Воспоминания политрука

Первого июля 1941 года заняли оборону на опушке леса в районе Якимовичей на Смоленщине. Оседлали Варшавское шоссе в 5 километрах от реки Десна, закипела работа — сооружали доты. Гражданское население работало на противотанковом рве. Для политико-воспитательной работы к ним были посланы младшие политруки — мои земляки: Коробов Дмитрий Васильевич (Добринский р-н), Кузовкин Василий Иванович (из Копыла), Цимбалист и Кожанов.

Нашей дивизии была поставлена задача: с ходу форсировать реку Десна и достичь рубежа Рославль — Починок на смоленском направлении. Выполнив эту задачу, 19 июля 1941 года дивизия приняла боевое крещение. Враг был атакован, а в некоторых местах вынужден был потесниться. В последующее время нашей 149-й дивизии в составе 28-й армии генерала Качалова приходилось выполнять все виды боя: наступать, обороняться и с боями отходить. В медсанбат стали поступать раненые, были и убитые.

По вине командарма Качалова 4 августа произошло окружение. По образовавшемуся коридору на правом фланге нашей дивизии вражеское танковое соединение прошло к нам в тыл. С опозданием вечером Качаловым был отдан приказ об отходе, когда окружение уже замкнулось. Я наблюдал его поведение. Качалов сел в танк и поехал к немцам. Неизвестно чьим снарядом он был убит. Критическое положение сложилось для всей армии. Стояла задача выхода из окружения.

Мне пришлось с документами на машине выехать со штабом армии. Правда, ночью 5 августа вышли без потерь, а с рассветом этого дня опять были во вражеском кольце. Начался обстрел со всех сторон, и налетела пикирующая авиация. По приказу командования машины все согнали на луг, в трясину, а сами лежали до позднего вечера. В ночь организовали прорыв через хутор, на котором засели немецкие автоматчики. И тут сравнительно неплохо вырвались, правда, несколько человек было ранено. Секретарь прокуратуры товарищ Шатоненко на ходу, испугавшись, соскочил с машины и остался в плену.

Группами вышедшие из окружения остатки нашей и 145-й стрелковой дивизий сосредотачивались у деревни Ивашовка. Где-то 18 августа возвратился наш генерал Ф.Д. Захаров с большой группой офицеров. Его вновь назначили командиром 149-й. Комиссар дивизии Г.Ф. Кинькин погиб. Находившийся рядом с ним секретарь дивизионной парткомиссии старший политрук С.А. Голубков попал в плен и до 1942 года находился в Рославльском лагере военно­пленных.

Двадцать пятого августа 1941 года, собравшись с силами (полностью дивизию укомплектовать обстановка не позволяла), через М. Желтухи, Куйбышевка, Заболотное на реке Десна дивизия вступила в бой. Отразили несколько атак гитлеровцев, дивизию перебросили правее. В течение сентября нам приходилось, неся большие потери, и наступать, и обороняться.

Как сейчас помню: КП дивизии и политотдел находились в маленькой деревушке Шатьково. Посредине был пруд. Погода была пасмурная, из низких, сплошных облаков как из ведра лил дождь. Вечерело. Меня вызвали за получением партбилета. Только вошел в полуразрушенную и раскрытую хату, вдруг налетели вражеские тяжелые «хейнкели» и с малой высоты начали бомбить. Две большие бомбы попали прямо в пруд, и вода почти вся вылилась на берега.

Политрук, заведующий сектором учета политотдела В.С. Горбачев у деревни М. Желтуха Смоленской области 12 сентября 1941 года погиб. На участке обороны 479-го стрелкового полка разгорелся жаркий бой. В этот момент вступившим в партию и в комсомол предстояло вручать документы. Во время следования из одного батальона в другой, в Василия Горбачева угодил осколок вражеского снаряда, весь живот ему вывернуло, и через несколько минут он скончался. Похоронив Василия, мы поклялись отомстить врагу.

В результате больших потерь в людях и технике, 23 сентября дивизия была отведена на отдых и пополнение. Несколько дней стояли у деревни Березовка, а по мере приближения к передовой нас перевели в район деревни Усохи Смоленской области. Для культурного обслуживания в дивизию прибыл ансамбль клуба НКВД из Москвы.

