РАЗГОВОРОВ
НА НОЧЬ ГЛЯДЯ
— Пап, а если бояться нечего,
Почему тогда книги врут?
— Что у нас на повестке вечера?
Разговоры про Страшный Суд?
— Что-то, пап, не усну никак,
За матешу немного тревожно…
Можно сделать страницу ВК?
— Нет.
— А ногти покрасить?
— Можно.
— А сегодня Захар говорил,
Что Никитина тварь ползучая.
Я сказала, что он дебил,
А теперь, что-то совесть мучает.
Между вторником и средой,
Голос твой как настойка выдержан.
— Слушай, папа, а ты святой?
— Нет, артист, но хреновенький.
Спи уже…
Ночь собьет кулаки в рукопашной,
Побеждая панельную серость.
— Почему, когда вечер, страшно,
А с рассветом приходит смелость?
— Спи, и страхи растают к утру,
Пудрой сахарной на оладушке.
— Неужели все люди умрут?
— Кроме нас — безусловно!
— А бабушка?
— Я теперь, как советовал ты,
Про себя повторяю вот это:
«Ночь — всего лишь отсутствие света».
«Ночь — всего лишь отсутствие света».
— Ночь — пространство воров и святых.
Пистолетов.
Всенощных с четками.
— Я боюсь не самой темноты,
А того, кто плывет на лодке,
По проспекту ночной воды.
Не вещей с очертанием воронов,
А того, кто сидит за шторою.
— К сожалению, ты поэт,
Без стихов, но по духу — это,
Обескровленный вид поэтов.
Что Захару дала ответ,
То пусть совесть тебя не мучает.
И еще, доча,
Смерти — нет!
Несмотря на отдельные случаи.
И еще,
Эволюция — ложь,
Но придется учить для программы,
И отец не настолько хорош,
Не настолько хорош, как мама.
Но твой сон голосит у ворот
Эту сказку про «добрый и праведный»
Я обычный моральный урод,
Но умею подать себя правильно.
— Побеждая актерский зажим,
Ты кого-то со сцены напутствуешь,
— Все проходит.
Особенно — жизнь.
И особенно наша,
Чувствуешь?..
ОН И ОНА
Помнишь, как выпало сердце
и вниз по лестнице,
а ты ему вслед кричала:
— «молись о крестнице».
Что непременно наступит
весна-кудесница,
и что таких, как мы,
не ломают зимы?
Помнишь ли это счастье —
когда издатели
все свое время на рукопись
нашу тратили?
После ровняли слова
довоенным шпателем,
целились в сердце,
но били все время мимо.
Наши разборки немного
горчили матами,
имя твое
безнадежно пропахло чатами.
Я разорвал телефон свой тогда
на атомы,
и, наконец-то, почувствовал
вкус свободы.
Мы поселились у моря,
«сухое красное»
делало нас под вечер
весьма опасными.
Местные жители
все вопрошали ласково:
«надо бы как-то унять
этих двух уродов».
Помнишь поэта,
что так ненавидел нытиков,
как ненавидит актер
театральных критиков,
как он кричал через площадь
в лицо политикам:
«Время вам очень тяжелое?!
Выжить трудно?!»
Это хорошее время,
спросите у города,
что незаметно завяжет
петлю за воротом,
нас бы побили камнями
во время Ирода,
или во время Данте
сожгли прилюдно.
Помнишь ноябрь,
дороги в снега закованы,
непобежденная осень
кричит от боли,
и мы ничего не боимся,
помимо клоунов,
белых акул,
и синдрома потери воли…
АМЕЛИ
Ну чему я тебя научу?
Ты Вселенная в маленьком теле,
Что разводит свои акварели
И боится похода к врачу.
Я смотрю на тебя и молчу.
Если ангел в аренде у Бога,
Это так неожиданно много,
То чему я тебя научу?
Мы рисуем на мокром окне,
Ты мудрее апостольской речи,
Что в холодный октябрьский вечер
Так дословно запомнилась мне…
Артур Георгиевич Ктеянц родился в 1983 году в городе Баку. Окончил Россошанское медицинское училище, факультет психологии Воронежского экономико-правового института. Работает артистом Россошанского драматического театра. Публиковался в журнале «Подъём». Лауреат литературной премии «Кольцовский край». Живет в Россоши.