Время шло, отдыхали, пополнялись и держали оборону во втором эшелоне, которая проходила по реке Десна. Нужно признать: оборона первого и второго эшелонов в отношении артиллерии была слабовата. Гитлеровцам об этом удалось узнать. Да при том где-то 1 октября немцам удалось украсть женщину — повара командира нашего 479-го стрелкового полка, которая на реке стирала белье. А 2 октября враг массированными силами авиации и танков прорвал оборону на Десне. Наш генерал Захаров, отдавая приказ о развертывании частей для оказания сопротивления врагу, был на КП в деревне Усохи до появления первых вражеских танков. А пикирующие «юнкерсы» уже минут 20-30 бомбили нас. Командир дивизии мне и политруку Плеско приказал машину с документами угонять подальше в тыл, но враг, выбросив десант, уже орудовал именно там. Нам приходилось лавировать, разведывать и двигаться глухими дорогами и только ночью. И так нам с документами пришлось отступать до города Солнечногорска Московской области, где к 126-й стрелковой дивизии примкнули остатки наших 314-го артполка и 426-го гаубичного артполка.

По приказу начальства мы с батальонным комиссаром, начальником полит­отдела 126-й с.д. Ивановым сдали документы в политуправление Западного фронта. Отправили в резерв политуправления фронта, и мне пешком под дождем пришлось отмерить километров тридцать, а у самого финиша надо было преодолеть реку Москва. В деревне Уборье ребята катались на лодке, и меня перевезли. В резерве я увидел однополчанина — земляка Дмитрия Васильевича Коробова перед отправкой в 19-ю стрелковую дивизию. Я упросил начальство, чтобы с ним отправили и меня, и в конце дня в крытой машине мы отправились в путь. Ранним утром приехали на станцию Расторгуево под Москвой. Здесь заново формировалась 19-я стрелковая дивизия, потерявшая почти все под Ельней. Командиром дивизии назначили бывшего командира 315-го стрелкового полка (майора), теперь полковника, А.И. Утвенко. Нас определили в 315-й стрелковый полк. Меня — политруком 4-й стрелковой роты, а Коробова комсоргом полка. Командовал нашей ротой лейтенант Пиленов, батальоном — лейтенант Сизов, а полком — майор Апанасенко. Командиром взвода связи в полку был Иван Яковлевич Колдин, с которым я учился в одной группе Аннинского агропедтехникума.

Боевая и политическая подготовка с пополнением проходила по 12-14 часов в сутки — так требовала обстановка, когда враг стоял на пороге столицы. По сигналу боевой тревоги 9 ноября 1941 года наша рота в составе 19-й Воронежской Краснознаменной стрелковой дивизии выступила для обороны Москвы. Наша рота получила участок в районе деревни Лопатино Малоярославского района. В течение месяца мы отбивали атаки пехоты и танков противника, не дав ему продвинуться ни на шаг. Тогда враг пошел на маневр — сосредоточил крупные силы на небольшом участке с целью прорыва фронта. Верно оценив обстановку, наше командование сделало перегруппировку. Теперь наша рота в составе дивизии находилась в районе Звенигорода у деревни Часцы. После марша личный состав приводил себя в порядок, пополнялись боеприпасами. Рота выдвинулась на исходный рубеж западнее деревни Золотаревка.

Утром 6 декабря последовал сигнал к атаке — началось генеральное наступление наших войск под Москвой. Гитлеровцы не ожидали такого удара. Отчаянно сопротивляясь, неся большие потери, они сдавали одну позицию за другой. На участке наступления нашей роты первой была отбита у врага деревня Петров­ская, затем Михайловка. На четвертый день наступления пришла оттепель, снег стал мокрым и вдобавок прошел дождик, а в ночь ударил мороз до минус двадцати. Укрыться было негде, деревни все сожжены, но нам удалось занять подвальное помещение кирпичного дома, где мы сгрудились кучей друг на друга наподобие муравейника — лишь бы быть под защитой от холода.

Противник закрепился на возвышенности у деревни Лохотня. Лейтенант Пиленов определил свое место на левом фланге, а я остался на правом. Задача стояла любой ценой сломить сопротивление противника и продвигаться вперед. Отвлекая внимание силами второго взвода, первый и третий пошли в обход. Несмотря на сильное сосредоточение огня противника и господствующее расположение его сил, наша рота овладела деревней. При выполнении этой задачи погиб командир 2-го взвода младший лейтенант Атрошенко и старший сержант Рогачев, который в рукопашном бою убил четверых гитлеровцев. Отдали свои жизни и еще несколько наших товарищей.

Перед рассветом 12 декабря роте предстояло штурмовать сильно укрепленную оборону врага у опушки леса. И эта задача была выполнена, но не без потерь. В том числе фашистская пуля нашла и меня. Я выбыл на лечение, а рота пошла вперед. Смело действовал наш санинструктор казах Наметкулов. За время наступления он, не страшась вражеского обстрела, своевременно оказывал доврачебную помощь. На плащ-палатке вытащил и меня из зоны обстрела, быстро перевязал и отправил в госпиталь. Вечером в полевом госпитале на операционном столе мне удалили пулю, сделали обработку и перевязку раны, а на следующий день нас таких отправили в эвакогоспиталь, располагавшийся в Москве. Здесь я провел несколько дней. Потом меня отправили в город Вязники, а оттуда на длительное лечение в госпиталь №2795 в Горький.

В одном из писем с фронта Д.В. Коробов из под Можайска порадовал сообщением об успехах 315-го полка и нашей роты, а в другом сообщил мне, что за бои под Москвой мне присвоили звание политрука и в числе других наградили медалью «За отвагу» — первой моей наградой. Добрые вести ускоряли процесс заживления раны. В конце января я был выписан из госпиталя в батальон выздоравливающих.

После выздоровления сначала меня направили в Башкирию в 831-й артполк формирующейся 294-й стрелковой дивизии. Наш полк находился в деревне Камышинка с 26 февраля по 22 апреля 1942 года. Несколько дней жил у председателя колхоза. Питались продуктами из колхоза. Первое время мне пришлось быть за командира и за комиссара артполка. Потом меня направили в город Сорочинск, где находился штаб формирующейся 193-й стрелковой дивизии, командиром которой был генерал-майор Ф.Н. Смехотворов, а комиссаром полковник П.И. Нечаев. Политотдел дивизии направил меня на должность военкома 8-й батареи 384-го артполка. Командиром нашего 3-го дивизиона был воронежец Иван Михайлович Застрожнов.

Со своими боевыми товарищами-офицерами занимались форсированной боевой подготовкой. Жили мы в одной избе дружно, пили-ели из одной посуды. Сложившаяся обстановка потребовала нашей 193-й стрелковой дивизии убыть на фронт. После неудачи с взятием Москвы гитлеровское командование сосредоточило крупные силы против Брянского фронта, и летом 1942 года немцы двинулись к Воронежу. Двенадцатого июля 1942 года мы получили боевое крещение в районе села Каменка Долгая Рамонского района северо-западнее Воронежа.

Тринадцатого июля произошел один памятный мне бой. По данным разведки наше командование предвидело готовящееся нападение немцев на командные пункты полка первого дивизиона. Поэтому в ночь на 13-е вызвали два орудия старшего лейтенанта Г.Ф. Куликова. Орудия за ночь окопали и замаскировали. На рассвете старший лейтенант Куликов заметил движение вражеских танков в сторону КП. Орудия начали стрельбу, но после нескольких выстрелов из танков один из расчетов вышел из строя, а пушка перекосилась. Куликов выскочил из окопа и, действуя за наводчика и заряжающего, открыл огонь по танкам. Ему удалось поджечь два вражеских танка и уложить навечно несколько автоматчиков, а уцелевшие вынуждены были отойти. Потом Куликов заметил колонну немцев, которая двигалась в сторону КП и, не раздумывая, открыл огонь. Часть немцев была убита, а некоторые ранены. Оказалось, это была сотня сдавшихся в плен врагов. Несмотря на этот конфуз, за подбитые танки старшего лейтенанта Куликова наградили орденом Красного Знамени. Он был тогда первым и единственным в нашем полку орденоносцем.

На всю жизнь запомнился страшный, огненно-боевой день 25 июля 1942 года у Суриковских Выселок на подступах к Воронежу. С раннего утра гитлеровцы, сосредоточив крупные силы пехоты, танков, артиллерии и авиации, пытались сломить нашу оборону. Особенно горячо пришлось нашему артдивизиону в борьбе с танками и десантом. Враг предпринял несколько атак, но тщетно. Наши артиллеристы стояли насмерть. Батарея подбила и сожгла 5 танков и уничтожила около сотни пехотинцев врага, но сама потерь не имела. Соседняя 7-я батарея имела троих убитых и шестерых раненых. Враг направил свой удар сюда, так как они не успели замаскироваться. Когда расчет пушки вышел из строя, начальник штаба дивизиона стал действовать в одиночку, подбил два танка, но и сам погиб в этом поединке.

За время боев под Воронежем нашей 8-й батареей было выпущено по врагу 806 снарядов по 16 килограммов каждый, подбито и сожжено 5 танков, 2 грузовые машины с грузом, разбит штаб части, уничтожен склад боеприпасов, подавлены 3 минометных батареи, уничтожена артбатарея вместе с прислугой, уничтожен самолет на аэродроме, уничтожено и рассеяно до батальона пехоты противника. Особо отличились младший лейтенант Федор Павлович Вислевский — будущий Герой Советского Союза из села Лосево Павловского района, командиры 2-го, 3-го и 4-го орудий сержанты Василий Петров, Василий Бугай, Павел Бурба, санинструктор Андрей Наумов, шофер Логин Гришин, повар Умбат Ульяров, рядовой Шакмамедов. Все они были представлены к наградам и приняты кандидатами в члены ВКП(б).

После месячных боев нашу дивизию отвели на отдых и пополнение личным составом, техникой и вооружением. Наш 384-й артполк готовился к новым боям в бывшем пионерском лагере у села Введенка Курганского района Челябинской области. Новым командиром полка стал подполковник Лебедев, награжденный орденом Красного Знамени. Восемнадцатого сентября получили приказ о выдвижении к фронту. Думали, что под Воронеж, но когда паровоз потащил нас в сторону Камышина, поняли, что под Сталинград.

Не доезжая до станции Баскунчак километров пятнадцать, на разъезде во время нашей остановки солдаты разнюхали в соседнем эшелоне вино. Кто ведром, кто котелком успели набрать вволю. А потом в ночь напились и заснули крепким сном. Особенно хорошо это получилось у 7-й батареи. Я выпил в меру и старался на всякий случай не спать. Дорога эта контролировалась немецкой авиацией, а ночь была лунная. Около часа ночи на 72-м километре от Сталинграда налетел бомбардировщик, который сперва обстрелял трассирующими, а потом сбросил несколько бомб на эшелон. Нам удалось батарею вовремя поднять и вывести из вагонов без потерь, а военком 7-й батареи К.Х. Кудин, пока бегал по вагонам, будил бойцов, погиб сам и с ним 11 его подчиненных. Прямым попаданием разбило два вагона с лошадьми 7-й батареи.

Двадцать пятого сентября 1942 года мы заняли боевую позицию, а враг нас встретил листовками, призывающими не сопротивляться. Силами актива они были собраны и уничтожены. Песчаный грунт не позволял углубиться, мы как на ладони, а в воздухе господствовала вражеская авиация. Основной задачей нашей 8-й батареи была охрана переправы, по которой войска переправлялись через Волгу в район заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады», а также командного пункта полка.

Тридцатого сентября с утра до 14-00 часов шла ожесточенная бомбежка наших боевых порядков. В соседней батарее четверых убило и 5 ранило, в том числе и военкома Левченко. От бомб сильно горел Сталинградский тракторный завод и нефтебаза. Горящее горючее текло через траншеи и блиндажи под берегом в Волгу. Языки пламени течением понесло на нас. С каждым днем бои в городе принимали все более ожесточенный характер. Несмотря на наличие продуктов, питаться нам выпадала возможность только один-два раза в сутки. Кроме наземного огня, с раннего утра и до позднего вечера над нами большими группами висели вражеские бомбардировщики.

Обстановка требовала выдвинуть командный пункт непосредственно на берег, откуда хорошо виден противник. Поздним вечером вместе со связистом прибыли на место, быстро начали сооружать блиндажик. Как только забрезжил рассвет, я быстро отыскал скопление врага, глазомерно подготовил данные и немедленно передал на огневую позицию. Мы слышали, как над нами прошумел залп наших снарядов, а дальше мы не могли ничего ни наблюдать, ни слышать, потому что после двух залпов нашей батареи накат с насыпью над нашим блиндажиком был снесен вражескими снарядами, а нас присыпало песком. Первые минуты лежали неподвижно, дабы не обнаружить себя. Счастливая случайность спасла от гибели. Результаты нашего налета мы увидели позже. Врагу не удалось даже тронуться с места после потери двух танков и множества автоматчиков. Отличившиеся командиры орудий и наводчики были награждены.

Девятого октября с раннего утра разгорелись жаркие бои с участием авиации. Они продолжались до утра 10 октября. Активно бомбили и обстреливали переправу. Ранним утром нас всполошили крики и шум со стороны Волги. Слышалось «Ура», «Спасите, погибаем», «Прощай, Родина» и пение. От попадания немецких зажигательных снарядов на середине Волги горела баржа с ранеными красноармейцами. Многие из них, спасаясь от огня, сползали в воду, но тонули. Потом баржа накренилась и скрылась под волнами вместе с людьми. Ничем помочь людям мы не могли, и чуть не рвали на себе волосы. Несколько сотен наших боевых товарищей на наших глазах погибло в течение нескольких минут. Такое не забывается никогда.

В конце октября в некоторых местах немцам ценой больших потерь удалось прорваться к Волге. Наше подразделение лишилось в городе наблюдательных пунктов. Артогонь с закрытых позиций вести было нельзя. Немцы пустили в ход танки и самоходки при поддержке больших сил пехоты. Старший на батарее, младший лейтенант Федор Вислевский, рискуя жизнью, взобрался на дерево в районе огневой позиции и корректировал огонь своей и других батарей. Подожгли три танка, уничтожили много пехотинцев, атака немцев захлебнулась.

На следующий день враг решил окружить и взять в плен офицеров нашего дивизиона прямо на командном пункте. Мы получили приказ командира дивизиона капитана И.М. Застрожнова: «Огонь на меня»! Атаку отбили, усеяв поле боя близ КП трупами немцев.

В декабре 1942 года 62-ю армию отвели на отдых. В нашей батарее погиб один командир орудия и двое были ранены, сохранилась вся матчасть, поэтому нас двинули не комплектоваться, как других, а в сторону Ростова. Мехтягу у нас отобрали, и гаубицы тянули на исхудалых лошадях. Так как толщина льда на Волге не позволяла нам переправиться, мы несколько дней ждали у хутора Зубаревка. Тридцатого декабря на руках по настилу перетащили орудия на противоположный берег реки. Морозы крепчали, а фуража оставалось все меньше, не жирно было и с питанием. Недалеко от Котельниково мы влились в боевую семью 865-го артполка. В его составе гнали врага к Ростову. Перед железнодорожной станцией Зимовники немецкий «мессершмитт» смертельно ранил комдива полковника Егорова.

На станции немцы бросили много техники: легковых машин, бензовозов, штабеля боеприпасов. В Котельниково осталось много немецких танков: подбитых, на ремонте, исправных и даже с работающими двигателями. Также много техники и боеприпасов было по всей дороге от Сталинграда до Ростова. Продвигаясь по территории Калмыкии, мы встречали враждебное к нам настроение. Это, по-видимому, были пособники отступающего врага.

Бои за Ростов усложнялись тем, что матчасть из-за падежа конского состава пришлось тянуть почти на руках, тылы отставали, не хватало питания и боеприпасов. Но на третьи сутки наступления Ростов был нашим. После морозов в марте страшная распутица: вода, грязь по пояс, но личный состав держался стойко.

Шел 1943 год. После Ростова были Шахты и Новошахтинск, где в каналы шахт враг бросил тысячи мирных жителей, а потом затопил их водой. На территории Ворошиловградской области форсировали реки вброд, помогая лошадям перетаскивать гаубицы. В Донецкой области в районе Сталино — Красный луч и у Таганрога у врага находилась крупная группировка с глубоко эшелонированной обороной.

В начале апреля мы перешли к длительной, прочной обороне. Вначале стояли на восточной окраине станции Щетово, но после обнаружения нас «рамой» перебрались севернее, где простояли до июня. Во время стрельбы нас вновь засекли и ответным огнем пытались уничтожить. Более сотни 155-миллиметровых снарядов легли с недолетом, перелетом и боковыми отклонениями, не случилось ни одного прямого попадания, ни одного раненого. В некоторых неразорвавшихся снарядах обнаружили листовки с надписями: «Чем сможем, тем и поможем. Бейте фашистских гадов».

В середине июня 1943 года меня откомандировали в распоряжение политуправления Закавказского фронта. Жили и учились в трехэтажном здании пединститута. Изучали тактику, матчасть артиллерии, проходили огневую и политическую подготовку и даже историю оружия. Нам предстояло за год выполнить всю программу обучения в училище. Питались по второй норме. Вместе с товарищами по выходным дням после завтрака надолго уходили в колхозный сад, где, сколько могли, ели виноград.

Четырнадцатого сентября 1943 года перед строем полка его командир, гвардии полковник Н.М. Панков, в числе других, вручил мне за бои в Сталинграде орден Отечественной войны 2-й степени и медаль «За оборону Сталинграда».

Моя учеба подошла к концу. По всем предметам экзамены сдавал я на «отлично». Решающим из них была боевая стрельба из гаубицы. И это прошло на «отлично»: на пристрелку я израсходовал два снаряда и один на поражение. Мне, как отличнику, предоставили право самому выбрать фронт. Так как мне хотелось отвезти по пути на фронт жену к ее родителям в Валуйки, я выбрал 2-й Белорусский фронт. В июле 1944 года в Рославле на Смоленщине встретили нас негосте­приимно. На местном базаре фруктов и овощей не было, дороговизна страшная: стакан меда — 80 рублей, литр молока — 30 рублей, вход на танцы — 15 рублей, побриться в парикмахерской — 20-30 рублей. Пока ждали назначения, стояли на квартире несколько дней, но хозяева даже не предложили нам ничего из питания. Ели в местной столовой два раза в день. На ужин — сухари с водой. Единственное удовольствие — купание в реке Остер.

Двадцать шестого июля выехали на платформе воинского эшелона до Орши. На приеме у командира 56-го гвардейского артполка резерва главного командования подполковника Вайцеховского получил назначение командиром 2-го отдельного взвода первой батареи первого дивизиона и уже участвовал в боях. После артиллерийского налета мы первыми вступили в город Белосток Западной Белоруссии. За это наш полк именовали теперь Белостокским полком.

Девятого августа форсировали польскую реку Нарев. Доброй вестью стал выход Румынии из союза с Германией, а потом и Болгарии. Четвертого сентября из войны вышла Финляндия. Тридцатого сентября полк наградили орденом Кутузова 3-й степени.

На всю жизнь запомнился эпизод в Западной Польше. Девятнадцатого октября 1944 года противник с утра до позднего вечера крупными силами танков, артиллерии и пехоты контратаковал, намереваясь сбросить нас с наревского плацдарма. Нашему дивизиону и батарее пришлось поработать как следует, докрасна накалялись стволы орудий. Наша пехота не выдержала и отошла, мы оказались лицом к лицу с врагом, но выстояли, и высота осталась нейтральной. Враг вел огонь из своего страшного оружия — «ванюш», снаряды которых весили по 100 килограммов. Вечером было очень темно и, как назло, опустился ливневый дождь. Мне передали приказ: «С первым взводом сняться и выехать на высоту для занятия огневого пункта с целью стрельбы прямой наводкой». Дорога обстреливалась «ванюшами». Еду на передней машине и думаю: «Сейчас угодит залп по нам и «бабышки»! Действительно, грянул залп справа, потом слева, и вдруг стрельба утихла — счастливая случайность спасла нас. Приблизились к высоте, а дождь продолжал лить в полной мгле. На высоте обнаружили рядом с разбитыми противотанковыми пушками побитых людей в траншеях, внизу догорала деревня. Быстро принялись за оборудование орудийных окопов и блиндажа на весь взвод. Стояла задача успеть с этим до рассвета. Когда приходилось действовать прямой наводкой, я всегда перед расчетами ставил условие — не успеем выстрелить первыми, можно считать себя погибшими. Сумели успеть первыми и в этот раз, правда, один солдат получил пулевое ранение в руку. Выполнив задачу, через два дня мы вернулись на прежнюю позицию.

Надвинулся плотный туман, войска перешли к вынужденной обороне. Простояли до 15 января 1945 года, вели пристрелку целей, готовились к наступлению. В день начала наступления после нескольких залпов пошла наша пехота, танки, снялись и мы. Гитлеровцы из 155-миллиметровых пушек взрыли нашу позицию, только нас там уже не было. Туман рассеялся, пошел снег, началась метель, но нас остановить было нельзя ничем. На следующий день враг контр­атаковал танками, наша пехота немного струхнула, и мы оказались впереди нее. Вступили в единоборство с танками. Дивизион поджег пять танков, из которых два — наша батарея. Мы потеряли командира первого орудия старшего сержанта казаха Киремкулова. Заняли деревню, где немцы заживо сожгли двух мотоциклистов.

Двадцать первого января 1945 года вступили на территорию Германии. Поступил приказ: «Уничтожать все на пути. От коров и других животных есть только печенку»! Штурмом преодолели границу. Враг усилил сопротивление. Взяли город Велинберг, поступил приказ: «Ничего не бить, не жечь, все это пригодится»! Так мы и поступали, как было приказано.

Характерным для Восточной Пруссии было то, что все жилые и надворные постройки были приспособлены для обороны. Но наши воины в состоянии наступательного порыва ломали любую оборону и шли вперед. Благодаря жесткой боевой дисциплине, образцовому выполнению приказов командования, прочной связи и точных данных разведки личный состав батареи потерь не имел. Многие были награждены орденами и медалями, в том числе и я — орденом Отечественной войны 1-й степени. А полк наградили орденом Суворова 3-й степени.

Восемнадцатого февраля накануне штурма очередного прусского города у нас побывал командующий фронтом генерал армии И.Д. Черняховский. Он спросил нас: «Ну, как, артиллеристы, сумеем взять вон тот город»? Все в один голос заверили его, что сделаем все, что зависит от нас. На следующий день всю мощь огня обрушили на врага, пошла наша пехота, танки, авиация. Для борьбы с танками враг за городом оставил зенитчиков-смертников. Им удалось сжечь около десятка танков вместе с экипажами. Приходилось вытаскивать обгоревшие трупы, но и гитлеровцев в живых никого не оставили. При выезде из города на машине в боевых порядках частей генерал Черняховский был смертельно ранен осколком 155-миллиметрового снаряда.

В ходе наступления нашей группе войск предстояло уничтожить Восточно-Прусскую группировку гитлеровцев. Благодаря поддержке с кораблей, мы двигались вперед не только днем, но и ночью. Видя безвыходность прижатых к берегу своих частей, гитлеровцы начали подтягивать транспортные корабли для эвакуации. Наш дивизион стрельбой бризантными снарядами поджег корабль и две баржи с «фрицами».

Двадцать девятого марта в составе 3-й гвардейской армии генерала Горбатова мы пошли к Кенигсбергу, бои за который начались еще в начале февраля. Эта крупная крепость врага была его последним оплотом на Балтике. Местность перед городом была болотистой, окопы и блиндажи сооружать было невозможно, поэтому личный состав укрывался в шалашах, крытых коврами.

По приказу командования 5 апреля мы выкатили на руках свои орудия ближе к фортам Кенигсберга для стрельбы прямой наводкой. Начался двухдневный штурм, в ходе которого завершили окружение немецких войск, оборонявших крепость. Девятого апреля гарнизон крепости во главе с генералом Ляшем капитулировал. Наиболее отличившихся воинов личного состава дивизиона наградили орденами и медалями. Меня за эту операцию наградили орденом Красного знамени. До второго мая мы вели бои по ликвидации остатков гитлеровских войск на полуострове, а второго мая нам сообщили о том, что Берлин пал. Германия капитулировала.